— Вы слышите, как оплакивают моего сына? Да, он мог спасти их. Достаточно того, что они ему верили. Мой… мой сын.
В его словах прозвучала величайшая надменность.
— А кто убил его? — резко спросил король. — Не вы ли сами?
Вдруг автомобиль неожиданно остановился. Толчок был так силен, что пассажиры едва не выпали из него.
Шофер выпрыгнул из автомобиля и начал возиться около машины.
— Ну! — нетерпеливо крикнул первосвященник. — Убью на месте!
— Машина испортилась, — робко ответил шофер, залезая под автомобиль.
Через секунду он выскочил оттуда и в страхе отбежал в сторону.
Автомобиль вдруг задрожал мелкой дрожью. Пассажиры поспешно выскочили из него. Тогда автомобиль яростно зашипел и встал на дыбы. Он тяжело поднялся всем корпусом и проехал несколько шагов на одних задних колесах. Потом он остановился, медленно опустился на все четыре колеса и как будто задумался. Потом медленно наклонился и повернулся на бок. Казалось, как сознательное существо, автомобиль отказывается служить, решает отдохнуть и ложится спать. Только колеса медленно вертелись в воздухе.
Шофер дико закричал и бросился бежать. За ним кинулись и пассажиры. Мимо бежали люди, и все они также кричали, никто не останавливался, никто не узнавал друг друга, никто не собирался кому-нибудь помочь. По всей столице творилось что-то невероятное. Все машины взбесились в несколько минут. На всех фабриках, на всех заводах царствовал полный хаос. Он вторгался всюду, где была хоть одна машина.
Машины безумствовали. Солнца то зажигались, то меркли, безумно крутясь в небе. Трамваи поднимались на дыбы, рвали провода, давили прохожих. Пустые автомобили сами носились по улицам, разбиваясь о стены. Весь город был покрыт обломками, трупами и корчащимися ранеными. Люди бежали куда глядят глаза, натыкаясь друг на друга, вбегая в дома, прячась в подвалах. Столица мгновенно превратилась в огромный сумасшедший дом, в котором буйным безумцам дали полную свободу. Но безумствовали не только люди — безумствовали вещи, если только они имели связь с машинами. Никто не мог понять, в чем дело. Людям было предоставлено гибнуть, прятаться и сходить с ума.
И вдруг с неба густыми потоками хлынула океанская вода. Тяжелые струи хлестали дома, улицы, последних не спрятавшихся людей и безумные машины. Все озера выступили из берегов, огромные куски полупрозрачного материала, из которого были выстроены небеса, с треском падали на город, проламывая крыши и мостовые. Потоки воды превратились в огромные водопады. Они стремглав несли вниз обломки и трупы. Океан прорвался. Подвалы и первые этажи были уже затоплены. Люди искали спасения на крышах, но там настигали их падающие с небес обломки и убивали на месте или разрушали последние убежища. Там, где небеса были прочны, все смывалось водой. Деревья, обломки, тонущие люди, — все это неслось в водоворотах, запрудивших улицы. Невероятный шум и треск превратились в сплошной гром. Солнца меркли. Страна голубых солнц погибала.
И вот, заглушая весь этот хаос, весь рев прорвавшегося океана и треск гибели, раздался над столицей отчаянный и злой голос первосвященника, кричавшего в огромный рупор, по которому передавались все срочные распоряжения правительства:
— Атланты! Вы гибните! Все кончено! В последний раз слушайте меня, атланты! Я, ваш первосвященник, говорю вам: нет бога, нет рая, нет надежды! Все ложь! Будьте же все вы прокляты!..
НАСЛЕДНИКИ ГУЛЛИВЕРА
Конец близок, но, как хороший дядюшка из сказки, мы приготовили читателю еще один сюрприз. Можете ли вы пожаловаться на нас, читатель? Наш последний (а может быть, и не последний) сюрприз заключается в том, что ни Стиб, ни Сидония и никто из единомышленников Антиноя не пускал в ход мозг машин и не был причиной гибели Атлантиды. Катастрофа была необъяснима для атлантов. Хорошо, что авторы — люди земли.
Несколько недель Сидония и Стиб разыгрывали роль ангелов-хранителей страны голубых солнц, небесных коммивояжеров, в сущности, будучи лишь послушными агентами первосвященника. Их положение было далеко незавидным. Дни шли, в гробницу человеколошади проникнуть им не удалось, да они и боялись ее.
Сидония страдала. Первые дни она пересиливала себя, на что-то надеялась. Она сидела в зале под балдахином, и повторяла верующим слова, которые подсказывал ей первосвященник. Скоро это занятие стало обычным, никакой свободы им не дали, сведений они не получали. У Сидонии было много свободного времени, она проводила его в слезах. Страдала ли она от того, что погиб Антиной, как она думала, или она раскаивалась в своем поведении, но ее редко можно было видеть неплачущей. Как это ни странно, ее страдание благотворно действовало на Стиба. Сидония не только не отдаляла Стиба от себя, но часто давала ему доказательства своей растущей симпатии. Терпеливо ухаживая за Сидонией, ловя ее взгляды, Стиб чувствовал, как смутная надежда закрадывалась в его сердце. И только встречаясь с прямым укоряющим взглядом Тома, репортер хмурился и проклинал себя, Атлантиду и весь мир.
Люди земли жили совершенно замкнуто. Стража стояла у их дверей. Никакие известия не проникали к ним. Только Том сумел вызвать доверие нескольких кастратов, и они беседовали с ним. Но и ему они ничего не сообщали. Тем не менее Сидония как-то пожаловалась Стибу, что смутные предчувствия тяготят ее. Стиб всячески пытался ее успокоить, но она качала головой и повторяла свое. И Стиб принужден был согласиться с нею. Реальных фактов они не знали, но они видели, что стража чем-то встревожена. Первосвященник уже несколько дней не показывался, приемы Сидонии были отменены, не было разговора о том, чтобы Стиб стал редактором, и о людях земли, казалось, все забыли. Сидония и Стиб строили всякие предположения, когда в комнату вошел Том и против обыкновения приветливо улыбнулся. Он сказал без всякой подготовки:
— А знаете, в стране что-то происходит.
— Что? Что такое? — заволновался Стиб.
— Беспорядки.
Стиб привык верить всему, что говорил Том. В голосе мальчика было что-то очень значительное.
— Революция? — крикнул Стиб. — Но ведь с ней покончили раз и навсегда!
— Нет, не революция. Они боятся потопа. Небо дает трещины. За последние месяцы ни инженеры, ни рабочие не могут справиться с машинами.
Том никогда не лгал. Это знали Стиб и Сидония. Очевидно, кто-то из стражи поделился с мальчиком собственным страхом.
— Но в чем же дело? Что случилось с рабочими? Ведь не хотят же они собственной гибели.
Том пожал плечами. Он сам ничего больше не знал.
— Я же говорила вам, Стиб, что творится что-то необыкновенное. По-моему, заражен самый воздух. Это предчувствие какой-то беды. Я не знаю, как это объяснить, но мне кажется, что вся жизнь вокруг насторожилась. По ночам мне кажется, что все вещи перестали быть прежними и словно угрожают. Как будто где-то идет страшная и непонятная работа. Она принесет катастрофу, а никто не знает, кто ее делает и где.
