— Въ чемъ-же тогда ходили?
— Да вотъ какъ, примѣромъ сказать! Старики, сердовый народъ, сойдутся, ни на одномъ не увидишь, бывало, сюртука, что теперь пошли: всѣ въ кафтанчикахъ, кушачкомъ такъ подпоясаны, а сверху свитка надѣта; сапоги простые, большіе; а зимою въ полушубкахъ; пуговки серебряныя, а сверху шуба лисья, на ноги кеньги… не продрогнешь!.. На головѣ треушокъ…
— Лѣтомъ носили треушки?
— Лѣтомъ старики тогда поярковыя шляпы носили; шляпа-то сама была небольшая, а крылья были обширныя; отъ солнца, отъ дождя и хорошо!
— Молодые не такъ ходили?
— Молодые не такъ! Выйдетъ, бываю, молодчикъ, — на немъ кафтанчикъ лучшаго сукна; кафтанчикъ съ валиками, сорокъ-восемь валовъ назади, не то что нынче складки… подпояшется кушачкомъ шелковымъ, кушачокъ-то сложитъ складку — то въ четверть, а то и больше; сапожки надѣнетъ козловые, каблуки бѣлою бумагою строченые, носы острые, длинные… на головку накинетъ колпачокъ [7]; а колпаки были высокіе — вершка въ четыре, отороченные бархаткой; а какой щеголекъ повяжетъ на колпачокъ ленту разноцвѣтную, а то еще и двѣ, да и пойдетъ мимо красныхъ дѣвушекъ!..
— Къ дѣвушкамъ можно было подойти поговорить съ ними?
— Ни, ни! Какъ можно!
— Какъ же онъ пройдетъ мимо красныхъ дѣвушекъ? гдѣ же можно было пройдти мимо дѣвушекъ?
— Какъ гдѣ? на улицѣ!
— Зачѣмъ же дѣвушки выходили на улицу?
— Невѣститься, другъ, невѣститься!
— Какъ это невѣститься?
— Какъ невѣститься-то? Да это дѣлалось просто; а кто и теперь живетъ по старому, такъ и теперь еще невѣстятся: въ праздникъ послѣ обѣда вынесутъ за ворота стулъ, поставятъ отъ калитки аршина на два; выйдетъ дѣвушка, разряженная что ни на есть въ лучшее платье, сядетъ на то стуло, да и станетъ пощелкивать кедровые орѣшки, а то и просто подсолнушки… А молодцы по улицѣ похаживаютъ, да невѣстъ себѣ выглядываютъ… Только въ старыя времена куда не въ примѣръ лучше было!..
— Отчего же?
— Оттого лучше, что все было по старому, какъ я тебѣ, другъ, говорилъ; а теперь что?!
— Какъ же по старому?
— По старому дѣвушка надѣнетъ, бывало, рубашку тамбурную, какъ только можно лучше; надѣнетъ юбку золотой парчи, да юбка-то обложена позументомъ хорошимъ или газомъ; на головкѣ у ней платочекъ, весь шитый золотомъ; жемчугъ [8] во всю шею, въ ушахъ серьги большія — по полуфунту (?) бывали… Да какъ набѣлится, нарумянится — просто молодцамъ сухота!.. А теперь — что ужь и говорить!..
— Чѣмъ же теперь-то хуже?
— Какъ, другъ, чѣмъ? Теперь какъ одѣваются дѣвки? Глянуть срамно! А около тѣхъ дѣвокъ парни-то всѣ оборвыши, такъ и лебезятъ, такъ и лебезятъ!.. А въ старые годы — ни, ни!.. Пройдетъ парень мимо дѣвушекъ, отвѣситъ поклонъ, да и полно, а заговорить и не помысли!…
— И зимой въ однѣхъ рубашкахъ дѣвушки за воротами сидѣли, невѣстились?
— Нѣтъ, какъ можно! Только зимой больше на рѣку ходили, бѣлье стирали, бѣлье мыть.
