она заполнила собой лёгкие, сделав их невероятно тяжёлыми. Кисти сжались, пальцы схватили что-то похожее на простынь, и только когда тьма стала ещё ближе, воздух волной ворвался в грудь, заставив Катю шумно вдохнуть.
Она понимала, что лежит полностью голая, непонятно где, непонятно в каком времени. Ещё не до конца проснувшись, она вскочила с кровати и рванула вперёд, пока не врезалась в невидимую стену. Кто-то ударил её по ключицам, поставил подножку, и ноги Кати тут же заплелись, оторвавшись от земли. Тело ударилось об пол, но боли не было; Катя до сих пор не понимала, продолжается ли сейчас сон или он уже закончился. Понятным было лишь одно – воздух в лёгких накалялся и начал обжигать их.
Перед глазами появилось лицо Максима – омерзительное и тупое, запечатлённое в памяти в тот момент, когда он узнал, что его предательство больше не является тайной. Сознание взорвалось красками, осветившими тот поздний вечер – тот роковой вечер, – во время которого произошёл скандал. Крики, ругательства, плач Миши за закрытой дверью, драка, нож, удары в живот… Окутанная тьмой, Катя вспомнила, как сильно кричала на своего мужа, сорвавшись со всех цепей. Она не раз переживала эти минуты в кошмарах: вот она рыдает перед Максимом, еле-еле держась на дрожащих ногах, а после того, как он начинает оправдываться (глупо, просто глупо оправдываться!), она кидается на него и…начинается драка. Даже сейчас, спустя год, воспоминания о ней пробирали до самых костей.
До самых, мать их, костей.
Вот Максим заходится криком, потому что в его шею уже впиваются острые ногти. Через несколько секунд он хватает Катю за волосы и пытается отдёрнуть от себя, но та вцепилась так крепко, что даже три грузовика не смогли бы оторвать её. И она рычала. О да, Катя это помнила так ясно, будто весь этот дурдом произошёл вчера. Максим был раза в два крупнее своей жены, но именно это и сыграло против него: Катя двигалась невероятно быстро, принося в каждое движение все эмоции, что только бурлили в крови.
Но даже с таким раскладом ей нехило досталось. Она вспомнила, как мужской кулак расквасил ей нижнюю губу, как половина плиты окрасилась кровью, как резко скрутило живот, когда по нему ударили коленом, и как громко, как чертовски громко всё это время кричал Миша! Память предательски, будто специально хотела сделать больно, вытаскивала пережитый ужас наружу. Он был реальным, не простым воспоминанием. Хоть вокруг и была темнота, Катя поняла, что она в своей квартире. В своей старой квартире. Сейчас она пойдёт прямо, свернёт направо и попадёт в комнату Миши, где он, наверное, уже спит. Надо пожелать ему спокойно ночи и…
Катя взвыла, вцепившись пальцами в правое бедро. Шрам, оставленный Максимом, резко воспламенился. Там, где он прорезал кожу ножом, теперь бушевал пожар. Эта уродливая линия, тянущаяся от бедра к промежности, горела как чёртов бензин! Казалось, кто-то влил туда плавящийся металл, и теперь он прогрызал кожу изнутри, пытаясь вырваться наружу! Боль была невыносимой, за гранью возможной, но Катя всё равно не теряла сознание, хотя чувствовала, что сгорает заживо.
Она вжалась в стену и закричала, пока шрам продолжал нагреваться. И его жар распространялся по всему телу. В сосудах начала вскипать кровь, растворяя их тонкие стенки. В вены ворвалась магма, и мчалась она по организму с такой скоростью, что шумным потоком отдавалась у самых висков. Кате казалось, она видит каждую частичку тьмы, её зрение обострилось как у антилопы, заметившей поблизости льва. С каждым выдохом воздух становился всё горячее и горячее, но даже боль в лёгких не могла перекрыть жжение шрама, раскалявшегося как мягкая сталь.
Так вот как сгорают люди. Вот, что они чувствуют.
Как только эта мысль пронеслась в голове, жар внутри усилился. Катя подняла правую руку и впилась в кисть зубами, стараясь перекрыть одну боль другой. В рот тут же мерно потекла кровь – горячая, обжигающая язык. Безумно захотелось вонзить ногти в шрам и разорвать его, выпустить наружу ту лаву, что протекала под самым порезом! Катя хотела разорвать своё правое бедро, расцарапать его до крови, лишь бы шрам перестал так пульсировать! Если бы к ней подтащили ртутный градусник, он бы тут же лопнул от такой температуры. Пот пытался охладить тело, скатывался по нему сотнями капель, но жар так и не проходил. Начали плавиться зубы. Катя чувствовала, как они горячим соком вливаются в дёсны, и закричала, не в силах терпеть эту боль. Кровь, вытекающая из прокусанной кисти, вскипела во рту, так что пришлось её мигом выплюнуть, чтобы окончательно не обжечь язык.
Если ад и существует, то жарят людей в нём именно так.
Катя начала распарывать себе бедро и добралась бы до мяса, если б всё резко не прекратилось. Жар отступил так быстро, что обычное тепло волной ударило по всему телу, заставив содрогнуться. Воздух уже не царапал стенки пересушенного горла, но шрам… хоть он теперь и не пылал, как пару секунд назад, Катя чувствовала внутри него пульсацию и то, как медленно он остывает, словно вытащенный из котла кусок металла. Стон вырвался из её груди, когда сама она вжалась лбом в невидимую стену и начала медленно сползать вниз, становясь на колени.
Наконец они дотронулись до пола, и тогда пульсация в шраме чуть ослабла.
Волосы стелились по обнажённой спине, полностью покрытой стекающим вниз потом. Он покрывал собой всё тело, всю поверхность лица и продолжал выделяться, явно намереваясь утопить Катю. Его крупные капли смешивались с кровью на кисти, и вместе они стекали к кончикам пальцев. Жар… Огонь… Слишком вокруг всё было горячо, хоть и пошло на спад. Слишком, слишком горячо.
Катя прижала ладони к мокрому лицу, не понимая, что окрашивает его кровью. Она тяжело дышала и продолжала втягивать внутрь себя темноту, хотя больше всего хотелось перестать дышать и…
…умереть. Просто умереть, не чувствуя этот жар, и забыть обо всём, что было: об измене, предательстве, любви и ненависти. Воспоминания лишь вдавливали лезвие глубже того места, куда вогнал его Максим. Воспоминания отравляли жизнь, делали её невыносимой, заставляли её ненавидеть. И даже если удастся их зарыть глубоко в сознании, шрам – этот проклятый шрам, уродующий её тело – будет напоминать о том вечере до тех пор, пока Катя не выстрелит себе в голову, покончив со всем этим ужасом.
А вот это интересная мысль.
Она замерла, напрягши всё тело. Чей-то голос – чей-то мужской голос – раздался за её спиной, и лёгкая волна чужого дыхания отогнала все сомнения, когда коснулось шеи.
Кто-то скрывался в темноте.
Пистолет слишком
