— Буду в баре, — предупредил Илья и вышел из комнаты отдыха, оставив нас с Принцем наедине.
— Слушай, — немедленно ухватил я Гамлета за рукав пиджака. — Он кто вообще? Какой у него чин в контрразведке?
— Контрразведке? — хмыкнул Принц. — Бери выше! Это первый заместитель нового Воеводы.
— Вот блин! Кто ж тогда у него в партнёрах ходит?
— Скоро познакомишься, — начал темнить Гамлет и подтолкнул меня к выходу. — Пошли, сейчас одежду принесут.
— Старую?
— Новую. Старую ты так кровью ухомаздал, что проще сжечь оказалось.
Как ни странно, ждать, когда принесут одежду, и в самом деле ждать не пришлось. За время моего отсутствия на кровати разложили утеплённые какой-то синтетической набивкой штаны и достающую до середины бедра чёрную дублёнку. В пакете на тумбочке обнаружилась меховая шапка, зимняя балаклава, мохеровый шарф, меховушки и лёгкие перчатки. А у порога стояли высокие ботинки с засунутой внутрь парой шерстяных носков.
Без особых изысков, но замерзнуть — не замёрзну.
Я наскоро оделся, взялся за ботинки и к своему огорчению обнаружил, что они не утеплены мехом.
— Вы это, — нахмурился я, — предлагаете мне ноги отморозить?
— Да перестань ты, — отмахнулся Гамлет. — Там композитная ткань, гортекс называется. Ни воду, ни холод не пропускает. С шерстяными носками лучше не придумаешь.
— Уверен?
— Новые технологии, блин!
— Ладно. — Я застегнул дублёнку и поднял кинутый на кровать револьвер. — Вот вы ствол мне подарили, а кобуру не судьба была к нему достать?
— Ты его на всеобщем обозрении носить собрался? — спросил Датчанин и покрутил пальцем у виска. — Совсем, что ли?
— А вы меня разве не отмажете, если что?
— И как мы это сделаем, если какой-нибудь дружинник тебе в превентивных целях мозги вышибет?
— Ладно, в Форте понятно. А дальше-то как его таскать?
— Хорошо, попрошу Селина что-нибудь подобрать.
— Попроси, — кивнул я и замахал руками, когда парень неожиданно натянул мне на голову балаклаву: — Эй! Ты чего?!
— Не снимай, — предупредил Гамлет. — Не дай бог из Семёры на кого-нибудь нарвёшься.
— Ну ты, блин! — фыркнул я и с трудом засунул револьвер в карман дублёнки. — Всё, убери руки! Понял я, понял!
— Тогда пошли.
Я хотел было прихватить с собой и коробку патронов, потом решил, что стрелять сегодня вряд ли доведётся, и вышел в коридор. Датчанин захлопнул дверь и подтолкнул меня к лестнице.
— Идём, а то Линев все мозги вынесет.
— Такой занятой человек?
— Не то слово.
Но Илья Линев никуда не торопился и спокойно сидел за столиком устроенного на первом этаже доходного дома кафе «для своих» и смотрел работавший с выключенным звуком телевизор. Увидев нас, он отставил чашку недопитого кофе, снял с вешалки длинное кашемировое пальто и направился на выход. Полутёмными коридорами мы прошли за ним в перестроенное под гараж помещение в дальнем крыле морга и остановились у видавшей виды четырёхдверной «нивы».
— Залезай, — распахнув дверцу, запихнул меня Гамлет на заднее сиденье. Сам он садиться не стал и, наклонившись, предупредил Илью. — Я Дениса сразу туда пришлю.
— Договорились, — кивнул Линев и завёл двигатель.
— Туда — это куда? — немедленно поинтересовался я.
— Увидишь, — как-то очень уж неопределённо усмехнулся контрразведчик.
— Вот вы обнадёжили, Илья Степанович, так обнадёжили…
Ничего не ответив, Линев вывернул руль, и мы подъехали к воротам, которые после короткого автомобильного сигнала вздрогнули и начали медленно уходить вверх. «Нива» будто покидающая подводную лодку торпеда вынырнула на улицу, набирая скорость, проехала через выставленную Гадесом защитную пелену, и почти сразу меня окутала заполонившая воздух магическая энергия.
Энергия чистая, дрожащая и беспрестанно куда-то текущая. Не выхолощенная старым магом, а несущая просто невероятное количество информации.
Утро. Холодно. Скоро пойдёт снег. Дороги с ночи до сих пор не чищены. Линев сейчас повернет на Красный проспект, а оттуда нам на Тополиную аллею…
Дальше меня затрясло, и я постарался хоть как-то отгородиться от пронзавшей меня магической энергии. После месяца заточения в подвале с его упорядоченной стабильностью, будто в полосе прибоя во время шторма оказался. Как бы не утонуть…
— Ух-ты, — только и прошипел я сквозь стиснутые зубы и, стянув шапку, а потом и маску, принялся массировать виски. В голове упруго пульсировала невесть с чего разгоревшаяся боль, и меня замутило.