— Какъ? и богатыя?
— Да, и богатыя; только вѣдь это одинъ примѣръ былъ: пойдутъ, бывало, какъ и въ самомъ дѣлѣ хозяйки хорошія, работницы; пойдутъ бѣлье мыть, а какое ужь такъ мытье? просто, одно слово, только слава, что работа, а другая путемъ и рубашки не намочитъ!.. Дѣвки пойдутъ на рѣчку, а парни за ними!..
— Ну, а на хороводахъ, скажи пожалуйста, дѣвушки съ парнями сходились вѣдь и тогда?
— На какихъ хороводахъ? Это, можетъ быть, ты хочешь сказать про корогоды?
— Да, про корогоды.
— Корогоды — это, по нашему, танки водить.
— Такъ какъ же сперва у васъ танки водили: однѣ дѣвушки или вмѣстѣ съ молодцами?
— Это только теперь стали водить танки и парни и дѣвки вмѣстѣ, а прежде однѣ только дѣвушки; а парни только вокругъ похаживали… Прежде и благочестія-то было больше!..
— Отчего-же?
— А Богъ-знаетъ! Антихристъ, что ли, скоро народится, народился ли ужь онъ, окаянный, — кто про то знаетъ?
— Сперва то, другъ, и въ Бога больше вѣрили, и въ церковь чаще хаживали! На крещенье, на преполовенье, на Спаса, послѣ водоосвященія на іордани, всѣ, кто во всемъ платьѣ, а кто и раздѣнется до-нага, да и въ рѣку!.. На святой недѣлѣ всѣ сходятъ на колокольню, на колокольнѣ-то труба не толченая! Всякому хочется хоть три разочка въ колоколъ ударить, оттого цѣлый годъ здравъ будешь! А чтобъ на Святой хоть одну церковную службу пропустить — бѣда! Застанутъ на постелѣ — всего водой зальютъ: ушатовъ двадцать, тридцать на тебя выльютъ… не опаздывай!..
— Вѣдь такъ можно и простудиться.
— Отъ этого, другъ, простудиться нельзя: для того, что все это дѣлаюсь не во зло, а во тѣлесное и душевное здравіе!
— Старухи хаживали на улицу?
— Зачѣмъ старухамъ на улицу!
— Такъ-таки изъ дому никуда и не выходили?
— Какъ изъ дому не выходить, выходили; старухи наши ходили въ косыхъ кокошникахъ: накроетъ кокошничекъ кисейнымъ покрываломъ, надѣнетъ шубку шелковую или китайчатую, смотря по достаткамъ, возьметъ въ руки палочку, да и пойдетъ, куда ей тамъ надобно: въ церковь ли Божію, въ гости ли къ кому!..
Орелъ, 18 апрѣля.
Былъ я верстъ за шестнадцать отъ Орла, въ селѣ Лавровѣ, которое раскинулось очень привольно и на живописномъ мѣстѣ, немного правѣй старой большой кромской дороги; во всякомъ, или почти во всякомъ дворѣ есть садъ, что еще большое придаетъ красоты этому селу. Замѣчательны здѣсь постройки: село Лаврово по плану еще не совсѣмъ передѣлано, а потому улицы идутъ довольно свободно; большая часть избъ стоятъ во дворѣ, а на улицу выходятъ только одни заборы, глухія стѣны нежилыхъ строеній, да ворота.
— Скажи, пожалуйста, спросилъ я старика, хозяина избы, въ которой я остановился:- скажи, пожалуйста, для чего вы строите избы на дворѣ; на улицу окнами, мнѣ кажется, веселѣй бы было?
— Такъ-то оно такъ, отвѣчалъ старикъ:- да и въ садъ окнами не очень, кажись, скучно; а подумаешь, можетъ, скажешь, что такъ-то и лучше; кто къ чему привыкъ, такъ тому и лучше; наши дѣды такъ-то дѣлали, да и намъ позволили!
