Вероника в смертельной тоске прижимала к себе пухлого Димку, шептала ему на ухо, а себе в самое сердце, что все будет хорошо, что папа уйдет, исчезнет, пропадет из их жизни, что они ни в чем не виноваты и могут жить дальше. Она так и не решилась спросить у Игоря об убийствах. Только следила за его лицом внимательно, внимательнее некуда, пока рассказывала об обыске и о том, в чем, собственно, обвиняется Сегай — в убийствах. Следила, но ничего выследить не сумела: он был безмятежен. Что может означать такая безмятежность?
Дима заерзал на руках матери, а у дома затормозила и остановилась черная спортивная иномарка. Машина почти доставала днищем асфальта — так низко она была посажена. Ее стекла плотно чернели, но Вероника знала кто приехал и зачем. Она не ошиблась. Дверь хлопнула, на пороге возник предельно знакомый худощавый силуэт. Он велел ей взять ребенка, собрать необходимые вещи и садиться в машину. Вероника сказала «нет». Она уже и не сомневалась, что Игорь убьет ее, она только хотела просить его не трогать сына, но тут мимо их дома медленно проехала «девятка», а за два дома остановилась другая.
Сегай зло чертыхнулся, махнул рукой на стиснувшую в ужасе зубы Веронику и выскочил на улицу. Он прыгнул в свою спортивную машину, а потом случилось нечто, во что Вероника не верила до сих пор. Несколько минут черная, прильнувшая брюхом к асфальту, машина стояла на месте, будто бы выбирая направление своего пути, а потом раздался оглушительный хлопок, стеклопакеты в доме опасно дрогнули, задребезжали, и черную машину разорвало в клочья. Вероника видела столб огня, слышала визг воздуха, рассеченного отлетевшим на три метра черным капотом, ощутила запах гари, но так и не смогла осознать, что же произошло на самом деле.
Игорь погиб? Его взорвали сатанисты? Они узнали, что Сегая вот-вот возьмут и решили абортировать его до того момента, как он даст свои показания?
Ничего точно Вероника так и не узнала. Она очень опасалась, что теперь сатанисты решат взяться за нее. Вдруг они решат, что именно ей оставил Сегай украденную «сатанинскую кассу»? Но никто Веронике больше не звонил, не угрожал и со временем она стала успокаиваться. Конечно, не насовсем. Все равно чего-то ожидала и боялась, часто плакала без причины и с трудом сходилась с новыми людьми. Сегай оставил ей немало шрамов.
Ныне Вероника могла бы собой гордиться: она не позволила прошлому выкосить под корень все свои надежды и стремления. Сейчас она была на плаву — работала бухгалтером в одной преуспевающей фирме, а совсем недавно стала женой делового партнера своего работодателя. И замужество это не было ни продуманной аферой, ни чистым расчетом, ни бегством от своих монстров. Отношения Вероники с ее мужем основывались на доверии и взаимном уважении, несмотря на несколько потайных наглухо запертых дверей, за которыми пряталось ее уродливое прошлое.
…Это всего-навсего телефонный звонок! Дрожь не хотела отпускать.
«Может, это муж звонит?» — Подумала Вероника. Но пот щекочущей капелькой скатился вдоль позвоночника. Знаете, что такое щекотка? Это добыча смеха вручную… Не помогает, не помогает, не помогает!
— Да! — сказала она в трубку настолько спокойно и уверенно, насколько вообще могла произнести столь короткое слово.
— Вы любите фильмы с Арнольдом Шварценеггером? — Спросил ее совершенно незнакомый мужской голос.
Фильмы с Арни любил Сегай. У него была почти полная коллекция боевиков — от «Коммандо» до «Трминатор-3». Ника сглотнула набежавшую горькую слюну и почему-то ответила:
— Люблю.
— Тогда пересмотрите «Чистильщика»! — Посоветовал голос в трубке и отсоединился.
Найти нужную запись не составляло труда, потому что Вероника и ее муж жили в том самом доме, перед которым произошел тот памятный взрыв. Словно зомби, она прошла в гостиную, опустилась на колени перед телетумбой, в недрах которой хранились старые кассеты, почти сразу вытащила нужную и включила видеомагнитофон. Минут за пять до конца боевика, в котором губернатор Калифорнии был неотразим, Вероника начала тихо плакать.
— Он жив, — сказала она себе вслух.
И впервые за эти несколько свободных лет не нашлось анекдота в тему.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОБРАТНЫЙ ОТСЧЕТ АЛКОГОЛИКА ПАШКИ СЕДОВА
Глава 1. Доброе утро, Китай!
Пашка открыл глаза и тут же их закрыл снова. Еще до первой попытки увидеть свет божий, он понял, что вчера перепил. Это было нормально. Перепил и еще перепью. Прямо с утра и начну.
