Секретарь обратил внимание архивариуса на служителя, который с веником и ведром обходил клетки, убирая плевки яда, непрерывно стекавшие с раструба громкоговорителя. Он сказал, что пластинки с записями хранятся в Архиве, где, о чем хронист, должно быть, знает, имеется так называемая секция речи, там собраны примеры злоупотребления словом — разумеется, только как образцы для устрашения. Раньше Роберт устыдился бы своего незнания и отозвался бы лишь молчаливым кивком, но сейчас он признался, что, кроме скупого замечания Перкинга, относившегося, возможно, к секции речи, ничего не слышал об этом, но возьмет это себе на заметку.
Жара сгустилась над площадью, как под накрытым стеклянным колпаком. Роберт, опустив бинокль, обмахивался веером. Мраморная балюстрада постепенно нагрелась настолько, что к ней страшно было прикоснуться. Хронист обозревал панораму площади, не задерживая взгляда на частностях. Все, что он сейчас наблюдал там, совершалось безмолвно. Тишину нарушали только регулярно повторяющиеся звуки вблизи него — когда Великий Дон хлопал парой кожаных перчаток по краю мраморной балюстрады. Эти хлопки придавали действу, разыгравшемуся на четырехугольной арене, видимость кукольного театра. Казалось, что внизу передвигаются марионетки кем-то поставленного спектакля, механические и лишенные самостоятельных действий, покорные лишь жестам режиссера.
Пары, проходившие мимо трибуны перед господином в сером цилиндре, составлялись из разных групп. Это были или две женщины, которые шли, держась за руки, или двое мужчин, иногда мужчина и женщина. Они, казалось, не были знакомы друг с другом и только здесь впервые соединились в пары, согласно высшему порядку. Часто они шли не рядом, бок о бок, а на расстоянии, но они не расцепляли рук, хотя каждый тянул в сторону, как будто стремясь оторваться от партнера. Другие пары, напротив, шагали дружно и смиренно.
Неравны были партнеры, что шли парами, взявшись за руки: тут подсудимый держал за руку судью, лесник — браконьера, обворованный — вора, жертва уличной аварии — водителя, там неверный друг шагал в паре с возлюбленной, проигравший — с выигравшим, доносчица — с обиженным. Как сцепляются в движении колесики-шестерни, так соединялись тут преступник и жертва, кредитор и должник, убийца и убитый, мучитель и мучимый, добро и зло. Да и нет. Не всегда это были те же самые люди, пояснил улыбчивый секретарь, которые в жизни причинили зло один другому, это были только сходные типы активных или пассивных жизненных групп, которые представляли крайности, две половины, и которые теперь составляли органическое единство. Так, взаимно уравновешивали друг друга любовь и ненависть, печаль и радость, справедливость и несправедливость, насилие и доброта, невинность и развращенность, черное и белое. Насмешка ищет серьезность, слезы — смех, разочарование — веру, беда — утешение, равно как утешение — беду, вера — разочарование, смех — слезы, серьезность — насмешку.
— Если вы наведете свой бинокль на самую середину площади, — сказал секретарь Роберту, — то увидите там колесо счастья, из которого каждый тянет свой жребий.
Архивариус действительно увидел в центре площади барабан, разрисованный драконами и демоническими зверями, вокруг него толпились люди; номер, который каждый вытаскивал, ему писали на спине.
— Поскольку каждый номер, — пояснил секретарь, — предусмотрен в двух экземплярах, то человек выбирает себе таким образом партнера по судьбе. Есть незначительное количество пустых билетов, которые можно считать свободными билетами участи и удачи, ибо они означают, что для того, кто его вытянул, уравновешивающего партнера пока не находится. Лица, которые не находят себе пары, получают отсрочку на какое-то время и часто принимаются на службу в органы управления в качестве служащих низшей и средней ступеней, то есть охранниками, служителями, смотрителями порядка, регистраторами, посыльными, надзирателями, чей срок в целом регламентируется в соответствии с установленными порядками. Жребий — это испытанный прием Префектуры, божественная ирония, позволяющая каждому пребывать в заблуждении, будто он сам свободно выбирает судьбу, тогда как в действительности он вытаскивает жребий, который ему назначен. Ведь иначе активные и пассивные, неупорядоченно прибывающие в город, не могут быть в равной мере обеспечены соответствующими постами, в то время как это соответствие непременно должно быть достигнуто при окончательном оставлении города. Во всяком случае, этим способом, который я назвал, по словам нашей Префектуры, божественной иронией, для участников создается иллюзия свободы воли, то есть та иллюзия, в какой люди пребывают в жизни и какая здесь в конечном счете остается у них тоже.
Архивариус, который слушал секретаря раскрыв рот, отступил несколько шагов от балюстрады.
— Но кто же, — спросил он, пораженный, — тасует билеты?
— Великий Дон, — сказал секретарь.
Архивариус невольно посмотрел на господина в сером цилиндре. Несколько раз он встречал его в городе прохаживающимся тут или там с видом как будто равнодушного зрителя; теперь он стоял неподвижно, принимая парад, на котором мертвых отделяли от умерших. Удар его перчаток о балюстраду означал для каждой из проходивших мимо террасы пар окончательное решение, в соответствии с которым партнеры, составляющие пару, должны были оставить город и вместе с этим навсегда утратить свой образ. Но вот он прервал монотонную процедуру. Роберт видел, как он взялся за шляпу и помахал ею перед проходившей мимо парой.
Секретарь подтвердил догадку Роберта, что этот жест означал оправдательный приговор. Почему это происходит иногда в самый последний момент, никто, пояснил секретарь, не знает. Только событие это всегда вызывает у чиновников из свиты некоторое замешательство. Возможно, обнаруживалась какая-то ошибка контрольных органов при составлении пары. То ли партнеры в недостаточной мере дополняют друг друга, то ли один из партнеров не до конца выполнил свою задачу, может быть, имелись еще какие-то причины — только от неподкупного взгляда Великого Дона ошибка не ускользала. Он, разумеется, никогда не говорит об этом и не разъясняет, почему именно принял такое решение, а предоставляет чиновникам Префектуры с их духовниками и толмачами находить разгадку вынесенного им приговора и устанавливать ошибку. Тем нужно немалое время и часто длительные расследования, чтобы объяснить решение Великого Дона и установить наконец, почему умерший, хотя он и обнаруживал все признаки мертвого, должен был еще какое-то время оставаться в промежуточном царстве.
Расследование этих случаев обычно доводится до сведения Высокого Комиссара, так что и секретарь имеет некоторое представление о подобного рода вещах. Всегда оказывалось, что решения Великого Дона имели под собой основание. Расследования, разумеется, касаются лишь тех случаев, которые означают для пострадавшего отсрочку перемещения его в небытие, тогда как обычные решения — а именно когда Великий Дон ударяет перчатками о балюстраду — не подлежали проверке.
Роберт с любопытством подошел к боковой стороне террасы и увидел, что пару, получившую оправдательный приговор, вывели тем временем из колонны. Он приставил к глазам бинокль, чтобы рассмотреть лица. Один из партнеров был бородатый мужчина, у которого на отвороте пиджака была эмблема с изображением линейки и палки для наказания, в другом он узнал, к своему изумлению, Леонхарда, своего юного помощника. Он выразил свое удивление секретарю по поводу участия Леонхарда в этом смотре, но тот оставил без внимания замечание архивариуса о его фамулусе. Однако он остановил Роберта, когда тот направился было к лестнице, чтобы спуститься на площадь, и попросил его не поддаваться чувствам.
В шествии тем временем произошла заминка. Распорядители махали руками, бегали туда и сюда, отдавая какие-то распоряжения, взметнулись вверх сигнальные флажки. Кажется, происходила перегруппировка, пары ставили в ряд одну за другой, как звенья цепи. Господин в сером цилиндре отошел от балюстрады и принялся не спеша расхаживать с невозмутимым видом взад и вперед по террасе. Один раз он остановился перед Робертом и обаятельно улыбнулся ему, сверкнув прекрасными белыми звериными зубами. Взгляд Великого Дона словно пронзил архивариуса. Тот величественным жестом показал на площадь.
Роберт подумал, что настал решительный момент замолвить слово за Анну. Правда, раньше он намеревался говорить об этом с Высоким Комиссаром, но поскольку самого приглашения непосредственно он еще не получил, а вопрос, касающийся ее судьбы, находился, как он теперь видел, в компетенции господина в сером цилиндре, то он решил воспользоваться удобным случаем.
Разве он не продумал во всех мелочах разговор? Как фехтовальщик, стоял он теперь, приготовившись бороться за Анну и отразить все удары могучего противника с намерением победить судьбу.