— Въ садъ окнами мнѣ и самому кажется лучше; да вѣдь хорошо, когда садъ есть; а коли нѣтъ, тогда какъ?
— У насъ и сады-то пошли оттого, что во дворъ окнами избы ставили, а не на улицу.
— Это почему?
— Скучно смотрѣть въ голую стѣну, ну, и станешь разводить садочекъ, посадишь яблонку, заведешь огородецъ; пустоты-то не станетъ, оно и повеселѣй самому сдѣлается…
— Старики для чего же съ самаго начала ставили такъ избы: когда заводились дома, садовъ еще вѣдь не было?
— Тогда нельзя было.
— Отчего же?
— Оттого, что Литва находила зачастую. Ворота какъ запрешь, ну, Богъ дастъ, и отсидишься: стрѣлять-то не куда; а окна на улицу — кто ей, Литвѣ-то, кто не велитъ по окнамъ стрѣлять.
— А Стрѣлецкая слобода, Пушкарная, по большой дорогѣ деревня всѣ, - тѣ построены на улицу. Не нападала на нихъ, что-ль, Литва?
— На нихъ не нападала.
— Да вѣдь это отъ васъ близко?
— Намъ-то отъ нихъ близко, да имъ-то до васъ будетъ далеко, проговорилъ старикъ съ усмѣшкой.
— Какъ же это такъ? Я что-то этого не пойму!
— Этого скоро и не поймешь! А вотъ скажу, сразу поймешь. Изволишь видѣть: мы здѣсь исконные, а они здѣсь вновѣ живутъ, такъ они Литвы-то и не видали.
— А какъ давно они сюда перешли?
— Былъ царь Петръ, первый императоръ, такъ онъ ихъ съ-Москвы сюда перевелъ. Это помнилъ мой покойный дѣдушка; вотъ, говорятъ, они-то загрустовались! И, Боже мой! Очутились они, сердечные, что птица на вѣтрѣ!.. Наши дѣды и прадѣды — всѣ садушки [9] были: у каждаго, стало быть, садочекъ былъ; а они что? Были пушкарями — пушкарь; а стрѣлецъ — стрѣляй! а отъ пушкаря, аль стрѣльца какой садушокъ выйдетъ?.. Сказано, говоритъ, въ писаніи: отъ лоси — лосенокъ, отъ свиньи поросенокъ! Помстили [10] они, помстили. Садовъ, говорятъ, какъ не развести; ни голый дворъ, да въ заборъ глядѣть — прискучаетъ; давай избы на улицу ставить, все такъ-то будетъ веселѣе… Ну, такъ и построились! А которые построились на большой дорогѣ, - тѣ для выгоды своей: проѣдетъ какой проѣзжающій, видитъ изба стоитъ, кормить лошадей надо, — ну, и заѣдетъ.
— А вы давно здѣсь живете?
— Мы-то давно.
— А какъ?
— Да давно, отвѣчалъ старикъ, какъ-то нехотя.
— Ты вѣрно, вѣдь, слыхалъ отъ своихъ стариковъ что нибудь о первыхъ старикахъ, которые сюда переѣхали, здѣсь дворы поставили, избы дорубили, сады поразвели? Ты вѣдь и самъ человѣкъ, кажись, не молодой.
— Куда молодой!
— То-то же! Вѣрно что нибудь слыхалъ? настаивалъ я.
— Слыхать то слыхалъ, да разсказывать-то что?
— Что слыхалъ, то и мнѣ разскажи.
— Много съ нами грѣха было! Чего, чего съ нами не дѣлали! А все, по милости Божіей, живемъ! Да и то сказать: какъ безъ горя вѣкъ прожить? Нѣтъ того древа, чтобъ птица не сидѣла; нѣтъ того человѣка, чтобъ съ горемъ не спознался!
— Какое же у васъ горе было?
