Найдя нужную улочку, маленькую и неопрятную — не более чем короткий ряд кое-как наставленных домов, — я спросил семью О'Херлихи. Их дом был того же размера, что жилище Избистеров, но здесь в каждой комнате обитало по семье. Люди, которых я искал, занимали кухню; я застал там почти все семейство: две женщины, три девочки и даже двое маленьких мальчишек усердно занимались шитьем. Жаркое помещение было наглухо закрыто, потому что освещалось оно вонючими сальными свечами и на место разбитого стекла кое-где в окошки была засунута бумага, которая надулась и опала, когда я сначала открыл, а потом захлопнул дверь. Заметив, что стены кишмя кишат мокрицами, я вздрогнул и посторонился.
У миссис О'Херлихи, вставшей мне навстречу, лицо было беспокойное и морщинистое, однако я с удивлением понял, что ей немногим больше лет, чем моей матушке.
При виде меня и корзины она как будто испугалась:
— Надеюсь, она не вычтет с меня за плохую работу. — Миссис О'Херлихи вздохнула. — Бывают и похуже живоглоты, но от нее тоже добра не жди.
Миссис О'Херлихи наполнила корзину готовой одеждой, и я помог ей отнести ее обратно; чтобы не забрызгать наш груз грязью, приходилось тщательно выбирать дорогу.
— Что это вы так долго? — набросилась на нас миссис Избистер, когда мы ввалились в жаркую кухню. Лицо ее пылало, на столе перед ней стояли глиняный кувшин и стакан. Ее супруг с грозным видом судьи восседал в другом конце стола, его большая рука сжимала еще один стакан.
Миссис Избистер начала вынимать из корзины одежду (я разглядел, что все это были жилетки) и пристально изучать подкладку, пуговицы и петли. Торжествующе сжав в руках одно из изделий, она воскликнула:
— Посмотрите-ка на это! Не думайте, что я выложу вам денежки за такую работу! Подкладка испорчена. Эту вещь я оплачивать не стану, и больше работы вы от меня не получите!
— Ох, пожалуйста, мэм, — взмолилась миссис О'Херлихи, — да тут испорчено всего ничего. Наверное, это напортачил кто-то из ребят. Разрешите, я возьму жилетку обратно и дома переделаю.
— Хорошо. Но денег я за нее не дам, потому что вы испортили материал.
— Ох, пожалуйста, мэм, мой муж уже четыре месяца сидит без работы.
— Вот деньги. — Миссис Избистер швырнула на стол монеты, так что одна упала и покатилась по полу. — Хотите берите, не хотите нет. Если вам не нужна работа, на ваше место найдется сотня других.
Миссис О'Херлихи подобрала монеты, слегка присела перед миссис Избистер, бросила нервный взгляд на ее мужа и, взяв жилетку, поспешила за порог.
— Ну, хватит глазеть! — Миссис Избистер обратилась ко мне. — Живее! Отправляйся к Парракам в Куперз-Тарденз и скажи, пусть несут работу, если хотят получить еще.
Когда я отвернулся, она сграбастала меня за плечо и сунула в руки большую корзину.
— Куда это ты? А корзина? И не вздумай в этот раз так мешкать.
Оказавшись за порогом, я испытал облегчение. По пути, через несколько домов, я заметил мастерскую сушильщика мочевых пузырей и, почуяв жуткую вонь, подумал, не отсюда ли идет запах, замеченный мною в доме Избистеров.
На сей раз мой путь лежал по одному из прежних парков, который теперь представлял собой пустырь, усеянный обломками штакетника, коварными ямами и летними домиками — иные уже опустели и тонули в сорной растительности, в иных оставались люди. Повсюду встречались озера с вонючей водой, кучи мусора и отбросов, и все же среди глины и кустарника ютились, собравшись в кучку, временные хибары с брезентовыми крышами. По нужному адресу располагалось шаткое деревянное строение, старше летних домиков лет на шестьдесят, в единственной крохотной комнатке которого опять же трудилась целая семья.
Когда я объяснил, зачем пришел, миссис Паррак едва не заплакала:
— У меня ничего не готово. Мы все хворали лихорадкой. Справлюсь к понедельнику, честное слово.
На обратном пути я понял, о чем напоминали мне гнилые соломенные крыши, покосившиеся трубы, дыры в оштукатуренных стенах, заделанные прутьями и соломой, а также живность (вокруг копались в грязи бесчисленные куры, хрюкали в сарайчиках свиньи, черные пруды, где копились отходы, переходили вброд утки, в крохотных задних дворах уныло паслись ослики). Округа была похожа на полуразвалившиеся деревушки вокруг Мелторпа — разве что она тянулась в бесконечность и запахи были не те, что на фермах, так как это воняла гниль шлаковых отвалов, в темных зловонных конюшнях, расползшихся в зарослях по пустырям, подобно грибам-паразитам, ютились люди, и, как мне предстояло узнать, ночные крики, стоны и внезапные тявкающие звуки издавали не звери, а человеческие существа.
Когда я вернулся и рассказал миссис Избистер, во что вылилось мое поручение, она закричала:
— Дурья башка. Нужно было взять то, что она успела сделать. Скорее всего, она это заложила. А потом ты должен был пойти к Маккеям.
— Но, простите, вы мне не говорили, — возмутился я.
— Нечего огрызаться, — крикнула она. — Отправляйся к Маккьюисам на Крабтри-роу. А если у них нет ничего, тогда к Ламприллам в Уискерз-Гарденз.
Так я мотался несколько раз туда и обратно, все время тревожась о матушке и надеясь, что скоро мы сможем уйти. В конце дня, когда я, измученный, незаметно притулился в уголке кухни, а миссис Избистер распекала Полли, мистер Избистер несколько неуверенно поднялся на ноги, вытер рукавом рот и сказал мне, чтобы я готовился отправиться с ним. Я успел только взбежать наверх и увидеть матушку, которая с красным лицом металась во сне по постели, и потом отправился со своим новым хозяином на платные конюшни по соседству.
Там мы взяли лошадь, вернулись с нею обратно и впрягли ее в повозку.
Конь, казалось, не уступал ленью хозяину — хотя существенно уступал в толщине — и упрямо не слушался команд.
— Черт бы тебя побрал, Порох, — покрикивал мистер Избистер, встряхивая поводья. — Чтоб мне провалиться, если я не продам тебя на живодерню!
Но наконец мы тронулись с места, и это стало для меня желанной передышкой. Мы отправились в Лаймхаус забрать там большой бочонок с голландским джином, который надлежало доставить в пивную в Хэкни, а все мои обязанности заключались в том, чтобы удерживать за уздечку Пороха, пока мистер Избистер давал указания складским рабочим, а потом слугам в пивной. Далее наш путь лежал домой; мистер Избистер показал мне, как распрягать лошадь, и я отвел животное обратно в конюшню. Остаток дня мой хозяин просидел сложа руки, но его жена гоняла меня туда-сюда до самой ночи.
Матушке вечером не стало лучше, и я, купив в кондитерской на полпенни горохового пудинга и съев его (матушка не могла проглотить ни кусочка), без сил рухнул на постель. На следующее утро состояние матушки не изменилось, и день прошел примерно так же, как предыдущий, поскольку мистер Избистер встал еще позже, чем накануне, и тут же принялся за выпивку, я же все утро пробегал по поручениям его жены. После полудня меня послали привести и запрячь лошадь, и мы совершили путешествие в Олдгейт, чтобы взять там несколько сундуков и отвезти в Поплар. Затем мне было велено отвести лошадь обратно, и остаток дня мистер Избистер выпивал на кухне.
Вечером матушке немного полегчало, и мы с нею поужинали пирогом из кондитерской, а затем услышали, как один за другим в дом прибыли несколько мужчин. Звон стаканов и смех не умолкали весь вечер и продолжались даже тогда, когда мы пошли спать. К полуночи я проснулся от внезапного шума, прислушался и понял, что эти люди покидают дом, но не просто, а стараясь сделать это незаметно. С удивлением я услышал, как тронулась с места повозка, — неужели в этот поздний час, с неведомой целью, привели с конюшни Пороха? Было досадно, что окна нашей комнаты не выходят на улицу, очень уж меня разбирало любопытство; что затеяли среди ночи мистер Избистер и его приятели? — спрашивал я себя. Заснул я, не дождавшись возвращения повозки; хозяин назавтра спал до полудня и целый день просидел в четырех стенах.
Проведя в доме Избистеров три дня, матушка почувствовала себя лучше, и в тот же вечер, 26 марта, я спросил, достаточно ли она окрепла, чтобы уйти на следующей день.
— Да, наверное, — отвечала она. — Но, Джонни, нам совсем неплохо живется, почему бы не остаться здесь подольше?
— Нет, — сказал я твердо. — Это нехорошие люди.
И все же, что я мог поставить им в вину, кроме обращения с Полли, с наемными работниками и, наконец, с несчастной старой конягой?
— Не будь дурачком. Они очень добры: пустили нас жить за так. Да и куда мы пойдем? Миссис Дигвид нам не найти, да и с самого начала это была безумная затея. И твоя мисс Квиллиам нам тоже не поможет. А нам нужно где-то жить, пока я подыщу для себя работу, а для тебя школу.
— Школу! На какие шиши? Разве ты не понимаешь, что мы нищие?
