— Вот почему все лодки разные. Понимаешь, каждое дерево растет по-своему, поэтому у каждой лодки свой наклон носа и свой наклон кормы. У каждой лодки свое назначение. Все они разные, как мужчины и женщины, кто-то хороший, а кто-то не очень. — Скорее всего, он слышал это на проповеди и теперь повторяет как собственную мысль. Он начал петь низким сиплым голосом: «Ах ты, гусь, „Гусь-нырок”, не пойму, какой от тебя прок?»
Куойл стоял посреди торчавших, как кости, кусков древесины, по самые щиколотки в опилках. Было холодно. У Элвина Ярка на руках были варежки, а бегунок на его молнии отражал свет. Он прислонился к стене, где стояли самые большие куски дерева.
— Эти срезал на прошлой неделе. Сейчас их нет смысла резать все сразу, — объяснил Ярк Куойлу. — Я сначала делаю три основные — брештук, мидель-бимс и гак. У меня есть лекала, их мне дал еще отец. Он с их помощью отмерял и резал всю древесину, но большинство разметок уже поистерлись. Некоторые были без подписей, так что я даже не знаю, зачем они были нужны. Вот, значит, я делаю три самые главные части и кормовой подзор. Оттуда я уже смотрю, что делать дальше.
Куойлу было поручено поднимать, держать и переносить. Его головная боль усилилась. Ему казалось, что он чувствует ее размер и цвет: она была в форме гигантской буквы «Y», которая начиналась в мозгу и заканчивалась в глазных яблоках. Она была красно-черная, как мясо на гриле.
Элвин Ярк вырезал и обрабатывал косые стыки до тех пор, пока они не сцеплялись друг с другом, как крепкое рукопожатие. Готовые детали лежали, ожидая сборки. Потом они соединяли нос с килевыми стыками. Когда Куойл наклонился, ему показалось, что у него от боли лопнут глаза.
— Так, теперь подними старнпост.
Дальше они крепили сухостой на внутренние стыки.
— Теперь давай собирать, — сказал Ярк, загоняя десятисантиметровые нагели и затягивая винты. Он снова запел: «Какой от тебя прок, „Гусь-нырок”?» — Вот он, твой хребет. Вот хребет твоей лодки. Считай, она уже в сборе. Вот посмотришь на нее, если ты, конечно, разбираешься в лодках, то сразу поймешь, что к чему. Но никто тебе не скажет, как она поведет себя на воде, на волне, на зяби. Все узнаешь, когда спустишь ее и испробуешь. Был, правда, у нас старый дядюшка Лес, Лес Баджел. Земля ему пухом. Ему сейчас было бы сто тридцать лег. Он был первым мастером-лодочником на этом берегу еще до того, как я увидел свой первый молоток. Он делал замечательные ялики и плоскодонки. Они резали воду, как теплое масло. Последняя лодка у него была самая лучшая. Правда, пил он, дядюшка Лес. Да не стаканами, а литрами. Но дожил до седин. Странное это дело, как жизнь-то складывается.
При упоминании об алкоголе голова Куойла запульсировала.
— Жена умерла, дети уехали в Австралию. У него в голове были одни похороны, гробы да жемчужные ворота. В конце концов он решил сделать себе гроб. Пошел в свою мастерскую, набрав полчайника самогона, и застучал молотком. Пилил, стучал целую ночь. Потом переполз в дом и уснул на полу на кухне. Мой отец пошел в мастерскую, потому что ему очень хотелось посмотреть на этот гроб. Он его увидел: гроб с носом и килем, славно выпиленный, с просмоленными швами, сто восемьдесят сантиметров в длину и замечательно выкрашенный.
Куойл слабо засмеялся.
Ярк притянул винтом к внутренней поверхности носа кусок ели, который он почему-то назвал «передником».
— Он делает нос жестче, да и обшивку поддерживает. Ох, доживу ли я до того, чтобы ее закончить. — Он согнулся, что-то измерил и забил гвоздь в самый конец киля. Потом зацепил за него петлю от меловой нити, которую потом протянул до другого конца и зацепил ее там. Потом защипнул нить, натянул ее и отпустил, отметив ось тонкой голубой линией.
— Я думаю, мы уже можем выпить по чашке чаю, — промурлыкал он. Вытер нос тыльной стороной руки, а потом нагнулся и высморкал из носа пыль и опилки. И снова затянул свою песню: «Нет, какой тут прок, раз ты лентяй и лежебок».
Но Куойл чай пить не стал. Он должен был ехать к трейлеру Натбима.
***
На ступенях возле трейлера сидели Натбим, Деннис, Билли Притти и черноволосый мужчина. Они не обращали внимания на холод и пили пиво. Куойла чуть не стошнило от одной только мысли о пиве. Ни крана, ни лодки не было видно.
— Хреново выглядишь, Куойл.
— Чувствую себя соответствующе. Что тут у нас? — Он видел, что трейлер вернулся в свое нормальное положение на опорах. В погнутое окошко вставлено новое стекло взамен разбитого.
