неполноценным.
— У меня снаружи один парнишка, — сообщил он.
— А он тут при чем?
— Я подумал, что тебе здесь нечем заняться и ты возможно, захочешь чем-то отплатить мне за все это добро… — Широким взмахом он обвел голые стены палаты. — Когда-то ты писала классные сценарии. Как полагаешь, если я притащу сюда пишущую машинку, ты смогла бы разложить по полочкам один весьма недурной сюжет?
— Ну… смогу, наверное.
— Учти, это секрет. Мы не можем доверять никому на студии.
— Понятно, — сказала она.
— Тогда я позову этого парня, и он расскажет тебе идею. А мне пора на совещание.
— Хорошо… и, Пэт, — ты ведь заглянешь ко мне еще?
— Конечно загляну.
Однако больше он с ней видеться не собирался. Не любил он все эти юдоли скорби, ибо сам пребывал в таковой. Но отныне с нищетой и бедами покончено. Энергия и сила — вот что его привлекало отныне; и этим вечером он вел Лизетту Стархейм в цирк на состязания борцов.
IV
Хэрмон Шейвер про себя называл подготовленное мероприятие «вечеринкой с сюрпризом». Намереваясь поставить больших боссов перед свершившимся фактом, он собрал всю честную компанию в своем офисе, а потом позвонил Левиню и попросил его прийти немедленно.
— Зачем это? — спросил Левинь. — По телефону сказать не можете? У меня сейчас дел по горло.
Такое высокомерно-пренебрежительное отношение бесило Шейвера, который представлял в Голливуде интересы акционеров с восточного побережья страны.
— Не так уж много я прошу, — сказал он резко. — Хватит того, что я позволяю вашей братии хихикать за моей спиной и держать меня в стороне от всех дел. Но теперь у меня появилось серьезное предложение, и я хочу, чтобы вы пришли сюда для разговора.
— Ну хорошо, иду.
При виде новообразованной съемочной группы Левинь удивленно вскинул брови, но не сказал ни слова и сел в кресло, опустив глаза и — словно в раздумьях — прикрыв ладонью нижнюю часть лица.
Мистер Шейвер вылез из-за стола и разразился потоком слов, копившихся в нем на протяжении нескольких месяцев. В общем и целом суть его речи сводилась к следующему: «Вы долго не допускали меня к вашим киношным играм, но теперь я начинаю свою игру». Затем он кивнул Джеффу Манфреду — тот открыл сценарий и начал читать вслух. На чтение ушел час, и все это время Левинь сидел молча и неподвижно.
— Вот вам, пожалуйста, — торжествующе подытожил Шейвер. — Если у вас нет возражений, я предлагаю подготовить смету и приступать к съемкам. Поддержку своих акционеров я гарантирую.
Левинь наконец-то подал голос:
— Вам понравился этот сценарий, мисс Стархейм?
— По-моему, это здорово.
— И на каком языке вы собираетесь играть свою роль?
К общему удивлению, мисс Стархейм поднялась на ноги.
— Мне пора идти, — произнесла она со своим легким, приятным акцентом.
— Сядьте и отвечайте на мой вопрос, — приказал ей Левинь. — На каком языке вы собираетесь играть эту роль?
Глаза мисс Стархейм наполнились слезами.
— Йесли имей карош настафник, ихь канн йетта роль гут шпилен, — пролепетала она.
— При этом сценарий вам понравился, верно?
Она замешкалась, прежде чем повторить:
— По-моему, это здорово.
Левинь обратился к остальным присутствующим.
— Мисс Стархейм находится здесь вот уже восемь месяцев, — сказал он. — С ней занимались три преподавателя. И за все это время — если только в последние три недели не случились какие-то подвижки — она освоила всего три фразы: «Как поживаете?», «По-моему, это здорово» и «Мне пора идти». Мисс Стархейм глупа как пробка — я ничуть не оскорбляю ее этими словами, поскольку она все равно не понимает их смысл. Вот она — ваша кинозвезда.
Он повернулся к Датчу Уэггонеру, который еще до того встал со своего места.
— Не надо, Карл… — попросил он.
— Ты сам меня к этому вынудил, — произнес Левинь. — Мне случалось доверять работу пьяницам — до известной степени, но будь я проклят, если еще раз доверю ее наркоману!
Он взглянул на Хэрмона Шейвера:
— Датча хватало ровно на неделю качественной работы в каждой из четырех последних картин. Сейчас он снова в норме, но, когда наступает горячая пора на съемках, его рука сама тянется к чудесному белому порошку. Погоди, Датч! Не говори ничего, о чем тебе потом придется пожалеть. Мы пока что не сбрасываем тебя со счетов, но к работе допустим лишь после врачебного подтверждения, что ты уже год как в завязке.
И снова к Хэрмону:
— Вот он — ваш режиссер. Что касается вашего исполнительного продюсера Джеффа Манфреда, то он получил свою должность на студии лишь по одной причине: он приходится кузеном жене Берера. Ничего не имею против него лично, однако он безнадежно устарел вместе с немым кино, точно так же… точно так же… — взгляд его отыскал трясущегося беднягу, — точно так же как Пэт Хобби.
— К чему это ты клонишь? — взвился Джефф.
— Ты пошел на поводу у Хобби, не так ли? Этим уже все сказано. — Он повернулся к Шейверу. — Джефф просто плакса, прожектер и мечтатель. Мистер Шейвер, вы оптом приобрели негодный для работы материал.
— Но, кроме того, я приобрел хороший сюжет, — не сдавался Шейвер.
— Да, тут вы правы. И он пойдет в производство.
— А разве этого мало? — спросил Шейвер. — Откуда мне было знать про мистера Уэггонера и мисс Стархейм, если вы вечно все от меня скрываете? Однако хороший сюжет у меня есть.
— Да, — рассеянно промолвил Левинь и встал из кресла. — Да, сюжет хороший… Зайдем ко мне в офис, Пэт.
Он уже был у двери. Пэт жалобно оглянулся на мистера Шейвера, словно прося его о заступничестве, а затем на ватных ногах поплелся за Левинем.
Они в молчании проследовали по коридору до кабинета босса.
— Садись, Пэт.
Пэт сел.
— А у этого Эрика есть талант, верно? — спросил Левинь. — Он может далеко пойти. Как ты умудрился его откопать?
Пэт не чувствовал рук и ног, будто их уже туго перетянули ремнями электрического стула.
— Ну, вот так… откопал. То есть… он как бы сам откопался.
— Мы назначим ему жалованье, — сказал Левинь. — Давно пора придумать, как продвигать талантливую молодежь.
Загудел вызов интеркома, он нажал кнопку, о чем-то переговорил и снова поднял взгляд на Пэта:
— И как ты только мог связаться с этим Шейвером, чтоб ему было пусто?! Вот уж чего не ожидал от ветерана вроде тебя, Пэт.
— Я просто подумал…
— Почему бы ему на убраться к себе на восток? — продолжил с отвращением Левинь. — Засел тут и ворошит муравейник, а всякие болваны вроде вас играют ему на руку!
Тут
