Сердце радовалось за нашу могучую родину, превращенную героическими усилиями народа, партии, Сталина и его соратников в неприступную крепость. И когда из репродукторов донесся звон оркестров и послышался ритмический грохот парада, нам так хотелось не только слышать, но и видеть воочию этот триумф Победоносной армии...
Праздник на корабле закончился большим вечером самодеятельности. Наши бывшие пограничники Соболевский и Буторин делились воспоминаниями о своей службе на рубежах. Потом доктор декламировал стихи о пограничнике Коробицыне, павшем смертью героя на финской границе. Радисты беспрерывно таскали из рубки объемистые пачки приветственных телеграмм, которые тут же торжественно зачитывались вслух. Всего мы в этот день получили около ста поздравлений. Приветствовали нас не только организации и родственники, но и совершенно незнакомые люди: Андрей Георгиевич, например, получил восторженное поздравление от группы военных моряков, начинавшееся с многозначительного адреса: «Арктика, штурману белых пятен Ефремову». Он с большой гордостью принял этот неожиданный титул.
Буйницкому прислала поздравление какая-то таинственная незнакомка, которая подписалась одним именем - Тамара. Наш молодой, научный работник был несколько сконфужен этим обстоятельством, но вскоре ободрился, увидев, что и все остальные получили пачки таких телеграмм. Видимо, на берегу за этот год мы приобрели много новых друзей. Наш праздничный вечер затянулся далеко за полночь. Мы развеселились, и под конец даже Андрей Георгиевич отважился продемонстрировать свои вокальные способности. Под аккомпанемент гитары он спел лирическую песенку о девушке с голубыми глазами и о море, которое горит бирюзой.
В заключение праздничной программы предполагалось посмотреть лунное затмение, которое природа приурочила к 7 ноября. Но, к сожалению, этот «просмотр» не состоялся: тучи скрыли от нас луну, и о начале затмения мы догадались только потому, что небо потемнело еще сильнее.
В вахтенном журнале «Седова» появилась лишь лаконичная запись:
«23 часа. Сплошная облачность не позволяет наблюдать лунное затмение.
24 часа. Стало значительно темнее...»
7 ноября наши координаты 85°00',5 северной широты, 128°07' восточной долготы. Мы, наконец, перевалили через заветную 85-ю параллель, на подступах к которой наш корабль дрейфовал больше месяца.
Месяц авралов
Надо было ждать чего-то необыкновенного.
Никогда еще барометр не падал так упорно и зловеще.
Никогда еще южные ветры не дули с такой стремительностью.
Никогда еще мы не мчались к полюсу с такой быстротой и с таким постоянством.
И даже хладнокровный Андрей Георгиевич вздыхал и поднимал кверху свои худые, острые плечи, занося в вахтенный журнал очередные записи:
«8 ноября. 85°05',5 северной широты, 128°13' восточной долготы. Ветер с юго-юго-востока усилился до 5 баллов.
9 ноября. 85°10',7 северной широты, 128°23' восточной долготы. 20 час. 25 мин. Началась пурга.
11 ноября. 85°31',0 северной широты, 126°57' восточной долготы. Барометр падает. Метель и пурга. Ветер переходит к востоко-юго-востоку. 7 баллов».
Под черным небом, затянутым тучами, огромные холмистые ледяные поля, увлекаемые ветром, мчались все дальше и дальше на северо-запад, с каждым днем набирая скорость. За четверо суток они проделали больший путь, чем за месяц дрейфа. И вместе с ними плыл пароход «Георгий Седов» - маленькая железная коробочка, затерянная среди ледяных скал. Движущиеся льды теперь таили в себе ни с чем не сравнимую кинетическую энергию. Взяв бешеный разгон, они, казалось, были готовы лезть напролом до берегов Гренландии, опрокидывая все препятствия.
Но, невзирая на всю свою массивность и монолитность, дрейфующие льды необыкновенно чутко реагируют на вмешательство посторонней силы. И достаточно в такой критический момент ветру отойти на несколько румбов, чтобы исполинская энергия, накопленная льдами, быстро обратилась против них самих: гигантские поля многометрового пака сойдутся, столкнутся лбами, поднимутся на дыбы, раздробят, сотрут в порошок друг друга. Весь океан забурлит, застонет, покроется обломками. Так будет продолжаться до тех пор, пока энергия, накопленная льдами, не иссякнет. А потом морозы снова скуют океан, и все успокоится до новых ветров, пока не возобновится этот извечный круговорот.
