Он брал ее неистово как-то, словно не меньше года сохранял целибат и не видел женщины, брал, даже не пытаясь что-то соображать, понимать, всем телом воспринимая только ее ответ, приятие, что-то шепча. Две огромные, как горошины, слезы почему-то выкатились из ее потусторонних глаз.
Они долго тяжело дышали, приходя в себя, и молчали, пока не выровнялось дыхание.
– Как думаешь, какова степень чистоты этого пола? – нарушила тишину Сашка.
– Относительная. Тебе неудобно?
– В физическом смысле или душевном?
Он поднялся, присел на одно колено, поднял Сашку на руки.
– Физический аспект исправим, а про душевный позаботимся. Тебя куда: в ванную или в кровать?
– В душ, если можно.
Он отнес Сашку в душ, поставил в ванную, открыл краны, показал, где чистое полотенце, предложил совместное мытье, Сашка отказалась.
– Гуров, это будет не мытье, а акробатически-эротические этюды с весьма вероятными травматическими последствиями.
– Ты меня недооцениваешь, это, знаешь, как-то обидно!
– Иди, иди, герой эротического фронта!
После Сашки Иван встал под душ и улыбался – все-то они с ней препираются, дуэлят словами! Хорошо-то как! Спарринг для мозгов! И радость для них же! А уж какая радость остальному, и говорить нечего!
Вытирая голову, голый, он вошел в комнату, единственно отремонтированную в квартире, с единственным предметом мебели в ней – кроватью внушительных размеров.
– Саш…
Начал было что-то говорить, но запнулся, увидев ее попку. Сашка лежала на животе и рассматривала какой-то журнал, уж где она его нашла, следопытка? Голенькая, не прикрытая ничем аппетитная попка сияла миру, приведя Гурова в однозначное состояние.
– Что? – спросила Сашка.
– Да ничего! – ответил на ходу Иван, рыбкой прыгнув к ней в кровать.
На этот раз было неторопливо и очень нежно. И он что-то шептал ей в розовое ушко, а она шептала в ответ, уговаривала – быстрее, быстрее! Но Иван не спешил, не отводил глаз от балтийского шторма, целовал, успокаивал, сдерживаясь сколько мог и останавливая ее.
И сорвался в последний момент, не удержавшись на этой грани неторопливой муки!
– Ива-а-ан!! – прокричала сладкую песню мужского триумфа Сашка.
Они лежали на боку, лицами друг к другу, что-то рассказывая шепотом, смеясь. Где-то вдали запела мелодия. Иван поцеловал Сашку быстро и нежно в губы.
– Это мой, – сказал он.
Встал с кровати, нагнулся, еще раз чмокнул ее и пошел в кухню. Сашка услышала, как он там тихо чертыхнулся, и улыбнулась – поиски в куче одежды телефона не дали мгновенного результата.
– Гуров! – недовольно пророкотал он.
Дальнейшего она не слышала, он говорил тихо. Сашка потянулась, улыбнулась чему-то. Всю разморенную расслабленность сдуло приходом мрачного сосредоточенного Ивана.
– Саш, быстро! Одевайся! – приказал он.
Сашка подхватилась, стала выбираться с кровати, почувствовав сразу – грянули неприятности.
– Что, Гуров, вечер перестал быть томным? – на бегу в кухню спросила она.
– Более чем! Быстрее, Санечка!
Они торопливо одевались, выдергивая из кучи, лежавшей на полу, вещи, обмениваясь, когда доставали не свое.
– Ах, ты ж, мать твою! – ругался Иван. – Собралась, Саш? Оделась? Сумку через голову перекинь!
– Господи, Иван, мы снова бежим?
– Если успеем! – рявкнул он. – Стой здесь!
Он метнулся назад в кухню за чем-то, оставив Сашку в коридоре, вернулся, ухватил ее жестко двумя руками за предплечья, развернул к себе.
– Слушай меня внимательно, Саш! У нас сейчас нет времени ни на какие разборки и объяснения! Все свои подозрения, всю чухню оставь на потом! Ты должна сейчас доверять мне абсолютно! Как самой себе! Что бы я ни говорил, что бы ни делал – доверять до самых потрохов! От этого зависит твоя жизнь, а может, и моя! Саш – больше, чем себе и кому бы то ни было, доверять! Поняла?!
Он тряхнул ее с такой силой, требуя ответа, что Сашина голова мотнулась взад-вперед.
– Да! – пообещала она.
Без требований объяснений, лишних разговоров, сомнений дала ему железобетонное обещание Сашка. Но только на время!
Это она уже себе пообещала!
Он ухватил ее за локоть и потащил к выходу. Но они не успели…
Входная дверь, еще старая, обычная, двухстворчатая, а не железная, предполагаемая после ремонта, отлетела, с грохотом стукнувшись о стену, открытая наипростейшим способом – а именно с ноги и с удовольствием. В квартиру, навстречу замершим на половине коридора Сашке с Иваном, ввалились незнакомые братки.
За ними, степенно ступая, вошел как раз знакомый по посещению исторической дачи и скоростному отбытию с оной мужчина.
– Иван Федорович, – преувеличенно надменно, излучая уверенность, обратился мужчина к Гурову, – надеюсь, пошло-героической драки с моими людьми не будет ввиду неравности сил.
– Если ваши люди не начнут пошлить, пользуясь этой неравностью, – отозвался Гуров.
К Ивану рванулась парочка быков, но притормозили, остановленные гневным приказом:
– Не трогать!! – и мягко, голосом уже получившего добычу хищника мужчина продолжил свой бенефис: – Иван Федорович, уж простите их излишнее рвение. Обижены на вас, бегать вы их много заставили, и плохо обучены к тому же.
«Не рисковал бы ты, мальчонка, такими откровениями, – подумал Иван, ругая себя попутно почем зря, – братки – народ непредсказуемый, нервный, могут и тебе навалять за оскорбление!»
Но братки «проглотили». С трудом, правда, было видно, что с трудом.
– Ну, здравствуйте, здравствуйте! – перестав интересоваться Иваном, переключил свое внимание на Сашку господин. – Драгоценная вы наша Александра Владимировна! Я бы сказал: неуловимая!
Пошутил так.
Санька смерила его с головы до ног и обратно таким надменным, высокомерным взглядом, умудрившись остудить убойным презрением не в меру зарвавшегося холопа, что мужик заметно подобрался под ним и даже животик втянул.
«Что она делает! – испугался за нее Иван. – Спокойней, Сашка, не нарывайся!»
Стараясь передать ей свои мысли, он незаметно сжал ее локоть, который так и не отпустил. Она не обратила внимания.
– Насколько мне известно, мы не представлены, поэтому не имею возможности ответить взаимной радостью от встречи с вами, – холодно ответила Александра.
– Все приходится делать второпях, Александра Владимировна! – пожалился на жизнь товарищ. – Уж извините. Юрий Николаевич, позвольте представиться. Должен сопроводить вас до места.
– И что вы будете делать, Юрий Николаевич, если я не изъявлю желания быть препровожденной вами или кем-то другим в неведомые мне места? Скрутите мне руки, в зубы по-пролетарски заедете? – добавив высокомерия, приподняв одну бровь, перешла совсем уж на замораживающе светский тон Александра.