Одновременно в Пинар-дель-Рио и в других местах страны офицеры, участники заговора, начнут активные действия для поддержки восстания в столице.
Мятежные «Тандерболты» после бомбежки президентского дворца и военного городка Колумбия уйдут на аэродром военно-морской базы в городе Мариеле, в семидесяти километрах к западу от Гаваны. В Мариеле им должны помочь офицеры военно-морского училища, участники заговора. Там самолеты заправятся горючим, пополнят запас боеприпасов, но бомб там нет, так как по приказу Батисты бомбы складируются только в военном городке Колумбия и в Сан-Антонио-де-лос-Баньос. Затем «Тандерболты» вновь полетят на поддержку восставших. Если ничего не получится с посадкой в Мариеле, мятежные летчики должны уйти в Майами, попросить там политического убежища, а затем как можно скорее вернуться, чтобы принять участие в борьбе.
Третий этап восстания. В 6 часов 45 минут утра одновременно с артобстрелом с фрегата восставшие под руководством Качачо, Мерино, Сан-Романа и других офицеров совместно с большой группой революционных моряков должны будут захватить военно-морскую базу и штаб Южного военно-морского района на острове Кайо-Локо (бухта Сьенфуэгос). Для выполнения этой задачи Камачо и другие товарищи должны накануне ночью прибыть на автомобилях в Сьенфуэгос и быть наготове до утра. Захватив базу, Сан-Роман сразу же должен издать приказ о раздаче оружия участникам Движения и жителям города, чтобы затем захватить также и сам город. Повстанцам предстояло наладить связь с главным штабом военно-морских сил в Гаване, чтобы быть в курсе происходящих событий.
Пока шла дискуссия, я размышлял о том, что, хотя Фидель Кастро и находился в Сьерра-Маэстре, он оставался единым руководителем общенациональной борьбы, без которого уже на этом этапе борьбы нам не добиться успеха. Как военный, я привык к дисциплине, к холодному аналитическому мышлению, поэтому испытывал некоторое беспокойство, озабоченность, которые не решался проявлять. Временами это чувство уравновешивалось верой в успех, поднимался энтузиазм от сознания того, что приближаются серьезные испытания, только преодолев которые, мы сможем расправиться с тиранией. Мы, военные, слишком холодны и рациональны, поэтому в нас заглушена всякая инициатива и мы пассивны. Гражданские же - наоборот: неорганизованные и безрассудные, но смелые и не боятся риска. Наверное, надо найти нечто среднее или просто не бояться быть таким, как все эти молодые революционеры.
Мы понимали, что этот план может быть осуществлен только благодаря наличию революционной ситуации в стране и развертыванию повстанческого движения в Сьерра-Маэстре под руководством Фиделя Кастро, Коммунистической партии, которая вела борьбу вот уже более тридцати лет.
Можно только предположить, каким гигантским детонатором станет наше восстание, которое поднимет народ против батистовского режима. И от того, какие масштабы оно обретет, будет зависеть его окончательный триумф. Если успеха не будет, то наш заговор останется просто еще одним заговором, потопленным в море крови.
Последним выступил Сан-Роман. Он был молод, невысок, крепкого телосложения, сразу видно - человек решительный и смелый. Он сказал всего несколько слов:
– Если мы будем продолжать выжидать, даю вам слово, что нас всех схватят. Пора действовать!
Горячий ветер влетел в машину и закрутил, завертел какие-то листки на заднем сиденье. Узкое Центральное шоссе блестело под горячими лучами летнего солнца.
В голове у меня проносились тысячи мыслей. И не все из них были отрадные. Мне казалось, что мой час пробил, что мне грозит опасность. Во что я влез? Кто толкнул меня на это? Какая таинственная сила заставила меня идти против здравого смысла? Наверняка во многом я действовал интуитивно, но иногда все же подчинялся голосу разума. То, что происходило теперь, должно было произойти, несмотря на кажущуюся отдаленность во времени и обманчивую нереальность. Я решил, что с сегодняшнего дня буду поступать осмотрительнее и действовать осторожнее. Постараюсь не рисковать понапрасну, а может быть, вообще выброшу все из головы и вернусь к прошлой жизни. Но нет! Мосты были сожжены. Возврата к прошлому не было, оставался разве только побег… Но я прекрасно понимал, что побега не будет.
Старый дом с высокой башенкой, крытой зеленой черепицей, на 17-й улице показался мне прибежищем тишины и спокойствия. Войдя в него, я ощутил, что вошел в мир тяжелой мебели и громадных, никогда не колеблемых ветром занавесей. Я шел из мира солнца и борьбы и вдруг попал в мир ночи и тишины. Я посмотрел на часы: почти шесть вечера. Кармен и старый Фельо спустились вниз и пригласили меня поужинать с ними, но я, извинившись, отказался, так как хотел поскорее поехать в офицерский клуб. Выпив чашку кофе, я распрощался и уехал.
