я. — Осенью, думаю, дней на пять слетать в Амстердам.
— А в Копенгаген не хотите? Там у Нади сестра живет, мы как раз в середине сентября собираемся.
— Надо с Ярославой посоветоваться, — улыбаюсь я, приятно удивленный таким приглашением. — Что скажешь, Яс?
Сглотнув, она переводит взгляд то на меня, то на Милоша. В глазах сияют восторг и неверие. Кажется, мое недавнее предложение о совместной поездке в Европу она все же не восприняла всерьез.
— Копенгаген — это откуда сказочник родом? — тихо переспрашивает она. — Который Ганс Христиан.
Лукичи слишком хорошо воспитаны, чтобы позволить себе выдать хотя бы намек на усмешку и удивление. За это я их так безгранично уважаю.
— Он самый, — подтверждает Милош. — Подумайте над моим предложением. Алан знает, кто лучший гид по веселым местам.
— Тут он прав, — подхватывает Надя, по-свойски трогая Ярославу за руку. — Но будьте готовы, что спать он вам не даст. Алан, помнишь, как Милош вас с твоим другом Алексеем вытащил кататься на яхте?
Еще бы не помнить. Я таким похмельем с восемнадцати лет не мучился.
— Они пропали почти на двое суток. Вернулись пьяные, обгоревшие… Двух слов связать не могли.
— В Копенгагене так не будет, — успокаивающе говорит Милош. — В северной Европе я веду себя куда скромнее. Там с полицией куда сложнее договориться.
Я улыбаюсь тому, каким ладным и уютным выходит вечер, Ярослава же тихонько смеется. Я тянусь, чтобы поцеловать ее в щеку (что-то накатило) и вижу, как она украдкой смахивает слезы.
Я ровным счетом ничего не понимаю. Что за смех сквозь слезы? Объяснение приходит секундами позже, когда она обводит блестящими глазами стол.
— Извините… Я что-то расчувствовалась от счастья… Просто все так классно… И вы такие классные… Алан говорил, но я не думала, что настолько.
41
Поездкой в Лимассол Ярослава осталась довольна: Витя сводил нас в лучший, по меркам местных, рыбный ресторан, а потом мы прокатились на яхте. Хотя, думаю, просиди мы весь день на лежаках у моря, она бы была не в меньшем восторге. Если я что и понял о ней за последние три дня, так это то, что Ярослава умеет вдохновенно кайфовать от мелочей, которые многим кажутся обыденными. И это вовсе не от того, что детство ее не баловало — дело точно не в этом. Просто она относится к той категории людей, способных найти наслаждение и красоту в чем угодно. Отчасти поэтому она не слишком жалует алкоголь. Ей не нужен дополнительный допинг, чтобы видеть жизнь в ярких красках.
«Необычная она, — сказал мне приятель на прощанье. — Я тебя с другими видеть привык. Но так даже правильнее».
Наш вылет завтра утром, и к концу нашего скоротечного уик-энда осталось еще пара важных дел: заехать к моим родителям и закупиться сувенирами. Последнее ко мне, разумеется, имеет мало отношения, а потому я с чистой совестью сажусь пить кофе, пока Ярослава с азартом снует по торговым палаткам, набитыми китайскими магнитами, футболками с надписью Cyprus и оливковым маслом.
Спустя часа полтора, раскрасневшая и крайне довольная Ярослава плюхается на соседний стул и, с шумом отхлебнув мой третий по счету кофе, начинает тараторит:
— Блин, была бы моя воля — я бы там половину скупила. Там такие тарелочки милые продаются. Но побьются ведь в чемодане… А еще я браслеты девчонкам с работы взяла… Один для здоровья — это Тане. Она постоянно то кашляет, то чихает… Хотя ей, наверное, надо поменьше кондиционер в машине включать. Вот этот… — Вытащив маленький бумажный сверток, она демонстрирует мне плетеную нитку с зеленой бусиной. — Это Вале для денег… А то она вечно жалуется, что у нее ни на что не хватает. А вот этот…
Понизив голос, она с особой осторожностью извлекает из сумки черный бархатный мешочек и протягивает мне.
— Что это? — переспрашиваю я с улыбкой.
— А что, непонятно? — смущенно огрызается она. — Это тебе подарок. Доставай.
Распустив шнурок, я с любопытством разглядываю тонкий металлический браслет, на котором выгравирован неизвестные мне иероглифы.
— Мне по близкому знакомству достался и для денег, и для здоровья? — шучу я, защелкивая его на руке. Я, признаться, и сам немного смутился: если дарить подарки девушкам мне не в новинку, то принимать их я не привык.
— Продавец сказала, что это для счастья, — проигнорировав мой неловкий юмор, тихо и очень серьезно отвечает Ярослава. — Кто будет его носить, непременно будет очень-очень счастливым.
Я хочу сказать ей, что уже очень счастлив и все благодаря ей, но решаю промолчать, чтобы не умалять значимость подарка, и просто ее благодарю.
— Довольна шоппипгом? — интересуюсь я, забирая ее тяжеленную сумку — без пары бутылок оливкового масла ее поход точно не обошелся. — Готова провести пару часов у родителей?
— Готова, конечно. Твой папа, хоть и грозный, но вроде не кусается, — говорит она и косится на мое запястье. — Я этот браслет долго выбирала. Хотелось, чтобы тебе понравился… Но если не нравится — можешь не носить. Я не обижусь, честно.
Я не фанат ювелирных изделий и бижутерии, и в последнее время не ношу даже часов, но для себя решил, что браслет снимать не буду. Не знаю, действительно ли это иероглифы означают то, что наплела ей товарка, но в том, что подарок содержит искреннее намерение Ярославы во что бы то ни бывало видеть меня счастливым — в этом я не сомневаюсь. С ней и я учусь видеть счастье и красоту в мелочах.
_______
— Завтра улетаете? — переспрашивает отец, хотя прекрасно знает ответ.
— Да, — киваю я, косясь на террасу, куда пару минут назад ушла Ярослава в компании моей матери. Кажется, им действительно удалось найти общий язык: мама что-то рассказывает, указывая рукой вдаль, а Ярослава понимающе кивает. — Ярославе нужно на работу.
— И где она трудится?
— В офисе у Богдана, — как можно расслабленнее отзываюсь я, стараясь проигнорировать его полный сарказма тон. — А что?
— Понять я одного не могу, — вздохнув, отец тянется к стакану с виски. — Столько девок в Питере. Ты же Волынский — мог выбрать любую, но тебя вдруг на мещанское разнообразие потянуло.
— Будь поаккуратнее в выражениях, — хмурюсь я,
