Окружив супругов, мужчины изощрялись в остроумии и стёбе.
— Эй, красавица, — крикнул, один из них, — глядя на тебя и на твоего муженька, не скажешь, что на заре вам потребуется горячительный напиток для подкрепления сил.
— Отец, что за напиток, о котором всегда толкуют на свадьбах? — спросила Лика, когда они выходили из дома.
— Ну, есть такой обычай, так же как, например, обычай делать подарки или танцевать, — уклончиво ответил барон.
Но это объяснение не удовлетворило девочку, и она дала себе слово дождаться, когда молодым понесут горячительный напиток.
На площади под большим каштаном, где обычно танцевали, пока ещё было тихо. Мужчины сидели вокруг столов, установленных под отрытым небом и курили кальян.
Лика вдруг услышала рыдания старшей сестры: Орта просила, чтобы ей разрешили уйти домой, — она стыдилась своего скромного, заштопанного платья.
— Вот ещё глупости! — воскликнула Лика. — вечно ты что-то придумываешь, дурёха. Разве я жалуюсь на своё платье, хот оно вон какое узкое и короткое. Вот только туфли очень жмут. Но я-то повеселюсь на славу!
Но Орта не успокаивалась, уверяла, ей жарко, что она плохо себя чувствует и хочет вернуться домой. Лика присела на минутку рядом с отцом. За ужином она плотно поела, и теперь её клонило ко сну.
Вокруг них собралась вся местная аристократия, среди них и школьный учитель, который при надобности был и хирургом и барбершопером и диджеем. Тем временем на площади у большого каштана началась какая-то суматоха. Раздался пронзительный рёв, переходящий в свист — это настраивали колонки и звуковые усилители. Моргнула светомузыка, и паровая машина затянула площадь густым туманом.
— Сейчас начнётся движение! — закричала Лика и завертелась вприпрыжку, прихлопывая руками, словно уже слышала музыку., которая вот-вот должна была зазвучать. Её золотистые локоны рассыпались по плечам. И барон неожиданно — может, из-за её ставшего слишком коротким и узким платьица — увидел, как она развилась за последние месяцы. Прежде совсем девочка, она выглядела сейчас старше своих лет — у неё стали шире плечи, а под поношенным лифом платьица угадывались груди. Молодая кровь ярким румянцем пробивалась сквозь золотистый загар её щёк, а, когда она смеялась, её влажные губы открывали чудесные ровные зубки.
Сидевших рядом с бароном мужчин тоже поразила эта перемена, произошедшая в девочке, — от неё веяло страстью и какой-то необыкновенной свежестью. Естественная красота, ещё необезображенная тоннами яркой косметики.
— Ваша барышня становится красавицей, — подмигнув мужчинам, с угодливой улыбкой заметил барону папаша Солье.
К гордости барона примешалось чувство беспокойства.
«Девочка уже большая, не следует ей торчать среди мужчин, — внезапно подумал он. — Пожалуй, не Орту, а её нужно поскорее отдать в пансионат — лицей для благородных девиц.
Лика, не подозревая ни об устремлённых на неё взглядов, ни о тревожных мыслях отца, раскрасневшаяся, возбуждённая, смешалась с толпой юношей и девушек, которые группками или парочками сбегались со всех сторон.
Она чуть не наскочила на подростка, которого даже не сразу узнала, так нарядно он был одет.
— Ба! Валентин! До чего же ты красив, дорогой мой! — воскликнула она.
Сын механика — дизелиста был в костюме, сшитом наверняка в городе. Кафтан и безрукавка были украшены несколькими рядами блестящих шестерёнок, что указывало на его принадлежность к гильдии механиков, мягкая шляпа — защитными очками для езды на мобиле и металлическими пряжками и бантами. Этот нелепый наряд сидел на нём мешковато, словно с чужого плеча, но красивое лицо четырнадцатилетнего мальчика сияло от удовольствия. Лика не видела Валентина несколько месяцев, так как он уезжал с отцом в город, и теперь она с удивлением обнаружила, что едва доходит ему до плеча, и от этого даже немножко оробела. Чтобы скрыть смущение, она схватила Валентина за руку.
— Пошли танцевать, Юдашкин!