— Пропала лодка, — подал голос Деннис. — Сначала нам было никак не найти кран, потом приехал Карл на бульдозере. Ерунда получилась: мы оторвали ей кабину. Ну, мы позвали водолаза, который живет на Безымянном. Его зовут Овар, так вот, он приехал и продел под нее кабель. Мы подняли ее так, чтобы зацепить буксиром и вытащить на берег, а она переломилась пополам. Так что теперь, ко всему прочему, она еще и представляет опасность для навигации.
— Противно-то как! — сказал Билли Притти.
Его колени были измазаны грязью, половина лица изодрана и кровоточила, ярко-голубые глаза, подернутые красной сеточкой, выглядывали из-под козырька. Он, прихлебывая, пил какой-то аперитив.
Натбим сделал большой глоток и посмотрел на залив. Тяжелое небо низко висело над водой. Было всего три часа, но уже начинало темнеть.
— Я бы все равно никуда не доплыл, — сказал он. — Вон буря надвигается. Штормовое предупреждение, мокрый снег и потом обильный снегопад, за которым придет мороз. Вот такой комплект удовольствий. Ко вторнику тут уже все будет покрыто льдом. Я бы не доплыл.
— Может, и не доплыл бы, — сказал Билли Притти. — Но лодку ты бы мог вытащить, до весны.
— Что толку теперь плакать? — сказал Натбим.
Несколько маленьких снежинок упали на колени Билли. Он долго на них смотрел, потом дохнул на них, чтобы они растаяли. Еще несколько снежинок заняли их место.
— Вот они, дьявольские перья.
Но Натбим не собирался так легко отказываться от благодарной публики.
— По ходу сегодняшних событий я решил изменить планы.
— Может, тогда останешься? Ненадолго? Оставайся, посмотришь рождественские торжества, а там будет видно.
— Вряд ли мне захочется еще когда-нибудь посетить вечеринку, — сказал Натбим. — Это как в той истории про парнишку, который любил таскать по ложечке сахару, пока его бабуля не посадила его перед целым мешком, дала ложку и сказала: «Пока все не съешь, не двинешься с места!» После этого сахар ему разонравился на всю оставшуюся жизнь. — Он расхохотался, раздувая щеки.
— Хорошо, что ты хоть можешь над этим посмеяться, — сказал Деннис, который тоже улыбался.
— А как же. Если не смеяться, то можно и с катушек съехать, правда? Нет, я решил плюнуть на все, забыть и рвануть в Бразилию на самолете. Там тепло и нет туманов. Вода замечательного зеленого цвета, как в бассейне. Настоящий цвет Дэвида Хокни9. Душистые бризы… Может быть, у меня даже получится прожить там несколько месяцев в свое удовольствие. А какая там рыба! Ах, боже мой! Стейки из желтохвостика… Там есть такой простой соус, с ним можно есть рыбу или смешивать с другими соусами и приправлять салаты. Выжимаешь чашку сока лайма, хорошенько его солишь и оставляешь так на несколько недель. Потом процеживаешь его и наливаешь в бутылку с пробкой. Все, он готов к употреблению. Пахнет он странновато, но на вкус просто превосходен. Можно капнуть несколько капель на дымящуюся после гриля рыбную мякоть. А кубинский зеленый соус? Лайм, чеснок, водяной кресс, острый перец, сметана и коралловый омар. А я готовлю карри, моллюсков с карри, вымоченных в кокосовом молочке, и подаю их на ломтиках копченого парусника. Поверьте мне, это настоящий рай на тарелке!
— Остановись, — сказал Куойл.
Над заливом повисло полотно снегопада. Снежинки засыпали их плечи и головы.
— Друг мой, я еще не дошел до каменных крабов. О, эти крабы: роскошный имперский желтый цвет, алая и белая хвалебная песнь всем крабам семи морей, эпикурейский час славы. Момент Истины на твоем столе! Я люблю их с топленым маслом, к которому добавляю капельку соуса из кислого лайма и ликера из грецких орехов. Иногда можно положить дольку чеснока.
— Ты — настоящий поэт еды, Натбим, — сказал Билли Притти. — Я никогда не забуду, как ты накормил меня карри с плавником тюленя. Это была целая поэма.
— Я думаю, Билли, что не ошибусь, если скажу, что мы с тобой единственные здесь люди, пробовавшие это редкое блюдо. И креветки по-бразильски. Берешь большую коричневую сковороду с длинной ручкой, нагреваешь оливковое масло, кидаешь в него пару зубчиков чеснока, а потом кладешь туда креветок такими, какими их вытаскивают из воды. Ну, конечно, сначала их надо немного подсушить. Когда они достигают замечательного красно-оранжевого цвета, сбрасываешь их в бумажный пакет, чтобы стекло масло, и добавляешь немного морской соли и два молотых зеленых перца. Или просто встряхни над ними перечницу с острым перцем. Подавать их надо прямо в этих мешках. Просто откусываешь голову и вытаскиваешь мясо собственными зубами. Хвосты только выплевывай.
