— Албанцы тут есть, они уже повсюду есть, и даже в Белграде их много, но демократы всё порушили, а землю продают иностранцам.
— Да зачем же им земля, если они на ней ничего не сеют?
На этот вопрос ответил Костенецкий:
— Земля — это власть. Кто владеет землёй, тот владеет всем.
Автомобиль выкатил на шоссе, и ход его здесь был совсем бесшумным; влево по пути то приближалась Морава — сербская Волга, и тогда на солнце вспыхивала золотая змейка реки, а то река удалялась, и тогда вокруг зеленела равнина и кое–где к машине, словно стайка ребят, приближались кусты.
Впереди показался щит с названием селения Рудница и тут же рядом дом, возле которого машина остановилась. Над дверью надпись «У Милицы». Водитель, обращаясь к Драгане, сказал:
— Может быть, отдохнём?
— Да-а, — согласился Костенецкий.
Бойко выскочил из салона и подал руку Драгане.
В чайной за стойкой высился большой и толстый албанец с обнажёнными по локоть волосатыми руками и невеселым, почти мрачным видом. Возле него, точно ангел небесный, стояла белокурая синеглазая девица лет пятнадцати, видимо, сербка.
— Что такой нелюбезный, приятель? — подошёл к стойке Костенецкий. — Видимо, ты каждого серба так встречаешь. А я вот Костенецкий, член Государственной скупщины. Может, слышал про меня?..
Буфетчик смотрел на него исподлобья, и не было в его взгляде ни радости, ни воодушевления. Но тут он, наверное, вспомнил черты лица и фамилию Костенецкого и как этот парламентский депутат горячо отстаивал права албанцев на соседние сербские земли. Улыбнулся и закивал головой.
— Да, да, господин, — заговорил албанец на плохом сербском языке. — Я слышал вас, знаю, знаю. Что будете пить и кушать?..
Костенецкий и Драгана заняли столик в одном углу, а их водитель — в другом. Он расположился так, чтобы видеть всех в зале и наблюдать за входящими в чайную. Это был не просто водитель, а главный помощник Дундича Стефан Райка. На нём была сумка с квадратной серебряной пряжкой, обращённой вперёд, точно готовый к съёмке объектив фотоаппарата. Это был универсальный прибор Простакова, рассчитанный на три режима: первый — малая доза, она успокаивает, вторая — подавляет и третья вызывает у человека плаксивое состояние. Человек после этой дозы теряет остатки воли, уединяется и тихо неутешно плачет. Стефан вооружён и еще одним аппаратом, встроенным, как у всех, в мобильный телефон.
Девочка приносила еду, воду, соки, а Вульф подошёл к стойке и беседовал с буфетчиком. Но говорил он с ним недолго: беседу их прервали три молодых парня, одетые в грубую полувоенную форму, в бараньих шапках, какие носят только албанцы. В руках они держали автоматы Калашникова, на поясах зачехлённые кривые ножи. Они подошли к буфету, тряхнули за плечо Костенецкого. Буфетчик чего–то им стал говорить, но старший его прервал:
— А нам плевать!
Схватил за плечо Вульфа, свалил на пол и носком сапога двинул в лицо. Стефан не спускал глаз с Драганы; она подняла один указательный пальчик, что означало: «Угости их малой дозой». И Стефан «щелкнул» одного за другим всех троих. Каждый из них вздрогнул, огляделся вокруг и присмирел. Потом они, не сговариваясь, медленно поплелись к столику и присели к нему. Сидели тихо, с каким–то вялым, полусонным удивлением разглядывали друг друга, и уж больше не интересовались Костенецким, который, глухо застонав, скрылся за дверью. Потом тот, что одет был почище и телом поздоровее, — похоже, старший из них, — тихо проговорил:
— Что это, а?..
— Не знаю, а что? — ответил ему товарищ. И ладонью потёр затылок. — Чайник пролетел. А вы… не видели?
— Я?.. Нет. Но что–то было. Думал, птица на голову села.
И — к товарищу. Он тоже гладил затылок ладонью.
— Я?.. Не знаю. А что–то мелькнуло.
Старший собрал автоматы, отнёс буфетчику. Сказал:
— Спрячь и никому не показывай. Дай нам поесть и что- нибудь выпить.
А тем временем Драгана заговорила с подошедшей к ним девочкой:
— Как тебя зовут?
— Вукица.
— Сколько тебе лет?
— Скоро будет четырнадцать.
— Ты тут работаешь?..
— Да, работаю.
Драгана задавала девочке вопросы, но сама наблюдала и за парнями, получившими первую дозу. Боевой дух из них вылетел, будто его ветром выдуло. Они мирно сидели за столиком и жевали салат, который принёс им буфетчик. Просили водку, но буфетчик говорил:
— Нет водки. Всю выпили.
Потом он подошёл к столу Драганы и грубо толкнул девочку.
— Иди на место!..
И сам пошёл за ней. А когда девочка ушла куда–то из буфета, Драгана кивнула Стефану и одним пальцем показала на хозяина. И в ту же минуту тот получил свою дозу. Поднял глаза на потолок, оглядел люстру, с которой, как ему показалось, что–то упало и стукнуло по голове, и стал медленно опускаться на табурет. Бессмысленно и с каким–то детским наивным изумлением смотрел на посетителей. И, казалось, не понимал, зачем они здесь и чего от него хотят. Подошла к нему девочка, но он её не видел. А Драгана, захотевшая проверить действие лучей на буфетчика, вновь подозвала к себе девочку. И та подошла к ней. Боязливо оглядывалась на хозяина, но буфетчик смирненько сидел за стойкой и будто бы даже был доволен вниманием важной дамы из Белграда к его помощнице.
— Ты сербка? — спросила Драгана.
— Сербка.
— А этот дядя, — показала на буфетчика, — он кто тебе будет?
— Я его младшая жена.
— А у него сколько жён?
— Две живут в горах и три тут. Я младшая. Он говорит: любимая.
— У тебя есть мама и папа?
— Нет, только мама, а папу убили албанцы. Приехали ночью и убили многих сербов. С тех пор сербы не живут в деревне. Боятся.
— И твои родные все уехали?
— Нет, не все: осталась мама и четыре братика. Им некуда ехать.
— Проведи меня к маме.
— Нет, я боюсь хозяина. Он побьёт меня.
Драгана поманила буфетчика:
— Подойдите, пожалуйста.
Он вышел из–за стойки и трусцой поспешил к гостям из Белграда. Угодливо склонился, пролепетал:
— Чего вам будет угодно, госпожа?
— Отпустите со мной девочку, она проведёт нас к своей маме.
— Как угодно, госпожа, как вам будет угодно.
Драгана стала расплачиваться с буфетчиком и тут услышала крик Вульфа:
— Мой нос! Они разбили мне нос!..
Драгана взяла за руку девочку и вышла с ней на улицу. Здесь увидела, как охранники Костенецкого вели его к машине. Лицо его окровавлено, он стонал. Ёван Дундич и все его ребята стояли возле своих машин и равнодушно наблюдали за всем, что происходит возле чайханы, и за отъезжающими машинами Костенецкого. Дундич сказал:
