в этой перспективе ему виделось славное возлияние в компании букмекера Луи, а потом несколько визитов к старым студийным приятелям. Временами — но год от года все реже — такие визиты вдруг оборачивались какой-нибудь непыльной работенкой. Однако в этот раз, успешно пройдя стадию возлияния, он сбился с намеченного маршрута при виде заблудившейся девушки.
В том, что она заблудилась, сомнений не было. Очаровательно разинув ротик, она стояла и глазела на автобусы со статистами, проезжавшие в направлении столовой. А потом начала беспомощно озираться по сторонам — настолько беспомощно, что угодила бы под один из автобусов, не подоспей вовремя Пэт, оттянувший ее в сторону.
— Ой, спасибо, — сказала она. — Большое спасибо. Я пришла сюда с экскурсионной группой, но полисмен у дверей заставил меня сдать фотоаппарат на хранение. Потом я побежала догонять своих к пятому павильону, как говорил экскурсовод, но там все оказалось закрыто.
Она принадлежала к типу смазливых блондиночек. С циничной точки зрения Пэта, все смазливые блондиночки были на одно лицо, как стандартная партия кукол. Правда, в отличие от кукол имена у них были разные.
— Что ж, попробую вам помочь, — сказал Пэт.
— Вы очень добры. Я Элеонора Картер из Бойсе, штат Айдахо.
Пэт сообщил ей свое имя и то, что он является сценаристом. Сперва она как будто разочаровалась, но потом просияла:
— Сценарист?.. Ах да, конечно же! Я так и думала, что у них тут должны быть сценаристы, хотя до сих пор ни об одном не слыхала.
— Сценаристы зарабатывают по три тысячи в неделю, — внушительно произнес Пэт. — Сценаристы — это очень важные люди, важнее их нет никого во всем Голливуде.
— Да что вы?! Вот уж никогда бы не подумала.
— Бернард Шоу пытался работать сценаристом, — сказал он, — как и Эйнштейн, да только кишка у них оказалась тонка.
Они подошли к расписанию съемок — в тот день они велись на трех площадках, и один из трех режиссеров был старым знакомым Пэта.
— А что вы написали? — спросила Элеонора.
Тут на горизонте замаячил популярный актер, и она уставилась на него во все глаза, забыв о существовании Пэта. Актер растаял вдали, а Пэт не спешил называть свои картины, ей наверняка неизвестные.
— Это все больше немые фильмы, — промолвил он уклончиво.
— Понятно… А из ваших последних?
— Ну, я работал над одним фильмом в «Юниверсал»,[135] но не знаю, как его назвали в окончательной версии…
Видя, что его речь не производит впечатления, Пэт быстренько прикинул, какие фильмы могут быть известны в городе Бойсе, штат Айдахо.
— Еще я написал «Отважных капитанов», — заявил он, пойдя напролом, — и «Летчика-испытателя», и «Грозовой перевал», и… и «Ужасную правду», и «Мистер Смит едет в Вашингтон».[136]
— Ух ты! — вскричала она. — Мне нравятся все эти фильмы! Мой парень без ума от «Летчика-испытателя», а вот я больше всего люблю «Мрачную победу».
— Этот фильм я считаю своей неудачей, — скромно заметил Пэт. — Получилось слишком уж заумно. — И дабы хоть чем-то сбалансировать это нагромождение лжи, добавил толику истинной правды: — Я работаю здесь уже двадцать лет.
Они подошли к павильону. Пэт попросил сообщить режиссеру о своем визите, и вскоре их пустили внутрь, где Рональд Колман как раз репетировал сцену.
— Это тоже вы написали? — шепотом спросила Элеонора.
— Меня уговаривали взяться за эту картину, однако я тогда был слишком занят, — сказал Пэт.
Он снова чувствовал себя молодым, влиятельным и энергичным, занятым тут и там сразу во множестве проектов. А затем он кое-что вспомнил:
— Кстати, как раз сегодня премьера одного из моих фильмов.
— Вашего фильма?
Он кивнул:
— Я собирался пойти туда с Клодетт Кольбер, но она вчера простудилась. Не составите мне компанию?
II
Он было занервничал, когда она упомянула о семье, но успокоился, выяснив, что речь идет всего лишь о тете, живущей в этих краях. Эх, до чего же будет здорово, как в былые годы, пройтись под ручку со смазливой блондиночкой ко входу в кинозал мимо толпящейся на тротуарах публики! Его «фордик» 1933 года выпуска, мягко говоря, не впечатлял, но Пэт мог сказать, что взял эту машину напрокат, пока чинят его лимузин, разбитый нерадивым слугой-японцем. А что дальше? Пэт пока не знал, но уж один-то шикарный вечер он себе устроить мог.
Он угостил ее обедом в студийной столовой и разгорячился до того, что начал подумывать о чьей-нибудь уютной квартире, которую можно позаимствовать на несколько часов. Для таких случаев имелся старый проверенный ход: обещание кинопробы. Однако сейчас все мысли Элеоноры были заняты прической и приготовлениями к премьере, так что он неохотно проводил ее до выхода со студии. После этого он снова заглянул к Луи, освежился парой стаканчиков и направился в офис Джека Бернерса за билетами.
Они ждали его в конверте на столе секретарши.
— С этими билетами настоящая проблема, мистер Хобби, — сообщила она.
— Проблема? С какой стати? Когда это было, чтобы автор не мог попасть на собственную премьеру?
— Не в том дело, мистер Хобби. Просто об этой картине так много говорят, что все места были разобраны заранее.
— Ну да, и при этом обо мне никто даже не вспомнил, — угрюмо констатировал Пэт.
— Сожалею, — сказала секретарша. — По правде говоря, это билеты мистера Уэйнрайта. Он был чем-то сильно расстроен, бросил конверт на мой стол и сказал, что ноги его не будет на премьере. Ох, наверное, я зря вам это говорю…
— Выходит, это его места?
— Именно так, мистер Хобби.
Пэт даже причмокнул от удовольствия. Это уже попахивало триумфом. Уэйнрайт явно вышел из себя, а в мире кино подобные выходки недопустимы — если только они не являются нарочитой игрой на публику. Такая потеря самоконтроля ослабляла позиции Уэйнрайта и давала шанс Пэту Хобби. Может, и впрямь обратиться в Гильдию сценаристов и представить этот случай на их суд? Правда, сам Пэт в гильдии не состоял и не был уверен в том, что его туда примут.
Впрочем, все это было из области теории. А на практике ему предстояло в пять часов встретиться с Элеонорой и вывезти ее «куда-нибудь на коктейль». Он купил рубашку за два доллара, надев ее тут же в магазине, и тирольскую шляпу — эти приобретения ополовинили финансы Пэта, которые он со времен «банковских каникул 1933 года»[137] благоразумно доверял лишь собственным карманам.
Непритязательный тетушкин коттедж в Западном Голливуде без признаков сопротивления отпустил Элеонору навстречу удовольствиям. Ранее Пэт отсоветовал ей надевать вечернее платье, но и в более скромном наряде