Прямо с утра он начинал уже не первый год. Второй, если быть точным. Получалось неплохо, резвенько. Пашка частенько вспоминал своего любимого литературного героя — небезызвестного графа Де ля Фер, Атоса в просторечии. Бедняга, напиваясь, вел долгие беседы о повешенных. Алкоголь ему забвения не приносил. А вот Паше приносил и еще как. Самое главное, удавалось убивать дни с утра и до самого вечера, проводя их будто бы под анестезией. Водочная анестезия купировала тяжелые спазмы памяти, норовящей выбросить в пустое гудящее сознание все эти горящие клочья воспоминаний. Пошло оно все к черту! Не хочу.
Только вот утром голова гудела, а сердце подло норовило пропускать удары. Это было неприятно физически, а вот никаких тяжелых мыслей не навевало. Здоровье Павлу было ни к чему. Сегодня та же самая свистопляска! Паша приподнялся с дивана, на котором спал одетым и, не сумев сразу одолеть гравитацию, остался сидеть. Он покачивался и позевывал, растирая пальцами веки. Руки, на которые он смотреть не любил из-за покрывавших кожу шрамов от глубоких ожогов, пахли рыбой и это было странно. Где это он рыбой угощался? И на какие такие шиши? Денег у безработного Пашки было только на дозу и скромную закусь к ней.
Наконец он встал и поплелся в туалет. Там, над раковиной висело круглое зеркало. Оно, издеваясь, отразило мятую рыжую морду с заплывшими красными глазами и торчащими в разные стороны вихрами. По поводу своей непослушной шевелюры Седов не раз досадливо поговаривал: хоть бы облысеть скорее!
— О! — Паша издал этот простейший звук, потому что произносить слова казалось ему слишком тяжелой нагрузкой на мозг и органы речи. Вообще-то, звук выразил примерно следующее: «Ну, какие же мы сегодня хорошенькие китайчики!».
Полез под душ, подставил опухшую рожу свою под прохладные струи, фыкнул, похлопал себя по плечам. Нащупал на полке шампунь, подаренный доброй и брезгливой Ежевикой, вымыл голову. Вылез, обернул тощие чресла провонялым полотенцем и, подчиняясь ободряющему влиянию душа, протянул руку к бритвенному станку.
В этот самый решительный миг Павел ощутил как вернулась его давняя близкая подруга. Она плюхнулась тяжелой задницей ему на плечи и поймала протянутую к бритве руку за мокрое запястье. Близкую подругу звали Лень, еще ее можно было бы назвать Апатией, но это было бы слишком пышно.
— К черту бритье… — проворчал Пашка на упрек, посланный ему его собственным отражением. — Не жениться же собираюсь, а только опохмелиться.
С тем и направился в кухню. Там принялся искать бутылку. Стерва пропала куда-то, смылась, сама собой выпилась и выбросилась в мусорку. Вот же хрень! Неужели к ларьку придется тащиться? В таком-то китайском состоянии?!
Раздосадованный отсрочкой счастья Пашка тихо, но смачно выругался и потопал в комнату. По дороге он взял из ванной свои штаны и сбросил с бедер полотенце. А, войдя в комнату, только и смог процитировать самого себя: «О!», потому что на кресле сидела незнакомая девушка. Правду сказать, это была не совсем цитата, потому что на этот раз «О!» выражало: «Вот вам и с легким паром! Квартирой, что ли, ошибся?». Гостья, вызвавшая такую бурю эмоций хозяина, выглядела ничем не лучше Пашки — помятое личико и глаза-щелочки, но зато была одета. Пашка выпрыгнул из комнаты в коридор и заскакал на одной ноге, пытаясь натянуть штаны.
— Извините! — крикнул он по направлению к комнате. — Но как вы вошли?
— Я не вошла, я проснулась, — хрипловато возразила гостья. И только услышав звук ее голоса, Пашка припомнил все.
…Сидя на своем обычном месте возле барной стойки, Павел чувствовал себя в своей тарелке. Сегодня был вторник и он был здесь, потому что именно во вторник посетителей в «Бригантине» набегало меньше обычного. Вторник и четверг — дни, когда Паша напивался в «Бригантине». В остальные вечера он напивался на своей кухне. Посещения замызганной забегаловки, в которую превратилась «Бригантина» при нынешнем владельце, считались выходом в люди. Надо было иногда рассеивать тошнотворное ощущение, что в мире ты остался совсем один. Нет, не один! Ходят еще тараканы после ядерной войны.
Вот, Вовка, бармен. Он очень рукастый тип. Умеет и немытый стакан клиенту подсунуть, и «Отвертку» на дешевой водке замешать. Вовка никогда не будет в накладе и ни в чем не прогадает. Хозяин «Бригантины», конечно, бестолочь, но о шашнях бармена вполне информирован. Он с огромным удовольствием вытолкал бы мерзавца вон, но Вовка, по совместительству, занимал пост зятя хозяина крупнейшего в городе оптового склада алкогольной продукции. Ссориться с ними, с Вовкой и его тестем, было ни к чему.
