При капищах, где сооружали храмы, несли службу привратники. Должность таких храмовых служителей-стражей, как следует из повествований Ибн Исхака, удерживалась, как правило, за родом, стоявшим у основания того или иного капища, и передавалась по наследству. Стражниками-хранителями идола Ал-Лат, например, в Та’ифе, были представители клана бану муттаб из племенного союза сакифитов. Надзор за языческими храмами, которые посвящались женским идолам, таким как Ал-’Узза и другие, исполняли женщины. Нередко хранители капищ выступали в роли непререкаемых никем третейских судей в тех племенах, которым принадлежали эти капища.
Доживший до наших дней обычай ставить знаки-метки (васм) на принадлежащей аравийцам собственности, в том числе на домашних животных, — это не что иное, как тотемизм, форма религии родоплеменного строя древних арабов Аравии. В те далекие времена на телах и лицах людей делали жертвенные надрезы ножом, символизировавшие собой их скрепленную кровью близость с тем или иным животным, то есть тотемом. Впоследствии «гербы» (васм) племен с изображениями их тотемов стали наносить хной. Притом только на тела животных и женщин, отмечая, таким образом, их семейно-родовую и родоплеменную принадлежность. Росписи хной рук и ступней ног женщин современной Аравии, то есть тату по-аравийски, — это не что иное, как отголосок старых времен, имеющий в наши дни совершенно иной смысл и абсолютно другое предназначение.
Подтверждают существование тотемизма в Аравии и названия некоторых племен, произошедшие от тех или иных животных, издревле считавшихся в этих племенах священными. Татуировки на руках, как знаки-символы поклонения тотемам во времена джахилийи, запретил Пророк Мухаммад (21).
Среди тотемов арабов Древней Аравии упоминаются историками прошлого, и довольно часто, финиковые пальмы; такие священные деревья обозначались у аравийцев словом «манахиль», что значит «пчельники (ульи) ангелов». Бытовало поверье, что время от времени ангелы спускались на них с небес, чтобы понаблюдать за жизнью людей, и «помочь им, если они воззовут об этом», в их бедах и горестях, просьбах и пожеланиях. Ни один листик с деревьев-тотемов не мог быть сорван просто так. Вопрошая пальмы-тотемы о помощи и поддержке, люди оказывали им знаки внимания и почитания: вешали на них одежды и ювелирные украшения. Обычай этот долгое время сохранялся в Аравии и с приходом ислама. Так, особой популярностью у коренных мекканцев и пилигримов, вспоминали путешественники, пользовалась пальма, росшая за Мекканскими воротами Джидды, у которой постоянно скапливались толпы народа.
Великий арабский историк Ибн Хишам (ум. 835) рассказывает, что до утверждения в Наджране христианства арабы Наджрана «поклонялись одиноко стоявшей высокой пальме», росшей в окрестностях города. Каждый год жители Наджрана «собирались у той пальмы, и справляли праздник в ее честь»; женщины развешивали на ней свои лучшие платья и украшения (22).
Пантеон идолов в Каабе во времена джахилийи насчитывал 360 истуканов. Идол Хубал, привезенный в Мекку из Сирии, почитался аравийцами богом дождя; по форме он напоминал собой мужчину. Именно перед ним мекканцы гадали на стрелах, когда хотели выяснить, к примеру, можно ли отправляться с тем или иным торговым караваном в путь, будет ли ему сопутствовать удача, или стоит повременить. На гадательных стрелах было написано: «да», «нет»; «делай», «не делай»; «медленно», «скоро». Собиратели древностей сообщают, что «обычай стрелогадания» пришел в Аравию из Вавилона.
Идол Сувах, привнесенный в Мекку из Йемена, походил по форме на женщину и считался божеством плодородия земли и плодовитости женщин. Идол Вадд (Вудд) слыл божеством небесного свода, покровителем купцов и мореходов. Идол Йа’ук, похожий по форме на лошадь, являлся божеством успеха; широко почитался в племенах Йемена. Присутствовал в этом пантеоне идолов Древней Аравии и могучий Васр, бог-орел; и Ал-’Узза, богиня стойкости и выносливости (ее изображали в виде акации); и идол девственности Дувар. Холмы Сафа и Марва венчали идолы Исаф и Найла. Идол Хабхаб, представлявший собой огромный камень, был тем местом в долине Мина, где древние арабы приносили жертвы богам, забивая животных. Над всеми этими идолами имелось высшее божество; о нем упоминают в своих стихах поэты Древней Аравии (23).
