выстроили различные рестораны.
Бах и Бэбкок сидели за столом из пластикина и ждали, когда им принесут заказ. Бах раскурила манильскую сигару, вдохнула тонкую струйку лавандового дыма и посмотрела на Бэбкок.
– Ну, есть какая мыслишка?
Бэбкок подняла взгляд от распечаток и нахмурилась, ее взгляд стал задумчивым. Бах ждала. Бэбкок была медлительной, но не глупой. Она предпочитала работать методично.
– Жертвы относятся либо к низшему среднему классу, либо – к откровенной бедноте. Пять были безработными, семь – получали пособия.
– Возможные жертвы, – подчеркнула Бах.
– Принимается. Но будет лучше, если они все-таки окажутся жертвами, иначе мы зайдем в тупик. Единственная причина, по которой мы ищем этого «Беллмана» в забегаловках для представителей среднего класса, в том, что у всех этих женщин была общая черта. Если судить по их досье, они все – одиночки.
Бах нахмурилась. Она не доверяла досье из компьютерной базы. Информация, которая содержалась там, подразделялась на две категории: фактические и психологические данные. В раздел «психологических» были включены сведения о школьных оценках, посещении врачей, характеристики с мест работы, подслушанные разговоры, – все это становилось основой для проведения своего рода психоаналитического исследования, на результаты которого в какой-то степени можно было полагаться.
Фактические данные включали в себя все зафиксированные случаи прохода через гермодвери, поездки по рельсовой дороге или метро, проход или выход из шлюзов, – иными словами, учитывался всякий сигнал, когда гражданин пользовался своим идентификационным номером. В теории, компьютер мог построить модель передвижения каждого гражданина в течении дня.
На практике, разумеется, все обстояло иначе. В конце концов, у преступников тоже ведь имелись компьютеры.
– Только у двоих были постоянные любовники, – сказала Бэбкок. – Что удивительно, в обоих случаях это были любовницы. У остальных исчезнувших также отмечались некоторые предпочтения к гомосексуальным отношениям.
– Это ничего не значит, – отозвалась Бах.
– Даже не знаю. Еще у шестидесяти процентов пропавших плод был мужского пола.
Бах задумалась над услышанным.
– Ты пытаешься сказать, что эти женщины не хотели детей?
– Я ничего не пытаюсь сказать. Просто любопытный факт.
Официант принес заказ, и во время еды о Беллмане больше не вспоминали.
– Как, вкусно? – спросила Бэбкок.
– Ты про это? – Бах сделала паузу, проглотила то, что было у нее во рту, и в задумчивости посмотрела на тарелку. – Нормально. За такую цену сойдет. – Она заказала овощной салат, растительный стейк, печеный картофель и пиво. Растительный стейк был пережарен, и в нем чувствовался слабый металлический привкус. – А у тебя как?
– Съедобно, – проговорила Бэбкок с набитым ртом. – Ты когда-нибудь ела настоящее мясо?
Бах едва не поперхнулась от такого вопроса.
– Нет. При одной мысли о мясе меня тошнит.
– А я вот пробовала, – призналась Бэбкок.
Бах подозрительно посмотрела на нее и кивнула.
– Ну конечно. Ты ведь эмигрировала с Земли, верно?
– Моя семья. Мне тогда было всего девять. – Она крутила в руках свою кружку с пивом. – Папа был тайным мясоедом. Каждое Рождество он раздобывал цыпленка и сам готовил его. Копил деньги целый год.
– Он, наверное, пребывал в шоке, когда оказался здесь.
– Возможно. Немного. Но ему было известно, что здесь нет черного рынка мяса. Его и на Земле-то было непросто достать.
– Подожди… что такое цыпленок?
Бэбкок рассмеялась.
– Это такая птица. Никогда не видела их живыми. И мне они не очень нравились. Стейк намного вкуснее.
Бах все это казалось извращением, но ей все равно стало любопытно.
– Какие именно стейки?
– От животного, которое называется «коровой». Мы ели их всего один раз.
– И каковы они были на вкус?
Бэбкок протянула руку с вилкой к тарелке Бах, наколола кусочек, который та только что отрезала, и отправила себе в рот.
– Очень похоже на это. Отличия совсем небольшие. Но вкус все равно не совсем такой, понимаешь?
Бах не понимала – она даже не догадывалась, что ее растительный стейк по вкусу должен был напоминать корову. К тому же она решила, что они и так посвятили этой теме чересчур много времени.
* * *
Тем вечером они вернулись в «Выбирай, что дают». Бах пришла первой и увидела, как Бэбкок и Штейнер вошли в бар. Они заняли столик на противоположной стороне от танцпола. Оба были обнажены, лица украшали замысловатые узоры, тела – тщательно выбриты и смазаны маслом.
Бах облачилась в синее кружевное платье-балахон для беременных – последние восемь месяцев она ни разу не надевала ничего подобного. Платье доставало ей до лодыжек и застегивалась на шее. Оно скрывало все тело, кроме ее выступающего живота. В баре присутствовала еще одна женщина, одетая подобным образом, но платье у нее было розовым, а живот – не таким большим. На них двоих одежды оказалось больше, чем на всех остальных посетителях «Выбирай, что дают» вместе взятых.
Лунарии предпочитали одеваться легко, а то и вовсе ходить голыми – это был личный выбор каждого. Но в салонах плоти важно было подчеркнуть свою наготу, выставить ее на всеобщее обозрение. Бах такие места никогда не привлекали. В них ощущалась какая-то безысходность.
Она должна была выглядеть одинокой и отчаявшейся. Черт возьми, если бы она хотела играть, то выбрала бы карьеру актрисы. Бах много размышляла над своей ролью приманки, даже думала отказаться от всей этой затеи.
– Очень хорошо. Ты идеально изображаешь несчастную особу.
Она подняла взгляд и увидела, как Бэбкок подмигнула ей и вместе со Штейнером отправилась на танцпол. Бах едва сдержала улыбку. Так и быть, она постарается справиться. Главное, сосредоточиться на этой вонючей работе, подумать о том, чем ей хотелось бы сейчас заняться вместо нее, и лицо само примет нужное выражение.
– Эй, привет!
Она тут же почувствовала ненависть к нему. Он сидел на стуле неподалеку от нее, его бугристые грудные мышцы блестели в фиолетовом свете. У него были ровные белые зубы, грубые, словно вырубленные топором, черты лица, пенис был раскрашен разноцветными полосками, словно леденец, а с проколотой крайней плоти свешивался золотой колокольчик.
– Сегодня у меня совершенно немузыкальное настроение, – сказала она.
– А какого черта ты тут делаешь?
Бах сама хотела бы узнать ответ на этот вопрос.
* * *
– Это совершенно неподходящее место, – заявила Бэбкок, рассеянно глядя в потолок в квартире Бах.
– Самая лучшая новость, которую я только слышал за последние месяцы, – проговорил Штейнер. Под глазами у него залегли темные круги. Ночь выдалась напряженной.
Бах жестом велела ему замолчать и подождала, пока Бэбкок продолжит свою мысль. Сама не зная почему, но она начала подозревать, что Бэбкок было известно что-то о Беллмане, хотя сама она, возможно, еще даже не осознавала этого. Бах потерла
