Анну всегда завораживало смотреть, как работает очищающий свет. Исконная магия, слабая, но какая чудесная! Попав в котелок с грязной речной водой, он как-то вытравливал из нее всю грязь, за мгновения вода становилась чистой, родниковой, только сверху шел слабый сизый пар, а внизу темнели твердые крупицы, осадки. Окутав плесневелый хлеб, очистительный свет истреблял всю плесень, и хоть краюха не становилась особо вкусной и свежей, но ее вполне можно было есть. Особенно, если слегка опалить над костром. Даже несвежий окорок можно вернуть к свежести, если он сомнительно запах не так давно. Но больше всего Анне нравилось, когда рыжая девчонка, играясь, касалась светящимся пальцем грязного пятна на рубахе, или вела полной ладонью по запыленному дорогами платью, и грязь испарялась темным дымом. Только надо было после стряхнуть невесомую черную пыль.
Алейна пыталась уложить безвольную голову себе на колени и напоить Кела светом из ладоней, дать ему вдохнуть сияние, чтобы омыть все внутри. Но он не пил и не дышал.
Тогда девчонка выпила свет из обеих ладоней, аж вся голова засияла, наклонилась и поцеловала Кела в губы, вдыхая в него выдох за выдохом. Сын Странника дрогнул, руки его поднялись и вновь опали, но потом снова поднялись и легли Алейне на плечи. У всех что-то всколыхнулось в груди, у Анны помутилось в глазах.
Светловолосый отстранился от девчонки и дернул ее за нос.
— Нет уж, — весело сказал он, — хоть у тебя и ого-го буфера, сестренка, но нам не быть вместе. Апчхи!!!
Лисы смотрели на него молча, и это был самый радостный и светлый миг за весь изматывающий, убийственный, ужасающий день и прилипшую к нему адскую ночку.
— Мы уже всех победили и всех спасли? — уверенно осведомился Кел, садясь и безобразно высмаркиваясь. — Сколько можно совершать подвиги, пойдемте наконец отдыхать!
— Вот, господа хорошие, ежели такой постой вам удобнее… — золтыс указал на сорванную с петель половинку старых деревянных ворот, которая теперь выполняла роль настила перед входом в большой, покосившийся от старости амбар. Он давно уже не был амбаром, весь нижний уровень облюбовали белые собаки, добрая половина из которых уже спала, а вторая укладывалась. Настоящее лежбище, куча мохнатых морд, боков и хвостов. Клоки линялой шерсти смешались с кучами грязного сена с равнинных лугов — в густом землецком лесу такая трава не особо и росла, ее везли оттуда же, откуда приехали Лисы.
На средний ярус, и, тем более, под аккуратно залатанную крышу етахам было не добраться, а стоящий на пригорке амбар оказался хоть и развалина, но сухой, поэтому здесь по-прежнему хранили сено для местного скота. Оттого и конюшня рядом, длинное приземистое строение тянулось справа, но за высоким забором, чтобы отгородить коней от собак. Средний настил был под завязку забит горами уже высушенной травы, а на верхнем, под самой крышей, сушилась недавно привезенная.
Странный, но больше приятный дух шел от амбара: снизу ожидаемо дохнуло прогорклой псиной, Кел снова оглушительно чихнул, но зато сверху веяло глубоким развалом томленых трав с щедрым оттиском медвяных цветов. Алейна-травница сразу улыбнулась и полезла туда.
— Удобнее здесь, — кивнул Дик, спрыгнув с броневагона и распрягая коней, чтобы привязать их прямо у входа. — Гостеприимством твоих земляков мы сыты по горло.
Прискорбно кивнув, замученный староста махнул рукой и заковылял к себе. После всех этих страхований надо бы и поспать часка два-три. Перед тем, как на мясной привоз к рассвету подниматься.
Оставшись одни, Лисы разлеглись наверху. Как же здесь пахло, как хорошо было, словно не мягкие горки сена, а живой ковер и ласковая родная кровать. Да и чертовы крестьяне не подкрадутся: собаки спят чутко и будут с радостью привечать своих. А уж как их Лисы приветят, если чего…
Сил не было, как хотелось спать. Но нельзя, сначала ветряная арфа. Слишком многое происходило в этом углу Древней земли, и даже вне ее, в Землеце. Слишком многое надо срочно доложить Вильяму Гвенту.
— Так и скажем ему все? — зевнул Кел.
— Так и скажем, — в три голоса отозвались Анна, Винсент и Алейна.
Улыбнувшись, светловолосый подтянул большой, почти метровый в высоту футляр из чуть скрипучего дерева и дешевой кожи, но прошитый несносной нитью и едва заметно проклепанный железными зажимами да скрепами.
— Свет.
Алейна молча осветила пространство вокруг.
Защелка мелодично открылась, и взглядам Лисов явилась деревянная арфа, лежащая в пушистом овечьем меху.
Высокая и стройная, она была сделана из двух колковых рам красноватой ольхи, одна выгибалась вправо, другая влево, вместе по форме как ваза. Верхние концы сходились друг к другу как два запястья, а из них шли деревянные ладони, повернутые внутрь и образовавшие чуть разомкнутый верх арфы. Мастер выточил деревянные руки аккуратно и выразительно. Пальцы тянулись друг к другу, но были расставлены так, чтобы к каждому крепилась струна и струны не смешались между собой. Это выглядело точь-в-точь как руки мага при сотворении сложной магии, когда энергия исходит из ладоней, и от точной конфигурации пальцев зависит мощь и чистота получившегося заклинания.
Девять струн тянулись снизу-вверх, от основания к выгнутым пальцам, и эти струны были прозрачные, как из застывшего стекла, только это было совсем не стекло. Сгущенные нити ветра, филигранно свернутые в натянутые струны: слева темный ветер бури, клочья туч, пронизанных жилами мрака. Наверняка пойман где-то в полярной ночи Утланда, а может на бурном побережье Гаральда, где океан хлещет в изрезанные скалы, а сверху сверкают молнии — вот крошечная искра промелькнула в глубинах струны, озарив ее на краткий миг. Следующей шла струна затяжной непогоды, туч и дождя, вся мутная, серая; потом сизый, неопределенный, тепло-холодный ветер Холмов, насыщенный импульсами всевозможной магии, ставший для Лисов родным; следом остальные струны, все более чистые и прозрачные. Предпоследней подрагивала струна свободных ветряных фронтов с равнин Израима, странной земли далеко на юге, где море не покоится в вековечных берегах, а летает с места на место, гонимое ветрами. А последней светлела, выделяясь в здешнем воздухе, чистейшая струна: разреженный ледяной поток с прозрачной выси Та-Гарди, великого хребта, хребта самой земли, вознесшегося до самых небес. Вон эти горы, едва виднеются вдалеке, светлеют призраками древности, видны отовсюду на севере, хоть и стоят далеко, но уж очень высоки.
Внизу обе рамы сходились в искусно переплетенную стойку, по центру которой сверкала хрустальная призма с голубым отблеском, сейчас она была темна. Кел поставил арфу перед собой и отщелкнул внизу зажим с синей бархатной нашивкой, державший струны прижатыми. Ветер сразу же заиграл, перебирая струны, звенящая мелодия разлилась в воздухе партитурой здешних сквозняков. Свет преломлялся в струнах и бросал ворох отсветов и бликов, плывущих вокруг вместе со звуками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
