— Вам лучше знать, инспектор, — произнес Васкес не без затаенного намека. — Возможно, ваш личный опыт делает вас столь красноречивым в данном вопросе, но, извините, я не смогу помочь вам такого рода информацией. Наверняка остались записи…
— Сколько лет вы были знакомы? — спросил Кальдерон.
— С восемьдесят третьего года.
— Познакомились здесь… в Севилье?
— Он хотел купить участок земли. Это был его первый проект.
— А чем он занимался до того? — спросил Фалькон. — На доходы мясника много земли не купишь.
— Я не спрашивал. Он — мой первый клиент. Мне было двадцать восемь. Я боялся совершить ложный шаг, задать неуместный вопрос, которые могли бы лишить меня работы.
— Вам, получается, было все равно, кто он и откуда взялся? — спросил Фалькон. — А если б он вас обманул?.. Как вы познакомились?
— Он пришел в мою контору без рекомендаций, прямо с улицы. Вам, инспектор, вероятно, не известна эта особенность бизнеса, но без риска в нашем деле не обойтись. Если боишься рисковать — не заводи частную практику, работай себе на государство.
— Он говорил с акцентом? — спросил Фалькон, игнорируя намек.
— Он говорил как андалузец, но не так, как если бы там родился. Он жил за границей. Я знаю, например, что он говорил на американском английском.
— Вы не спрашивали о его прошлом? — уточнил Фалькон. — Я имею в виду за ужином или за пивом, а не в комнате для допросов.
— Послушайте, инспектор, меня интересовали только деловые проекты этого парня. Я не собирался на нем жениться.
Судебный медик просунул голову в дверь и объявил, что идет наверх осматривать тело сеньоры Веги. Кальдерон пошел с ним.
— Сеньор Вега был женат, когда вы познакомились? — спросил Фалькон.
— Нет, — ответил Васкес. — Бракоразводного процесса не было, хотя он, кажется, представил свидетельство о смерти предыдущей жены. Вам нужно спросить родителей Лусии.
— Когда они поженились?
— Восемь… десять лет назад, примерно так.
— Вас приглашали?
— Я был его testigo. [3]
— Доверенное лицо во всех отношениях, — пробормотал Фалькон.
— Так на какие мысли навело вас хобби моего клиента? — спросил Васкес, желая снова направлять разговор.
— Его родители «лишились жизни». Его отец был мясником, — ответил Фалькон. — Может быть, так Вега пытался сохранить память о нем.
— Не думаю, что он настолько любил отца.
— Так он все-таки позволял себе пускаться с вами в некоторые личные откровения?
— За последние… примерно двадцать лет я подсобрал кое-какие обрывки информации. В частности, узнал, что отец был строг со своим единственным сыном. В качестве наказания заставлял его работать в холодном магазине в одной рубашке. Рафаэль страдал от плечевого артрита и приписывал его тем давним процедурам закаливания.
— Есть еще один вариант объяснения: необычное хобби давало ему ощущение контроля. Не только потому, что он был мастером этого дела, но и потому, что ему удавалось превращать огромные, непригодные к использованию глыбы в небольшие части, детали, удобные в употреблении, — сказал Фалькон. — Это работа строителя. Он берет громоздкие, сложные архитектурные проекты и раскладывает их на группы работ с применением стали, бетона, кирпичей и цемента.
— Полагаю, те несколько человек, что знали про хобби, считали его более… зловещим.
— Идея городского бизнесмена, прорубающегося к хребту мертвого зверя? — произнес Фалькон. — Полагаю, это несколько зверское отношение к работе.
— Многие люди, имевшие дела с сеньором Вегой, думали, что знают его, — сказал Васкес. — Он понимал, как заставить людей работать, и научился очаровывать. У него было чутье на силу человека и его слабости. Он заставлял мужчин чувствовать себя интересными и влиятельными, а женщин — красивыми и загадочными. Просто невероятно, насколько хорошо это срабатывало! Некоторое время назад я понял, что не знал его… совершенно. То есть он доверял мне, но только дела, а не собственные мысли.
— Вы были свидетелем на его свадьбе, это чуть больше, чем деловые отношения.
— Видите ли, в его отношениях с Лусией имелся деловой аспект… а точнее, в отношениях с родителями Лусии.
— У них была земля? — спросил Фалькон.
— Он сделал их очень состоятельными людьми, — кивнув, ответил Васкес.
— И не слишком интересующимися его загадочным прошлым?
— Поверьте, роль шафера на свадьбе не предполагает настолько уж близких отношений… Уверен, вам надо побеседовать с родителями Лусии, — убедительно проговорил Васкес.
— А как он относился к сыну, Марио?
— Сына он любил. Ребенок был очень важен для него.
— Кажется странным, что Вега так поздно завел семью. Ведь ему было уже за пятьдесят, не так ли?
Молчание. Было почти воочию видно, как Васкес тасует свои адвокатские мысли.
— Здесь я вам не помощник, инспектор, — сказал он.
— О чем же вы так серьезно задумались?
— Вспомнил о смерти его первой жены. Перебирал в памяти кое-какие разговоры.
— Вы познакомились, когда ему было почти сорок. У него хватало денег на покупку земли.
— Занимать тоже пришлось.
— Все равно, человек его возраста с такими деньгами, как правило, имеет семью.
— Видите ли, он никогда не говорил о своей жизни, о той ее части, что прошла до нашего с ним знакомства.
— Не считая рассказа о его отце-мяснике.
— Этот факт всплыл лишь потому, что нужно было получить разрешение на строительство комнаты-кладовой, когда он реконструировал дом. Я видел чертежи. Мне нужны были объяснения.
— Когда это было?
— Двенадцать лет назад, — сказал Васкес. — Но он не поведал всей истории своей семьи. Так, эпизоды. Никакого серьезного обсуждения.
Фелипе, старший из двух криминалистов, просунул голову в дверь.
— Инспектор, вы не могли бы сейчас к нам подойти?
Фалькон кивнул. Васкес передал ему визитку, ключи от дома и сказал, что пробудет в Севилье еще как минимум неделю — до отпуска в августе. Направляясь к выходу, он попросил Фалькона открыть дверь в другом конце мясницкой комнаты. Она вела в гараж, где стоял совершенно новый серебристый «ягуар».
— Его доставили только на прошлой неделе, инспектор, — сказал Васкес. — До свидания.
Фалькон присоединился к экспертам, возившимся в кухне. Фелипе наблюдал, как Хорхе исследует ножки кухонной мебели.
— Что у нас есть? — спросил Фалькон.
— Пока ничего, — ответил Фелипе. — Пол недавно вытерли.
— А рабочие поверхности?
— Нет, они все в отпечатках. Только пол, — сказал Фелипе. — Надо думать, с литром жидкости для труб в животе он довольно долго бился в конвульсиях. У вас, инспектор, не было камней в желчном пузыре?
— Бог миловал, — отозвался он, уловив отблеск ужаса в глазах Фелипе. — Разве не говорят, что это лучше всего позволяет мужчинам понять, как больно рожать?
— Я сказал об этом жене, но она напомнила, что оба ребенка весили почти по четыре кило, а желчный камень — примерно девять граммов.
— Среди мучеников редко встретишь сострадание, — сказал Фалькон.
— Во время приступов я как безумный метался по полу в ванной. Там повсюду можно было найти отпечатки.
— Следы пальцев на бутылке есть?
— Один комплект, очень четкий и явный… что тоже странно. Никогда бы не подумал, что сеньор Вега сам покупает себе жидкость для очистки труб. Тут должны быть чьи-нибудь еще отпечатки.
— Туда, видимо, подмешали кое-что покрепче, какой-то яд, или он, помимо этого пойла, принял таблетки. Обычный очиститель подействовал бы не сразу, так ведь?
— Странный способ, если хотите знать мое мнение, — подал голос Хорхе, оторвавшись от изучения кухонной мебели.
— Думаю, слово «странный» относится ко всему, что мы здесь увидели, — сказал Фалькон.
— Да, место преступления выглядит как-то… неправильно, — подтвердил Фелипе.
— Я еще подумал, что оно чудное, — добавил Хорхе.
— То есть ничего определенного? — уточнил Фалькон.
— С этими местами преступления всегда так, — сказал Фелипе. — Важно то, что не обнаружено. Я только взглянул на пол, сразу понял: «Нет, это мне ничего не даст».
— Ты слышал про записку?
— Бред, — сказал Хорхе. — «…растворены в воздухе, которым вы дышите…» О чем это?
— Звучит абстрактно, — сказал Фалькон.
— А эти дела с одиннадцатым сентября? — спросил Хорхе. — Мы далеко от Нью-Йорка.
— Он, наверное, финансировал Аль-Каиду, — ухмыльнулся Фелипе.
— Не шути с этим, — предупредил Хорхе. — В наше время все возможно.
— Я знаю только, что тут все неправильно, — сказал Фелипе. — Не настолько, чтобы не верить в самоубийство, но достаточно, чтобы возникли подозрения.
— А бутылка тоже лежала неправильно? — спросил Фалькон.
— На его месте я бы выпил и швырнул ее об стену, — сказал Хорхе. — Здесь везде должны быть капли.
— А их нет, разве что там, где лежит бутылка, в метре от тела.