— Нет! Нет! — отказался он. — Я боюсь испортить свой красивый костюм. Лучше я пойду выпью с мужиками, — самодовольно добавил он и направился к столу, где сидела вся местная аристократия, к которой присоединился и его отец.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Потанцуем! — крикнул один из мальчиков, схватив Лику за талию.
Это был Николка. Его тёмно-карие, как зрелые каштаны, глаза искрились весельем. Они стали друг к другу лицом и под мощные басы ударных установок и бас-гитар принялись притопывать. Казалось, что сам небесный лунный купол дрожал и переливался в такт. Сложные фигуры, которые все танцующие выполняли очень слаженно, придавали этому странному балету изящество.
Наступил вечер. Его освежающая прохлада приятно овевала разгорячённые лица танцующих. Вся отдавшись танцу, забыв обо всём на свете, Лика чувствовала себя счастливой. Её кавалеры сменялись один за другим, и в их блестящих, смеющихся глазах она читала что-то такое, что взывало в ней смутное волнение.
Однако барон знал, что скоро придёт время для менее невинных песенок, которые обычно поют на свадьбах, школьный учитель, изрядно поднабравшись, уже не раз пытался выхватить микрофон и выдать что-нибудь из репертуара своей любимой группы «Красная плесень». К тому же его беспокоило поведение дочери — девочка пила вино рюмку за рюмкой, — и он решил, что пора уходить.
Он сказал Лике, чтобы она шла за ним; сейчас они откланяются и вдвоём вернутся в замок. Раймон, не говоря уже о малышке с няней, давно дома. На свадьбе остался только старший сын Жослен: в этот момент он обнимал за талию очень красивую девушку. Барон не стал читать ему моралей. Он был доволен, что тщедушный и бледный подросток, держа в своих объятиях само воплощение Природы, обретает хороший цвет лица и вполне здоровые желания. К нему не прилипли новомодные столичные гейские пристрастия, и за продолжение рода можно было не волноваться. Сам барон был куда моложе, когда впервые затащил в дебри красотку. Кто знает, может, эта девушка удержит Жослена в родном краю, а в космосе обойдутся без одного пехотинца.
Уверенный, что Лика следует за ним, барон шёл не оглядываясь и раскланивался направо и налево.
Но у дочери были совсем другие планы на сегодняшнюю вечеринку. Она всё обдумывала, как бы ей остаться здесь до зари чтобы присутствовать при церемонии «горячительного напитка», и теперь, воспользовавшись толчеей, выскользнула из толпы. Она оказалась среди складских помещений папаши Солье. Готовые каменные блоки были уложены в штабеля под открытым небом. Обработанный лунный грунт был укрыт пластиком, сено бережно сушилось в ангаре, чтобы не сгнить, а превратиться после ферментации в сверхпрочные волокна. Выпитое вино и усталость после танцев давали себя знать, Лика зевнула и оказалась на сеновале.
«Я посплю, — подумала она, — а потом пораньше проснусь и как раз попаду на церемонию «горячительного напитка». Веки её сомкнулись, и она погрузилась в глубокий сон.
Лика проснулась с восхитительным чувством какого-то блаженства. В ангаре было по-прежнему темно и жарко. Монотонно гудел воздушный компрессор, перемигивались тусклые лампочки резервного освещения и противопожарной сигнализации. Ночь не кончилась, издалека доносился шум праздника.
Лика не могла понять, что с ней происходит. Она была охвачена какой-то истомой, ей хотелось потянуться и застонать. Вдруг она почувствовала, как чья-то рука тихо скользнула по её груди, потом спустилась вдоль тела и коснулась ног. Кто-то горячо и прерывисто дышал ей в лицо. Она протянула руку и ощутила под пальцами жёсткую материю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Это ты, Валентин? — прошептала Лика.
Он не ответил ей и придвинулся ближе.
Винные пары и одурманивающая темнота несколько оглушили Лику. Она не испугалась. Да, это Валентин, она узнала его по тяжёлому дыханию, по запаху, даже по рукам, всегда изрезанным тростником и болотной травой. Они были такие шершавые, что от прикосновения она вздрогнула.
— Юдашкин, ты уже не боишься больше испортить свой красивый костюм? Прошептала она наивно, но с невольным лукавством.
