шляпу, и я увидел соломенно-желтую шевелюру, как у саксонского принца, хотя по речи он казался добрым бриттом.
— Скажи мне, друг, что ты делаешь тут, в горах?
— Могу задать тот же вопрос, — проворчал я вместо ответа.
— Это не тайна, — со смехом отвечал он. — Я искал одного человека.
— И что, нашел?
— Да.
— Значит, тебе повезло.
Он широко улыбнулся.
— Ты тот, кого зовут Мерлин Амброзий — Мирддин Эмрис. Верно?
— Кто меня так зовет?
— Может быть, ты не знаешь, что люди говорят о тебе.
— Может быть, мне это неинтересно.
Он снова рассмеялся, словно желая завоевать мое расположение. Однако смеялся он, как и улыбался, — одними губами.
— Да ладно, наверняка тебе любопытно. Говорят, что ты — король эльфов и фей. Что ты неуязвимый воитель.
— Говорят ли, что я безумен?
— А ты безумен?
— Да.
— Безумец не говорил бы так связно, — заверил он. — Может быть, ты просто разыгрываешь безумие.
— Зачем человеку разыгрывать то, что ему ненавистно больше всего на свете?
— Наверное, чтобы притвориться безумным, — задумчиво ответил путник.
— Что само по себе безумие, не правда ли?
Незнакомец вновь рассмеялся, и я внезапно почувствовал, что звук этот приводит меня в бешенство.
— Говори прямо, — произнес я с вызовом, — чего тебе от меня надо?
Он вновь улыбнулся пустой улыбкой.
— Просто поговорить с тобою немного.
— Тогда ты напрасно проделал столь долгий путь. Я не желаю ни с кем разговаривать.
— В таком случае ты, возможно, согласишься послушать. — Он подобрал палку и принялся чертить по земле, потом вскинул голову и, заметив, что я на него гляжу, продолжал. — Я обладаю кое-каким влиянием и мог бы тебе помочь.
— Что ж, сделай одолжение — ступай отсюда.
— Я могу многое для тебя сделать, Мирддин Эмрис. Назови, что пожелаешь, что угодно, Мирддин, и я это исполню.
— Я уже сказал, чего желаю.
Он придвинулся ближе.
— Ты знаешь, кто я?
— А что, должен?
— Возможно, нет, но я-то знаю, кто ты. Я знаю тебя, Мирддин. Понимаешь, я тоже Эмрис.
При этих словах меня внезапно объял неодолимый ужас. Я почувствовал себя очень старым и очень слабым. Он коснулся меня — его рука была холодна, как лед.
— Я могу помочь тебе, Мирддин, — продолжал он. — Дозволь тебе помочь.
— Я не нуждаюсь в помощи. Это — дворец, — отвечал я, обводя рукою голые камни. — У меня есть все.
— Я дам тебе все, чего ты захочешь.
— Я хочу покоя, — буркнул я, — ты властен даровать мне покой?
— Я властен даровать забвение — в конечном счете тот же покой.
Забвение... Какое счастье! Страшные образы преследуют меня в часы бодрствования и лишают сна ночью. Забыть... Да, но какой ценой?
— Боюсь заодно с дурным позабыть и доброе, — отвечал я.
Незнакомец весело улыбнулся и пожал плечами.
— Дурное, доброе — что с того. В сущности это одно и то же. — Он подался еще ближе. — Я многое могу для тебя сделать, Мирддин. Я дам тебе силу, власть, о какой ты не смел и мечтать.
— Мне довольно моей силы. Зачем Дикому Мирддину больше?
Он отвечал без запинки, и я подумал о том, скольких же он соблазнил своими пустыми посулами. Да, теперь я знал, с кем говорю. Уроки Давида не прошли даром. Я уже не твердо верил в Направляющую Десницу, но не видел причин переходить в стан врага.
— Мирддин, — сказал он, и это имя в его устах прозвучало издевкой, — для меня это сущий пустяк. Миг — и готово. Смотри. — Он указал палкой на восток, за черными просторами Калиддонского леса. — Вот где встает солнце, Мирддин. Вот где бьется сердце империи. — И мне почудилось, что я различаю на горизонте имперский город, его дворцы и мощные стены. Он продолжал: — Ты станешь императором и будешь повелевать миром. Ты сотрешь с лица земли ненавистных саксов. Подумай, скольких ты избавишь от страданий. И по мановению твоей руки, Мирддин. — Он протянул мне раскрытую ладонь.
— Идем со мной, и ты станешь величайшим императором, какого зрел мир. Ты будешь несметно богат, твое имя будет жить вечно.
— А Мирддин не будет, — отвечал я. — Об этом ты тоже позаботишься. Уходи, я устал.
— Неужто ты такой честный? — Он презрительно сплюнул. — Такой праведный?
— Слова, слова. Я ничего такого не утверждал.
— Мирддин... взгляни на меня. Почему ты на меня не смотришь? Мы с тобой друзья. Твой господин тебя бросил, пора отыскать более надежного. Идем со мной. — Его пальцы уже почти касались моих. — Только идти надо прямо сейчас.
— Почему при твоих словах я слышу лишь пустое могильное завывание?
Он разозлился так, что даже переменился в лице.
— Думаешь, ты лучше меня, Мирддин? Я тебя уничтожу!
— Как уничтожил Моргану?
Его глаза злобно сверкнули.
— Она прекрасна, не правда ли?
— У смерти много лиц, — отвечал я, — но воняет она одинаково.
Меня обдало жаром его гнева.
— Даю тебе последний шанс, Мирддин. Собственно, даю тебе Моргану, прекраснейшее из моих творений. — Он явно успокоился, нащупав новую тактику. — Она твоя, Мерлин. Забирай. Делай с ней, что хочешь. Захочешь убить ее — убей. Убей, как она убила твоего отца.
Ярость заклубилась перед моими глазами, как черный рой. Тело забила дрожь. Во рту стало горько от желчи. Меня словно подбросило на ноги.
— Это ты убил моего отца! — закричал я так, что эхо прокатилось по лощинам у подножия гор, потом сунул два пальца в рот и протяжно свистнул. — Убирайся, пока не поздно.
— Ты не можешь меня прогнать, — отвечало создание. — Я там, где и когда пожелаю.
В этом миг на тропу выбежала волчица — шерсть дыбом, уши прижаты, зубы оскалены.
Он рассмеялся.
— Не вздумай меня пугать. Ничто на земле не может причинить мне вред.
— Вот как? Именем Иисуса Христа, проваливай!
Волчица прыгнула, готовая сомкнуть зубы на его горле, но он успел увернуться. Зверь изготовился для второго прыжка, но незваный гость уже бежал вниз по склону. Волчица пустилась бы вдогонку, но я подозвал
