Эта история закончилась следующим образом. Несмотря на то что сценарист и консультант внесли в картину 25 поправок, она всё равно получилась антикочетовской. Пусть не в той мере, как это было в первом варианте, но всё же. В итоге новое руководство СК СССР, которому был показан фильм, восприняло его весьма благожелательно. Кто-то из руководителей даже выразился по этому поводу следующим образом: поднести такой персик к юбилею — замечательный удар по кочетовцам. В этом резюме содержалась убийственная характеристика тех сил, которые пришли к власти на волне перестройки и целенаправленно повели страну к её краху.
Кочетов был одним из немногих, кто предвидел подобное развитие событий и по мере своих сил пытался это предотвратить. Ещё в конце 60-х, анализируя чехословацкие события, он написал строки, которые два десятилетия спустя станут особенно актуальными и для СССР. Писал же он следующее:
«У революционера, у революции — история вновь и вновь напоминает об этом — нет более смертельного врага, чем беспечность, утрата бдительности. Утрачивает же бдительность и впадает в беспечность прежде всего тот, кто позабывает о классовой структуре общества на земле, о том, что класс эксплуататоров никогда не расстанется добровольно с таким порядком, при котором он мог бы присваивать результаты труда эксплуатируемых…
Забыта досадная „мелочь“: если антагонистических классов нет в данной стране, то они ещё есть, ещё сильны, вооружены до зубов там, за кордонами, в мировом сообществе, и от вожделений ещё процветающего на земле империализма отгородиться и обезопаситься одними полосатыми пограничными столбиками никак невозможно. А во-вторых, если внутри страны нет класса капиталистов как класса, то в ней среди миллионов и миллионов всегда найдутся в том или ином числе носители мелкобуржуазных взглядов, которым трудно подчинять своё „я“ интересам рабочих и крестьян. Они, эти обладатели излишне раздутого „я“, шире-де в своих стремлениях, интересах, полёте мысли, чем те, эмблема которых какой-то устаревший молот и ещё более устаревший серп. Они — носители духовного, они — соль земли, они — элита…»
Что представляет собой эта элита, эта «соль земли», мы можем воочию наблюдать в сегодняшней России чуть ли не ежедневно — достаточно включить телевизор или открыть любую из либеральных газет (а таковых в нынешней России большинство). Эта элита является прямой наследницей позднесоветской либеральной элиты, которая была вскормлена на хрущёвской «оттепели». Это она подменила классовый подход к происходящим в мире событиям «общечеловеческими ценностями» и, оперевшись на тех самых носителей мелкобуржуазных взглядов, о которых говорил Кочетов, совершила в первом в мире государстве рабочих и крестьян контрреволюционный переворот.
Именно о возможности подобного исхода и бил в набат Кочетов в своём романе «Чего же ты хочешь?». Однако достучаться до широких масс писатель-патриот так и не смог, поскольку роман этот фактически был запрещён ещё тогда, в начале 70-х. Почти весь тираж книги был скуплен (или конфискован) по указанию ЦК КПСС и пущен под нож. Лишь несколько тысяч экземпляров удалось спасти и распространить по стране (включая и номера журнала «Октябрь», где роман был напечатан в первую очередь). Так будущие либералы-перестройщики мостили для себя тот плацдарм, который и приведёт их к победе два десятилетия спустя. Их — к победе, а народ — к потере своей страны. Именно для того, чтобы люди поменьше задумывались об этой потере, нынешние либеральные щелкопёры и дискредитируют Всеволода Кочетова, одного из тех честных людей, кто словом и делом боролся за счастье простого трудового народа, а не кучки буржуев и их прихлебателей.
(«Советская Россия», приложение «Отечественные записки» от 13 ноября 2008 года)
СВОЕВРЕМЕННЫЙ КОЧЕТОВ
Приход Всеволода Кочетова к руководству «Литературной газетой» был не случаен. Два года прошло, как умер Сталин, и страна ждала перемен. Ждала её и советская элита, которая только внешне была монолитна, а внутри себя давно разделилась на два течения: державников и либералов. Кочетов принадлежал к первым, к крылу сталинистов, которые в своих воззрениях исходили из сталинского постулата о том, что по мере строительства социализма классовая борьба никуда не исчезает. Как писал сам Кочетов: «Пока мир разделён надвое, мы не просто люди и человеки, мы все принадлежим к тому или иному классу, к тому или иному социальному миру, и эта принадлежность определяет всё: и наши поступки, и логику нашей жизни, и наши судьбы».