— Всё в порядке? — уточнил глянувший в зеркало заднего вида Илья.
— Сейчас будет, — буркнул я и откинулся на сиденье.
Сознание будто раздвоилось: с одной стороны я сидел в «Ниве» с затянутыми белоснежными узорами изморози стёклами, с другой — летел над машиной, впитывая текшую со всех сторон информацию.
Красный проспект, справа офисные пятиэтажки, слева глухой забор с колючей проволокой поверху. Тяжело-нагруженные чем-то сани на встречке, собирающийся свернуть во дворы уазик с синей полосой на бору впереди. Люди. Много людей. Идут, стоят, торгуют на блошином рынке, спешат по делам. И никому до нас никакого дела.
Это хорошо.
Постепенно я сумел подавить едва не отправившее меня в обморок предвиденье и, глубоко вздохнув, повертел головой в попытке размять занемевшую шею.
— Притормози, — попросил я контрразведчика перед очередным перекрёстком. — От колонки вода натекла, лёд снежком присыпало. Сейчас занесёт.
— Как скажешь, — усмехнулся Линев и сбросил газ. Вскоре нас слегка повело в сторону, но Илья легко справился с управлением и вновь погнал дальше. — Оклемался?
— Да вроде.
— Не сообразил ещё, куда едем?
— Нет. — Как ни старался, но будущее заволокла непроницаемая пелена. Точно знаю — сейчас повернём на Тополиную аллею. А вот дальше… дальше ничего разобрать не могу. — Может, уже расскажешь?
— Сюрприз будет, — отшутился контрразведчик. — И маску не забудь. Тебе на людях лучше не светиться.
— Хорошо, — не стал я качать права и натянул балаклаву, а сверху неё шапку-ушанку. — Здесь осторожней, «бычок» едет.
Линев только усмехнулся и выжал газ. «Нива» проскочила перед самым носом выворачивавшего на проспект фургона, нас немного протащило на плохо почищенном от снега перекрёстке, но Илья удержал ситуацию под контролем и, выкрутив руль, направил машину на Тополиную аллею.
— У тебя голова не мёрзнет? — решил я попробовать хоть как-то его расшевелить. А то будто не человек, а манекен какой-то. Даже отголоска эмоций уловить не получается.
— В машине нормально, — пригладил тот ладонью волосы и предупредил. — Почти приехали.
— Да ну?
Мысли путались, и я с удивлением осознал, что больше не в состоянии с помощью предвиденья определять, где именно мы находимся. Ясно только, что «нива» свернула, так и не доехав до проспекта Терешковой.
Куда это нас занесло?!
— Вылезай, — неожиданно распорядился Линев, остановив автомобиль на следующем перекрёстке.
— Чего ещё? — насторожился я, разглядывая улицу в наспех откарябанную от изморози щёлочку на боковом стекле.
— Вылезай, тебя ждут.
— Ну ладно тогда…
Я со вздохом распахнул дверцу и, выбравшись на обочину, сразу по колено увяз в глубоком снеге. Огляделся по сторонам в ожидании комитета по встрече, но так и не увидел никого подходящего на эту роль. Попытался воспользоваться даром и тут же раздражённо поморщился: голова закружилась, а лёгкий скрип качавшегося над воротами выстроенного у перекрёстка особняка фонаря жутко раздражал и никак не давал сосредоточиться.
Будто нарочно, блин…
— К воротам подходи, — крикнул мне Линев и захлопнул дверцу. А потом и вовсе преспокойно уехал.
Я только выругался себе под нос и, перебравшись с обочины на расчищенный от снега тротуар, вновь попытался пробежаться ясновиденьем по ближайшим дворам. И опять ничего этим не добился.
Ну — если не считать результатом очередной приступ головокружения.
На какой-то неуловимый миг показалось, будто я стою на раскалённой южным солнцем арене, и откуда-то издалека горячий ветер доносит крики беснующейся толпы, но наваждение тут же сгинуло, словно его и не было вовсе. И лишь по спине у меня заструилась струйка тёплого пота.
Мысли путались, трёхэтажный особняк то проявлялся перед внутренним зрением, то пропадал, а укутавшее его обитателей ослепительное сияние так и не дало понять, кто именно ожидает меня внутри. Нечто непонятное игралось с магическими полями, заставляя энергию колебаться и дрожать, повинуясь воле неведомого дирижёра. И это была не монолитная неподвижность, столь обожаемая Гадесом, это была коррида. И как ни печально признавать — со мной в роли быка.
