Сашка поняла со всей жестокой очевидностью все это – и еще, что именно по причине нехватки характера, сам поставив себя в изначально проигрышную ситуацию, этот Юрий Николаевич стал еще более опасен: он сдастся, не выдержит эмоционального накала, но сдастся не мужикам, а жизни или теперь уже смерти, и утащит за собой и ее, Сашу!
– Юр, ведь ты не при делах, – спокойно, очень четко, продолжал говорить Иван и незаметно для дергающегося Юрия Николаевича передвинулся вперед. – Почти ничего о твоем участии недоказуемо. Подумаешь, выполнял приказы начальника! Никого не убивал, в криминале не замешан. Я тебя отмажу, обещаю! Отпусти ее!
– Нет!! Она поедет со мной!! Всем отойти!! Где машина?! Я сказал – машина!!
«Это ступор, он ничего не услышит!» – поняла Сашка.
Она подобрала все свои сопли-страхи, отстраненные мысли – сконцентрировалась здесь и сейчас, в узком пространстве от нее к Ивану, и глядела, не отрываясь, только ему в глаза.
Он на нее не смотрел, как будто ее вообще не было, он смотрел только на Юрика и сделал еще небольшой шажок вперед – мягко, плавно, профессионально. Юрик не заметил.
Несмотря на то что он дергался, потел ужасно, орал и был на пределе, прикрывался он Сашкой грамотно – распластав ее впереди себя так, что женское тело прикрывало самые уязвимые места, он и голову-то особо из-за ее головы не высовывал.
Стал отступать назад, к машине, которую все-таки подогнали по чьему-то приказу, но спецназовец, сидящий за рулем, не спешил выходить, а Юрик не мог оглянуться, понимая, чего ему это будет стоить.
– Юра, ты жить хочешь? – почти по-семейному, кухонным тоном спросил Гуров, словно предлагал пофилософствовать на данную тему. – У тебя есть единственный шанс – отпусти девушку и брось пистолет! Спокойно, тебе не о чем волноваться!
– Нет!! Отошли от машины!!
Время играло в свои замысловатые игры, веселилось – сжимаясь-расширяясь, ускоряясь и замедляясь.
Александра находилась словно сразу в двух измерениях, она понимала, что все вокруг движется быстро, почти стремительно и все эти уговоры-переговоры заняли не больше нескольких минут, но в другом, ее личностном измерении время растянулось, выделяя каждую секунду.
Она слышала, как бешено стучит сердце ее захватчика, чувствовала запах, почти вонь его животного страха, видела капли пота на державшей ее руке.
И смотрела, не отрываясь, в глаза Ивану.
Она почувствовала тот момент, когда Юрик сдал, перешел грань, впадая в истерическую, неконтролируемую панику.
Все!
Разумом, интуицией, всем нутром почувствовала это – разрыв последней натянутой струны, и с жужжащим рвущимся звуком пришли холод и запах смерти – он утащит ее за собой, его понесло вразнос, он уже не соображает и не сдастся!
Все происходило одновременно: смерть, уже пришедшая, воняющая и заявляющая свои права, в этот момент Иван посмотрел ей в глаза, и она ответила мысленно «давай!», и что-то обожгло левое предплечье, а Юрик дернулся всем смертельно перепуганным телом. И только сейчас ее догнал, встраиваясь в цепь одновременных событий, громкий звук выстрела.
И-и-и… время сдвинулось. Поехало дальше под тяжелым телом Юрика, неотвратимо заваливающегося назад, тянущего Сашку за собой, так и не отпустившего ее горло.
Чьи-то руки выдернули ее из захвата Юриного локтя, подняли, прижали к горячей груди, в которой громко и сильно колотилось сердце.
– Все, девочка, все! – и прижимали, прижимали сильные руки, успокаивал чей-то голос: – Все, маленькая!
И проорал над головой, оглушая:
– «Скорая» где, мать вашу?!
А Сашка решила поспать. Чуть-чуть, а то орут все, кто ни попадя, в глаза прожекторами тычут, за горло хватают!
Пусть их, а она поспит!
И провалилась куда-то.
Ну вот и все!
Романову нашли вместе с ее мужиком на квартире у его друга, Юрик с бригадой отправился за ними.
На сей раз они никуда не денутся, уверены, что надежно спрятались, – вот и хорошо!
Почему он так испугался? Знал же, что рано или поздно она будет у него!
Нервы сдают?
Столько лет держался, контролировал каждый свой шаг, каждое слово, просчитывал на несколько шагов вперед, не позволяя расслабляться, даже Игорь ничего не заподозрил, а у него интуиция потрясающая! Столько лет ходил по краю, зная, что в любой момент могут раскрыть!
Устал, наверное. Устал!
Теперь все, осталось последнее дело, не мог он мимо такого пройти, не мог!
Ну ничего, еще совсем немного осталось, и можно передохнуть и насладиться заработанным.
Маленькая глупая секретарша из офиса этого Гуревича разболталась: хоть что-то сделали нормально – якобы неожиданное увлечение девушкой, пара подарков, конфеты, цветы, кафе, и информация вся на блюдце! Этот Иван Федорович Гуревич и его друг, некто Корнеев, работают в компании с регионами, постоянно в командировках, на фирме почти не появляются, но, оказывается, они самые удачливые менеджеры. Корнеев в данный момент в командировке. Дальше все просто, на квартире Корнеева никого не было, но узнали, что он купил другую квартиру в центре и там сейчас идет ремонт. Проверили и нашли неуловимую парочку.
Мужик не нужен, но посмотреть на него интересно, а с мадам Романовой он через несколько часов улетит.
Месяца через три-четыре он станет еще богаче и свободен ото всех и от всего!
Он просматривал бумаги – что оставить, что уничтожить, складывал в небольшой ящик всякие любимые привычные безделушки – сюда он уже не вернется.
Кто-то вошел в кабинет.
– Я сказал, не тревожить! – отчитал он.
И повернулся.
На пороге стояли двое незнакомых мужчин.
Подкосились колени, он тяжело опустился в кресло. Из ослабевшей руки выпала пачка еще не просмотренных документов и разлетелась листами по полу.
Михаил Львович с трудом поднял руку, прикрыл ладонью глаза.
И заплакал.
Саша проснулась с ощущением неуютности. Открыла глаза и сразу поняла причину этого ощущения – больничный запах, белая палата.
«Что случилось?! Папе стало хуже, и я осталась ночевать в больнице?»
Она резко села на кровати, голова закружилась.
Возле койки, на которой она находилась, на стуле спал Иван Федорович Гуров, вытянув вперед ноги и сложив руки на груди.
Сашка сразу все вспомнила. Это не папе стало хуже – папы уже нет.
Хуже, по всей видимости, сейчас ей.
Заныло левое предплечье, она посмотрела на руку и обнаружила белую повязку.
Так! Что происходит?
– Гуров!
– Что? – сразу проснулся он, сел ровно и потер лицо руками. – Заснул. Рука болит?
– А что, должна? – поинтересовалась Сашка.
– Не знаю. Вроде бы нет, тебе сделали обезболивающие уколы и успокоительные тоже.
– Что это значит? – спросила она тоном училки, обращающейся к хулиганистому ученику, указав на повязку.