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В седом прошлом жители «Острова арабов» давали детям имена идолов, которым поклонялись. Мальчиков называли рабами, а девочек дарами того или иного из них: Абд-ал-Вадд (Раб Ал-Вадда), например, или Дар-ал-Лат (Подарок Ал-Лат).
У древних арабов, к слову, существовал обычай совершать паломничества к святым местам целыми родами и племенами. Помимо Каабы, йеменцы, к примеру, предпринимали такие хождения- поклонения к храму идола-хранителя Саны (Эль-Макага), или к идолам в капище Риам. Финикийцы, выходцы с Бахрейна, — к храму Малькарта в Тире. В своей «Исторической библиотеке» Диодор Сицилийский пишет, что обычай этот, соблюдавшийся и среди набатеев, потомков Набита, сына Исма’ила, помог Атенею, военачальнику Антигона, захватить и разграбить блистательную Петру, непреступный город в скалах, одну из караванных столиц Древнего мира (23*). Антигона Одноглазого (384/382-301 до н. э.) историки Древнего мира считали одним из лучших полководцев Александра Македонского, получившего после его смерти (323 г. до н. э.) в управление часть Малой Азии. Впоследствии в борьбе с диадохами Антигон захватил Сирию, а 306 г. до н. э. принял царский титул.
Первым человеком, «изменившим веру Исма’ила и отца его, Ибрахима» (Авраама), веру в Господа единого, Ибн Хишам называет мекканца по имени ’Амр ибн Лухаййа ибн Кам’а. Отправившись в Аш-Ша’м (Сирия), чтобы поправить здоровье на водах горячего источника в районе Ма’аб, что в землях Ал-Балка’а, где обитали в те времена ’амалики, потомки ’Имлака (’Амлака) ибн Луза ибн Сима ибн Нуха (Ноя), он увидел, что они поклоняются вырубленным из камней идолам. ’Амр выяснил, что, отдавая почести идолам, люди взывают через них о «ниспослании дождя». Тогда, говорит Ибн Хишам, попросил он, чтобы дали они ему одного из своих идолов, которого ’Амр обязался «представить своему народу». Так попал к нему в руки идол Хубал, которого он и «привнес в Мекку».
О том, откуда взялись у арабов идолы в форме человека, одно из преданий арабов Аравии повествуют следующее. Сыновья Адама, Йакут, Идук и Насрин, родившиеся после Каина, Авеля и Сифа (Шиса), «были дружны между собой» и чтили истинного Бога. Когда один из трех братьев умер, то «печаль настигла других». Дьявол, видя скорбь их, явился к ним, и «убедил поставить в храме изображение того, кого они оплакивали». Братья последовали совету дьявола. Когда умер второй брат, то и его изображение, «сделанное из свинца и меди», тоже поместили в храме. Также потом поступили и после смерти третьего брата. Примеру тому начали подражать и другие дети Адама и их потомки. Таким путем, дескать, дьявол и «отвратил ум людей от почитания Бога единого». Но «настал потоп. Он уничтожил язычников и погреб в своих волнах идолов». Дьявол, однако, «разыскал этих идолов», и «подвиг новые народы к поклонению им».
По другому преданию, первые идолы в форме человека появились среди арабов как знак уважения по ушедшим из жизни благочестивым людям, Йагусу, Йагуку и Насрину, «жившим между Адамом и Ноем». По совету дьявола и «движимые желанием сохранить память о них», потомки этих людей высекли их изображения. Последующие же поколения, «забыв о причине появления этих изображений, стали чтить их за богов».
Арабы Аравии времен джахилийи (язычества), отмечает мусульманский философ и теолог Абу-л-Фатх аш-Шахрастани (1075–1153), поклонялись семи планетам. Звезды подразделяли на «счастливые» и «несчастливые» (воспринимали их как «жилища божеств»). Юпитер и Венеру, например, именовали «двумя счастливыми звездами», а Сатурн и Марс — «двумя гибельными». Семи планетам этим посвящали и дни недели; делили их тоже на «счастливые» и «несчастливые». Пятницу, главный день, установленный, по сказаниям предков, самим Авраамом в память о сотворении Богом человека, величали не иначе как «господином дней» (сейид ал-айам); и свято верили в то, что именно в этот день и свершится Страшный суд. Вечер пятницы (счастливого дня) считался у них лучшим временем для бракосочетаний. Среду же, особенно если она приходилась на последний день текущего месяца, воспринимали как «время несчастий»; и когда она наступала, то старались не покидать свои жилища.
