Все выглядело так, будто здесь давно никто не жил.
"Но почему? Какая причина заставила хозяев покинуть свое жилище? — Сати, озираясь по сторонам, касаясь руками холодных, безжизненных вещей, медленно, шаг за шагом, погружалась все глубже и глубже в этот странный, неведомый ей мир. Страх ушел, сменившись любопытством. Все зло, что было, осталось где-то позади и, как ей хотелось верить, не осмелится последовать за ней в будущее.
Маленькое оконце выходило на узкую покрытую камнем площадку-закуток, такую же заброшенную, как все вокруг. На дальней, погруженной в сумрак стене, рука нашарила ручку двери, потянула. Створки с неохотой шевельнулись, открывая путь в погруженную в непроглядный мрак неизвестность.
Сати оглянулась. Ей было страшно идти вперед, но то, что грезилось позади, ждало осмелившуюся повернуть, было еще страшнее и, уняв дрожь, она все же решилась.
Продвигаться приходилось на ощупь. Не единожды она на что-то налетала, больно ударяясь, спотыкалась о какие-то невиданные преграды, с трудом удерживаясь на ногах или даже падая. Казалось, что этому черному, узкому коридору, похожему на крысиную нору из сказок, не будет конца. Однако когда, сделав очередной шаг, ее рука натолкнулась на стену, Сати испытала не облегчение, а страх. Ей показалось, что она пришла в никуда, что все обрывается, и дальше дороги просто нет.
Она быстро, чувствуя, что с каждым мигом ужас сжимает ее все сильнее и сильнее, стала ощупывать стену, ища в ней хоть что-то — забитое оконце, ручку двери, но так ничего и не нашла.
Когда ее фантазии уже рисовали пещеры мрачных земель госпожи Кигаль, а губы, подрагивая, зашептали слова молитвы, когда ожидание чего-то неотвратимого и ужасного заставило ее заплакать, беззвучно, потерянно, когда из последних сил она ударилась о стену, та, словно смилостивившись над несчастной, начала медленно сдвигаться. В щель сразу же ударил яркий свет. Еще миг, и Сати оказалась в просторной светлой комнатке. Окна, за которыми шуршали листвой деревья и свистели крохотные садовые птички, были распахнуты настежь, открывая дорогу свежему, пахнувшему цветами воздуху. Ветер трепетал, играя легкими шелковыми занавесами.
Стены комнаты были покрыты фресками, изображавшими сказочных героев, потолок повторял рисунок неба. На его глубоком голубом фоне застыли, на миг остановившись, белоснежные облака. Пол покрывал зеленый, пестревший цветами ковер. По краям стояли застеленные белыми полотенцами сундуки, а возле окна, на высоком стуле сидела, вышивая платок, девушка — сверстница Сати.
Ее худенькое лицо с тонким, чуть вздернутым носом и небольшими серыми глазами обрамляли светлые, шелковистые волосы, падавшие на плечи вьющимися локонами.
— Кто здесь? — горожанка вдруг вздрогнула, повернула голову в сторону караванщицы, которая, заглянув в ее ясные, чистые глаза, с жалостью качнула головой: горожанка была слепа.
"Бедная, — вздохнула Сати. — Мир так чудесен! Я бы не смогла жить, оказавшись навсегда в темноте!" — души коснулся страх, едва она представила себе, что ее могла бы ждать подобна судьба…
— Прости, — она старалась говорить как можно мягче, вкладывая в звучание голоса всю доброту своей души. — Я не хотела тебя потревожить, я случайно забрела сюда, и… Я сейчас уйду.
— Нет, подожди, — поспешно остановила ее горожанка. — Я всегда рада гостям. Подойди ко мне, сядь рядом, — она показала рукой на второй стул, с которого поспешно сняла нитки и куски ткани.
— Спасибо, — Сати осторожно опустилась на край невысокого каменного стула. Караванщица не спускала взгляда со своей собеседницы, с интересом рассматривая ее.
На девушке было светлое платье — туника, расшитое вокруг ворота и вырезов для рук золотыми нитями, пояс в форме змейки подчеркивал тоненькую талию. Поверх был накинут легкий полупрозрачный плащ-покрывало с пушистой собранной в кисти бахромой по краям. Худощавые руки без колец и браслетов перебирали ткань. Она не поражала красотой, но была очень мила и приветлива… Казалось, что она — лампа, внутри которой горит огненная вода, призванная не восхищать совершенством своих линий, а дарить свет и тепло.
— Меня зовут Лика, — первой заговорила хозяйка. — У тебя молодой голос. Но звучит незнакомо… Я… Я ничего не вижу… Не могла бы ты сказать, кто ты, откуда пришла и зачем?
— Конечно, — Сати пододвинулась к ней, коснулась хрупкой ладони, показывая, что она человек, не призрак. — Меня зовут Сати. Я караванщица.
— Да? — на губы той легла улыбка, глаза сверкнули далеким, неведомым зрячему светом. — Вот здорово! Ты расскажешь мне о дороге, о других городах? Это так прекрасно: странствовать по миру, встречать новых друзей, — она вздохнула, — вот настоящая жизнь!
Сати посмотрела на нее с удивлением. Ей впервые приходилось встречать горожанку, которая мечтала о судьбе караванщика.
— Ты живешь в городе и должна быть счастлива, что окружена теплом…
— Да, конечно, — Лика опустила голос на грудь, словно ей вдруг взгрустнулось, — я благодарна великим богам за каждый новый миг, каждый новый день. Я понимаю: мне повезло, что я живу, вместо того чтобы, как другие беспомощные калеки, давно сгинуть в мертвых снегах. Но ведь всегда хочется чего-то большего, душа мечтает о чуде так страстно, словно оно — самое главное, важнее мира и жизни, желанней вечности…
Сати не могла не восхищаться внутренней силе этой хрупкой девочки, которой выпало на долю столь ужасное испытание, способное сломить кого угодно. Душа Лики не просто не омертвела, не поблекла от горя и отчаяния, жалости к себе и зависти к другим, она стала еще чище, тоньше…
— Это твой дом? — она огляделась вокруг. Конечно, в этой комнатке было удивительно спокойно и уютно, но она никак не могла забыть о том, через что ей пришлось пройти, добираясь сюда…
— Да, — Лика кивнула. — Он принадлежал моей семье множество поколений, с самого основания города…Раньше здесь было многолюдно, весело… — она умолкла, вздохнула: — Теперь остались только мы с братом… Иногда приходят его друзья… Они такие забавные, славные… Всегда приносят какой-нибудь подарок…
— А твои подружки?
Девушка качнула головой.
— Прежде, когда я была маленькой и в соседних домах жили люди, девчонки часто прибегали сюда… От нашего дома ближе всего до храма. Если забраться на крышу, лечь, глядя в небо… Храм открывается как на ладони. Он словно облако застывает в небе, мерцая, переливаясь всеми цветами радуги… Ты не представляешь, какой он красивый на заре! А ночью, в свете луны… — она тяжело вздохнула. — Сейчас вокруг пусто и черно. Я ослепла и никогда больше не увижу храма… И возле холма никто больше не живет…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
