class="p1">И:
– Улики важнее, чем признание, гораздо важнее…
Я выгадал момент и поднял лапу на Ред-Батт. Услышал, как журчит о камень струйка – очень приятный звук.
– Можно посмотреть на это с такой стороны, – говорил Берни. – Но мотив? Почему бы… – я догнал его, послушал еще немного и пошел дальше.
Мы обходили Ред-Батт, Берни что-то бормотал, я принюхивался, тени двигались в лунном свете. Я чувствовал себя просто великолепно! Мы с Берни раскрыли множество дел в такие же ночи, как эта. Например, был однажды один бандит, который думал, что ему сойдет с рук… Погодите-ка, это что было? Я принюхался, потом принюхался еще. Да, это был неповторимый аромат печенья, да не просто печенья, а печенья от «Ровер-Энд-Кампани». «Ровер-Энд-Кампани» возглавлял приятный парень, с которым мы познакомились в недавнем деле – его имя в данный момент от меня ускользает, как и детали этого дела – и мне даже удалось провести дегустацию на их кухне. Что это был за день! Но сейчас не было времени об этом думать. Я опустил нос к земле, следуя за запахом до того места, где каменная стена немного выпирала. Я понюхал голую мягкую землю под моими лапами – сильный запах фирменного печенья «Ровер-Энд-Кампани», это без сомнения. Но видно ничего не было, так что я поскреб землю. Это подняло новую, еще более мощную волну запаха. Я принялся копать.
– Чет? Что случилось?
Я продолжил копать. Люблю я это дело. В свое время я провел несколько серьезных раскопок, в том числе «чуть не докопался до чертового Китая», по словам старика Хейдрича, хотя я понятия не имел, что это значит. Просто вдруг вспомнилось. С этим еще было связано внезапное появление ямы во дворике Хейдрича. Было это еще в те времена, когда забор не отделил наш двор от его дома, в те дни, когда… моя лапа ударилась обо что-то твердое, что-то, что немного сдвинулось от удара. Я перестал копать, сунул голову в яму и взял это что-то в зубы. Затем я вынырнул и бросил к ногам Берни коробку из-под печенья «Ровер-Энд-Кампани». Я их видел много, так что сразу узнал. Конкретно эта была немного помята и изорвана, но когда Берни ее встряхнул, то внутри загремело печенье. Я выпрямился во весь рост, как всегда делал, ожидая, что меня угостят печеньем, но на этот раз ничего такого не случилось. Берни бросил коробку в пакет для улик и сказал:
– Подожди здесь, приятель.
Он поспешил обратно тем же путем, которым мы пришли – даже скорее побежал, причем довольно быстро и совсем не хромая. Я остался там, где стоял, и не пошевелил ни единым мускулом, пока Берни не вернулся назад. Вскоре он уже спешил назад, на ходу свинчивая складную лопату.
– Мне нужно немного свободного места, приятель.
Свободного места? Я попятился на пару шагов назад, а затем, не совсем понимая, что я делаю, снова пополз вперед, туда, где и сидел с самого начала.
Берни воткнул в землю лопату – такую, заостренную на конце, мы вроде уже говорили про лопаты? – и начал копать. Видел ли я раньше, чтобы Берни что-нибудь копал? У него это совсем неплохо получалось, но почему бы мне не помочь, тем более, что копание было одной из моих специальностей? Я втиснулся рядом и принялся за работу.
– Осторожнее, Чет.
Осторожно копать? Что это значит? Может, стоит копать помедленнее? Я не знал, как это сделать, у меня была только одна скорость копания – полный газ и пока не надоест. Берни работал в устойчивом ритме: вонзал лопату в землю, перекидывал грязь через плечо, и снова, и снова. Совсем неплохо. Но у меня было целых четыре лапы, так что соревноваться со мной было бессмысленно. Видели бы вы, как я отправлял в полет эту землю! За мной вздымались целые фонтаны земли. Мы копали при свете луны, и копали, и копали, пока…
Лязг.
Лопата ударилась о что-то твердое. Берни остановился, я тоже. Он отложил лопату в сторону, взял фонарик, опустился на колени и принялся расчищать грязь рукой. Другой рукой он направил в яму фонарик, и его луч осветил что-то твердое, изогнутое, желтое. Твердый, изогнутый и желтый? Я понятия не имел, что это могло бы быть.
Берни замер.
– О боже.
Он сделал несколько шагов назад, положил фонарик на камень и начал рыть другую яму, копая не просто быстро, а с какой-то дикой, остервенелой яростью. На его коже серебрился пот. А его лицо: это выражение напугало меня. Я сел неподвижно. Яма становилась все больше и больше. В луче фонарика я видел все новые штуки: стеклянное окно, дворники, короткий закругленный капот. Эй! Это же машина. Там, внизу, закопали машину. И не просто машину, а желтый фольксваген-жук – это была машина Сьюзи. Что происходит?
Я посмотрел на Берни. Его глаза наполнились слезами, они скатывались вниз по грязному лицу, оставляя после себя светлые дорожки. Он отбросил лопату в сторону, опустился на капот машины, сметая грязь руками. Все быстрее, и быстрее, и быстрее, задыхаясь от усилий. Затем он посветил фонариком прямо в лобовое стекло.
Луч дрожал и постоянно смещался, но я смог разглядеть сидящего на водительском сидении человека – мертвого человека, как я уже понял по запаху. Я смотрел на это, сидя на краю ямы и глядя поверх плеча Берни.
За рулем машины Сьюзи сидела мертвая женщина, но это была не Сьюзи.
Это была Аделина.
Глава двадцать пятая
Рано утром следующего дня мы отправились на ранчо Рио-Локо, следуя за патрульной машиной лейтенанта Стайна. Мы с Берни так и не смогли поспать, особенно потому, что рядом с Ред-Баттом стало донельзя оживленно – отовсюду съехались копы и тяжелая техника. Мне очень редко не удается выспаться. Я люблю вздремнуть каждое утро и после обеда, плюс долго сплю ночью – само собой разумеется – а иногда и вечером, особенно, например, после того, как сытно отужинаю большим стейком. Когда я не выспался, на меня накатывает странное чувство – словно что-то очень сильное тянет мои веки вниз. Я чувствовал это и сейчас, пока сидел на переднем кресле машины, и сидел я, возможно, не так прямо, как обычно.
Мы прошли мимо загона – сегодня он был пуст, и запаха белой лошади совсем не чувствовалось – и подошли к газону, подстриженному, словно поле для гольфа. Раньше я его не замечал. Как я уже, наверное, успел упомянуть – больше всего я
