— Уж лучше выпить добрую чашу сейчас! — подхватил приятель, вопросительно глядя на барона.
— Нет-нет, господин Тихаво, — стоял на своём тот.
Они ещё несколько минут перебрасывались шутками, пока из парадных дверей здания не выбежали слуги с несколькими широкими табуретками, которые расставили тут же в сторонке.
Следом появились четыре ярко одетые женщины с музыкальными инструментами.
Платина без труда узнала барабан, бубен и дудочку или флейту. Но, кроме этого, имелась ещё и лакированная дощечка с натянутыми струнами. Очевидно, это и была цитра, о которой девушка раньше только слышала.
— Простите, господа, — развёл руками барон. — Но сегодня вам придётся обойтись без меня. Я сяду там.
Он кивнул на крайний, ещё никем не занятый столик.
— Но учтите, господин Хваро, — шутливо пригрозил ему пьяненький Кауро. — Мы отпускаем вас только на сегодняшний вечер и только из-за нового танца здешних красавиц.
— Завтра, господа, я с удовольствием выпью с вами не одну чарку, — пообещал молодой человек, отвешивая короткий поклон.
Тихаво и Кауро направились к столику, где их поджидал ещё один даже на вид очень нетрезвый дворянин, а барон, глянув на свою спутницу, тихо сказал:
— Если хочешь посмотреть танец — придётся стоять.
— Постою, — согласно кивнула девушка.
Подойдя к столику, молодой человек взял из миски пару крошечных пирожков и протянул ей.
— Спасибо, господин Хваро, — поблагодарила Платина и тут заметила целенаправленно направлявшегося к ним плотного, широкоплечего мужчину сорока пяти — пятидесяти лет с короткой, пышной бородой в одежде, напоминавшей костюмы воинов и телохранителей госпожи Индзо.
Несмотря на отсутствие головного убора и высокий, явно выбритый лоб, у девушки язык бы не повернулся назвать его «мелким дворянчиком» или тем более «простолюдином». Во всём облике пришельца чувствовалась сила и привычка командовать.
— Не разбалуйте слугу, Хваро-сей, — насмешливо усмехнулся он, подходя ближе. — Эти бездельники не ценят доброту господина, принимая её за снисходительность. Едят с нашей руки, а потом норовят её же и укусить.
— Даже собаки одной породы различаются между собой, Ино-сей, — поднявшись и отвешивая низкий поклон, заметил барон. — Что уж говорить о людях? Они тоже разные.
— Вы ещё очень молоды, Хваро-сей, — мягко усмехнулся незваный гость, опуская своё мощное седалище на низенький табурет. — И плохо знаете подлую натуру простолюдинов, особенно слуг. Пусть со времени «воссоединения» многое изменилось, но крестьяне, ремесленники, купцы и прочие сонга и даже нули до сих пор живут отдельно в своём низменном мире, боясь лишний раз взглянуть в сторону благородного мужа. А вот слуги всегда рядом. Мы привыкаем к ним, приближаем их к себе, порой доверяя нечто тайное, забывая о разделяющей нас пропасти. И они предают своих господ при первой же возможности.
Весьма заинтересовавшись примечательным разговором двух достойных представителей дворянского сословия, девушка даже жевать перестала, вся обратившись в слух и искоса поглядывая то на важного бородача, то на барона.
Ей показалось, что при последних словах собеседника по лицу молодого человека пробежала тень, но хрипловатый голос звучал всё также спокойно и доброжелательно:
— Мои люди меня не предавали, Ино-сей.
— Я рад за вас, Хваро-сей, — с нескрываемой иронией пожилого, умудрённого жизнью человека усмехнулся дворянин. — Но это значит лишь то, что у вас всё впереди.
— Давайте не будем портить себе настроение разговорами о простолюдинах в такой прекрасный вечер, Ино-сей? — предложил барон, явно желая сменить тему беседы. — Лучше выпьем хорошего вина.
— С удовольствием соглашусь с вами, Хваро-сей, — неожиданно поддержал его собеседник. — Вы правы, подобные речи не подходят для такого замечательного места.
Но не успел молодой человек разлить по чаркам живительную влагу, как парадная дверь дома вновь распахнулась, и по невысокой, каменной лестнице царственно спустилась женщина в кремово-синем шёлковом платье.
Вычурную причёску украшали длинные шпильки с висюльками на концах. Умело наложенный макияж искусно скрывал истинный возраст. На взгляд Ии, ей можно было дать от тридцати пяти до пятидесяти лет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Здравствуйте, господа, — ни к кому конкретно не обращаясь, произнесла она мелодичным, грудным голосом. — Я очень рада вас видеть. Хвала Вечному небу за то, что оно послало нам такую чудесную ночь.
Пока женщина произносила свою короткую речь, шум и разговоры на верандах потихоньку затихли, а возле перил начали появляться обнимавшие подруг зрители разной степени опьянения.
— Я знаю, что здесь собрались благородные люди, умеющие ценить прекрасное. Для нас большая честь — представить на ваш беспристрастный взгляд своё искусство.
К немалому удивлению Платины, присутствующие довольно энергично захлопали в ладоши.
Музыканты заиграли что-то, по местным меркам довольно энергичное, и из парадного выхода торопливо вышли восемь девушек в одинаковых платьях голубого и кремового цвета с одинаковыми причёсками при минимуме украшений. У каждой из причудливо уложенных волос торчала одна единственная шпилька. Яркий макияж усиливал их сходство.
Шестеро танцовщиц образовали круг с двумя своими подругами в центре.
Музыка стала более медленной и мелодичной. Плавно покачиваясь, девушки двинулись друг за дружкой, наклоняясь наружу круга гораздо сильнее, чем внутрь, от чего создавалось впечатление то и дело раскрывающегося цветочного бутона.
А те, кто в центре, встав спина к спине, принялись довольно синхронно перебирать поднятыми вверх руками, изображая то ли водопад, то ли языки пламени.
Смотрелось красиво, но, на взгляд искушённой ученицы циркового колледжа, на уровне районного дома культуры или, в крайнем случае, какого-нибудь регионального конкурса.
В танце участвовали только руки и верхняя часть тела. Задрапированные длинными юбками ноги лишь плавно перемещали своих хозяек по площадке, создавая впечатление «скольжения», но не выделывали никаких «па».
— Прелестно, — тихо пробормотал Ино, качая головой. — Одинокая Цапля и Лёгкий Ветерок неповторимы. Никто в Букасо не способен двигаться так грациозно. Хотя в столице вы, Хваро-сей, наверное, видели и более искусных танцовщиц?
— В этих девушках есть своя неповторимая прелесть, — также тихо ответил барон.
— Женщина подобна розе, — глубокомысленно заметил его собеседник. — Прекрасна только в пору цветения. Но после того, как опадут лепестки, остаётся только колючий куст, и никакой красоты.
— Со временем всё меняется, Ино-сей, — усмехнулся молодой человек. — И женщины, и мужчины.
— Это так, — вроде бы согласился дворянин, однако тут же продолжил: — Только благородный муж всегда прекрасен, потому что красота его не столько внешняя — чувственная, но и внутренняя — нравственная. В молодости мужчина красив силой и храбростью, в зрелости к ним прибавляется высокая мораль, а в старости — ещё и мудрость с великими свершениями.
— Но без женщин не было бы и мужчин, — с улыбкой заметил молодой человек, разливая вино.
Музыка вновь замедлилась, сделавшись тягучей, словно сгущённое молоко. Шестеро танцовщиц расширили круг, а солистки закрутились на месте, всё ещё продолжая прижиматься спинами друг к дружке.
Подолы верхних юбок чуть поднялись, приоткрывая нижние юбки ослепительно белого шёлка и быстро переступавшие маленькие, аккуратные ступни в ярко-алых, расшитых серебряными блёстками башмачках.
— Только этим и можно оправдать их существование, — сказал Ино. — И вы, Хваро-сей, рано или поздно тоже поймёте это.
Осушив чарку, он одобрительно кивнул и отправил в рот солёный грибочек.
— Сейчас вы молоды, и каждая красотка кажется вам верхом совершенства. Но на самом деле это лишь лепестки, внешняя оболочка, под которой только пустота и глупость.
— Хотите сказать, что все женщины дуры? — рассмеялся барон, поддев вилкой кусочек холодного, варёного мяса.