За год дрейфа мы уже привыкли к внезапной смене ледовых бурь и штилей. И все-таки даже нам стало немного не по себе, когда под вечер 11 ноября ветер резко перешел на 5 румбов к западу и задул с прежней силой от юго-запада: теперь льды двигались не по ветру, а вразрез ему, - колоссальные поля пака не повиновались новому воздействию, подчиняясь лишь силе инерции. Ветер же упорно атаковал их сбоку, ударяя с бешеной скоростью и силой в торосы и ропаки. Получилось нечто подобное ударам артиллерийских залпов в борт проносящегося мимо корабля. Результаты такой фланговой атаки нетрудно было предугадать.
Пока что на судне все шло своим обычным порядком. Несмотря на пургу с восьмибальным ветром, все работы выполнялись с неуклонной точностью и аккуратностью. Вахтенные, проваливаясь по пояс в сугробы, протирая глаза, залепленные снегом, ходили с фонарем проверять целость аварийного запаса. Каждые два часа хлопала дверца метеобудки. Мы брали очередные гидрологические станции, снимали и приносили на судно ведро с осадками, сверлили лед, определяя его нарастание, носили на корабль снег, чтобы превратить его в воду.
Но вскоре наступили тревожные события.
Уже вечером 11 ноября во льду появились трещины. Неприятнее всего было то, что на этот раз пострадали не только льдины, находившиеся справа от корабля, но и расположенное слева мощное старое поле, так хорошо обжитое за эти месяцы, - то самое, на котором находился аварийный запас, где были размещены все базы научных наблюдений.
Так хорошо служившее нам поле, на крепость которого все надеялись, внезапно лопнуло сразу в нескольких местах с громом, напоминающим отдаленные артиллерийские выстрелы. Сквозь сетку пурги при слабом свете луны, который с трудом проникал через облака, я разглядел, по крайней мере, три трещины, и все они были крайне опасны.
Во-первых, от матерого поля был оторван спасительный тупой выступ, так долго защищавший нас от сжатий, идущих с юга. Во-вторых, возникла трещина по левому борту и по корме. В-третьих, открылась еще одна трещина, по корме.
Теперь наши аварийные базы были почти отрезаны от «Седова»; первая же подвижка льдов могла окончательно оторвать поле от корабля и унести его.
Вахтенным было приказано усилить наблюдение надо льдом. Кроме вахтенных начальников, на палубе дежурили по очереди Буторин, Гаманков, Шарыпов и Гетман, на обязанности которых лежало бдительное изучение ледовой обстановки. Опасаясь за судьбу аварийного запаса, мы несколько раз осматривали наши базы. Но там пока что все было в порядке.
В ночь на 12 ноября барометр начал повышаться. Пурга прекратилась. На небе засияли звезды. Но ветер не утихал, и эти кажущиеся признаки успокоения никого из нас обмануть не могли.
Первые признаки сжатия появились в 16 часов 10 минут 12 ноября. Справа от корабля послышался режущий ухо треск, - лед нажимал на корпус и ломался, торосясь у самого судна. Через десять минут льды неожиданно отпрянули от правого борта корабля, и... мы увидели, что на юге, по ту сторону открывшейся накануне трещины, весь лед стихийно двинулся вправо. Звуки торошения теперь доносились со всех румбов. Сливаясь, они превращались в сплошной грозный гул. В течение каких-нибудь сорока минут справа от корабля образовалась огромная полынья шириной до 200 метров. За кормой появилось много трещин.
Буйницкого и Гаманкова не было на судне, они еще в 16 часов ушли к магнитному домику на очередные наблюдения. Мне не хотелось срывать их работу, и пока что я не тревожил их. Но обстановка с каждой минутой усложнялась, и я все чаще поглядывал на северо-восток - не идут ли наши наблюдатели с «магнитного хутора».
Их не было. А у борта корабля тем временем события развертывались в быстром темпе. В 20 часов 30 минут трещина, видневшаяся по носу судна, внезапно разошлась и превратилась в разводье шириной до 30 метров. Послышались толчки. На месте нашей стоянки льдины пришли в движение. Они взаимно перемещались: поля, находившиеся справа, уходили на юго-запад, льды слева понесло на северо-восток.
Старое поле с аварийными базами пока еще держалось у судна. Но оно испытывало сжатие невероятной силы, - на всю кромку жали движущиеся льды, стремившиеся увлечь поле за собой.
Внезапно корабль задрожал. Я выбежал на палубу и спустился по трапу на ледяное поле. Оно тряслось под ногами, вибрируя так, словно подо льдом работали мощные турбины.
И вдруг из мрака выступил ледяной вал высотой метра в два. Он медленно катился к кораблю с юго-востока...