Либералы стояли на иной позиции: в их понимании классовая борьба есть анахронизм, который мешает социализму развиваться как внутренне, так и внешне (именно за их вечное стремление теснее сблизиться с Западом либералов часто называют западниками). Один из молодых лидеров тогдашних советских либералов (из тех, кого Кочетов называл «проповедниками „общечеловечности“») — кинорежиссёр Григорий Чухрай выразился на этот счёт весьма определённо: «Я постепенно стал понимать, что классовая борьба — это страшная борьба, когда народ разрывается пополам искусственно и течёт кровь. И вот это своё ощущение я тогда старался передать в „Сорок первом“ (знаменитый фильм 56-го года, который стал „первой ласточкой“ внеклассового подхода в советском искусстве. — Ф.Р.)».
В постсталинскую эпоху новый виток серьёзного идеологического размежевания между литераторами державного и либерального течений был зафиксирован на II съезде Союза писателей СССР в декабре 1954 года. Там впервые обнаружилось ещё одно фундаментальное разногласие, которое отныне станет краеугольным камнем в противостоянии двух упомянутых течений — об отношении к недавнему советскому прошлому. Если либералы встали на позицию весьма критической оценки времён сталинского правления (часто эта критика содержала в себе субъективный подход, из-за чего многие явления советской истории приобретали резко отрицательный оттенок), то державники исповедовали иную позицию — охранительную, когда критика недавнего прошлого была более взвешенной и дозированной. Позицию либералов они называли неконструктивной, видя в ней не попытку объективного анализа прошлого, а всего лишь критику ради критики. Кочетов выразился по этому поводу весьма недвусмысленно: «Иногда какие-то хитроумные агенты буржуазной идеологии возрождают уже давно разоблачённый трюк, утверждая, что литература и искусство только тогда расцветают, только тогда дают обильные плоды, когда они чему-либо оппозиционны, например правительственному курсу в стране, когда они только всё критикуют и ничего не утверждают».
Отметим, что именно Кочетов на II съезде писателей вступил в спор с одним из идеологов либералов, Ильёй Эренбургом, написавшим их программную книгу — «Оттепель». «Некоторым товарищам, видимо, кажется, что наши литература и искусство находились (так, во всяком случае, я понял товарища Оренбурга в его повести „Оттепель“) долгое время в состоянии некоего замораживания, анабиоза, если ещё не хуже, — заявил Кочетов. — Это же совершеннейшая неправда! И литература и искусство у нас непрерывно росли, развивались… Эти наши завоевания — результат поступательного движения, а не анабиотической спячки, после которой надо, чтобы капало с подоконников, чтобы в лужах чирикали воробьи и чтобы население наших книг непременно разбивалось на счастливые парочки…»
Фактически сразу после съезда борьба двух течений была продолжена. Та часть литераторов, которые несколько лет назад были обвинены в космополитизме, а также родственники репрессированных еврейских писателей стали требовать от высшего руководства страны реабилитации жертв сталинского правления, а также расследования конкретной вины некоторых высокопоставленных литературных чиновников. Державники усмотрели в этом попытку реванша либералов, которые таким образом собирались вытеснить их с командных постов. И это не было далеко от истины. Так, в 1955 году именно выдвиженцы либералов возглавили сразу три новых толстых журнала: «Юность», «Иностранная литература» и «Нева» (на обложке последнего было помещено фото И. Голанда «Ледоход на Неве» под символическим названием «Лёд тронулся»). Кроме этого, за несколько месяцев до съезда другой влиятельный толстый журнал — «Новый мир» возглавил опять же либерал Александр Твардовский.
В этом споре за «место под солнцем» державники сумели отвоевать для себя главенство во влиятельнейшей «Литературной газете» — издании, которое считалось светочем не только для литературной, но и для всей советской интеллигенции. Во главе её и встал Всеволод Кочетов. И практически с первых же номеров вступил в острую полемику с либералами, некоторых из которых он в одной из своих статей сравнил с полупаразитными кустарниками — омелами. Дескать, «у омел тоже листья, и даже ещё более зелёные и сочные, чем у тополей, но у них нет главного — корней. Без корней тополя они не смогли бы прожить и дня».