Я поехал в сторону 23-й улицы, а затем повернул на 42-ю и далее по 84-й доехал до главных ворот военного городка Колумбия. В тот вечер дежурил сержант Мольинедо. Увидев меня проезжающим через ворота, он четко откозырял мне, как и положено по уставу.
Я поднялся по беломраморной лестнице. В гостиной клуба народу было мало. Какие-то незнакомые, странные, чужие люди, все в штатском. Несколько офицеров миссии ВВС США тихо разговаривали с американцами в штатском. Рядом с бильярдом сидели Сомоано, де Кастро и офицеры, окончившие училище после меня. Я чувствовал себя не очень уютно. Официант Бенигио склонился передо мной с улыбкой и проговорил:
– Извините, лейтенант, сеньорита Лаурача много раз звонила вам после обеда.
Я вернулся в гостиную, и в лицо мне ударила волна горячего воздуха. Громче обычного гремел откуда-то из угла телевизор. Слышались голоса летчиков, ведущих беседу, и время от времени раздавались взрывы смеха, а к потолку поднимались бесчисленные струйки табачного дыма.
Неожиданно в клубе появились какие-то люди. Они вошли через разные двери. Одни были в военном, другие в штатском. У всех в руках я увидел черные скрипичные футляры, и это поразило меня. Лица вошедших выражали решимость, презрение и чувство превосходства. Кто они, эти люди? Может быть, они из военной разведки? Но обстановка в стране в последние дни вроде бы нормализовалась. Кроме того, разведка теперь применяла новую тактику: посылала к нам своих агентов, переодетых в форму офицеров других родов войск.
Мы смотрели на незнакомцев, они разглядывали нас. И тут я догадался, что это наверняка свита какой-нибудь важной персоны, и не просто важной, а очень важной…
– Если не ошибаюсь, - негромко проговорил сидящий рядом со мной летчик, - это Батиста…
Ах вот как! Сюда пожаловал сам генерал, диктатор… Человек, о котором мы говорили на собрании нашей организации каких-нибудь два часа назад. Тот самый, из-за которого гибнут тысячи кубинцев. Это его несколько раз пытались уничтожить революционеры-подпольщики. Мне почудилось, что я ощутил в руке холодный металл своего «кольта»… Затем мне стало стыдно, я понял, что не смогу сейчас убить его… И вдруг меня охватил панический страх, стоило мне подумать о том, что кто-то отгадает мои мысли.
Прибывшие в клуб люди были одеты в костюмы из дриля высшего качества. Приехали они на трех черных «кадиллаках» последней модели. В их черных «скрипичных» футлярах хранились автоматы. У каждого на руке красовался перстень с аметистом - знак особого доверия Батисты. Если бы они не были так откормлены и не носили усов и баков, а главное - если бы не выражение их лиц, прибывших вполне можно было бы принять за музыкантов камерного оркестра.
И тут появилась еще одна фигура - приземистый, крепкого телосложения человек, в прекрасно сидящем костюме из дриля, в галстуке жемчужного цвета с искоркой. Волосы его сверкали от брильянтина. Человек этот высокомерно посматривал влево и вправо, поворачивая при этом весь корпус. Это был он - Батиста. За генералом шли полковники, адъютанты и сержанты.
Он шел решительным шагом, сопровождаемый приближенными, которые изо всех сил старались доказать ему свое исключительное почтение. Рядом с ним я увидел командующего ВВС, который, хотя и был выше Батисты, еле поспевал за ним, к тому же он слишком старался обратить внимание генерала на свою персону. Полковник Табернилья подобострастно улыбался и что-то говорил генералу, показывая на нас. Наконец Батиста, вняв ему, обратил на нас взгляд своих маленьких блестящих глазок. Большие ноздри носа на огромном его лице нервно вздрагивали. Решительными шагами Батиста приблизился к нам.
– Господин президент, это новые офицеры наших военно-воздушных сил, многие из них учились в Соединенных Штатах, - сказал полковник Табернилья с гордостью.
Батиста ответил не улыбкой, а хорошо отрепетированной гримасой. В нос ударил тяжелый и сладкий запах одеколона «Герлейн». Во взгляде Батисты читалось беспокойство. Это был уже не высокомерный и злой взгляд, а любопытный и недоверчивый. Он словно хотел проникнуть в наши души. Батиста заговорил быстро, отрывисто:
