страх, да? Что твое присутствие рано или поздно оставит меня без денег?
— Дурак… — обиженно буркает Ярослава. — Кто так шутит-то? Знаешь ведь, что мне и без того неудобно… У меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло.
— Мне не пятнадцать лет. Я всегда трачу лишь столько, сколько могу себе позволить. Тягой в дорогим шмоткам я не страдаю, необходимостью часто менять транспортное средство тоже. На что еще тратить деньги, если не на путешествия?
— И на еду, — вставляет она, заметно веселея. Кажется, ее не на шутку заботила сохранность моего финансового фонда.
— На хорошую еду тратиться не жалко. Ты — то, что ты ешь. Слышала такое выражение?
— Слышала, но не понимала.
— Есть теория, что еда плохого качества понижает способность ясно мыслить и делает нас приземленнее.
— Правда? Никогда о таком не слышала. По твоей теории в ресторанах ужинают одни лишь Эйнштейны.
— Не так, конечно, — смеюсь я. — Ты, когда в Иркутске жила, чем питалась?
— Утром кашу овсяную или рисовую. В обед суп… Могла еще салат овощной сделать. Ну а вечером, как придется. Баба Лида любила сырники, и я их часто делала.
— Видишь. Вполне здоровый рацион. Поэтому ты так быстро всему учишься и умеешь наслаждаться окружающим миром. Так что моя теория верна.
— Кстати, может ты и прав. У Инги моей парень был: вот он исключительно китайской едой в пакетах и шаурмой из ларьков питался. Овощей, наверное, в жизни не пробовал… Вот он такой… Даже не знаю, как сказать… Придурком был короче. Вечно ему все не нравилось… Как моего Тотошку видел, сразу брюзжать начинал.. Мол, для чего тебе собака? От них только шерсть летит… И погодой вечно был недоволен… То слишком жарко ему, то слишком холодно… Я так радовалась, когда Инга его кинула… Тоже надоело ей,наверное, его постоянное нытье… А, ну и еще у него вся кожа была в прыщах. Тоже от еды, наверное.
— Обожаю твои иркутские истории, — абсолютно честно признаюсь я. — Часами бы слушал.
Ярослава смотрит на меня с подозрением.
— Издеваешься, да? Ты вечно что-то умное скажешь, а я в ответ несу какую-нибудь чушь.
— Говорю совершенно серьезно. Это я на твоем фоне себя душным теоретиком ощущаю. А твои рассказы всегда очень живые.
— Ладно, сойдемся на том, что мы прекрасно друг друга дополняем, — с явным удовлетворением соглашается она. — Душнила и крестьянка.
— Это ты себя крестьянкой назвала?
— А кто я? — фыркает Ярослава. — Крестьянка и есть. Замахнулась на князя.
Запрокинув голову, я смеюсь в голос. Ох уж эта ее обезоруживающая самоирония. Князем меня еще точно никто не называл.
— Жду не дождусь, когда увижу свою крестьянку в купальнике. Я так понимаю, ты моя крепостная?
— Еще чего, — самодовольно хмыкает она, опускаясь на пассажирское сиденье арендованной Вольво. — Я в постели такие штуки выделывала, что ты даровал мне вольную.
__________
На ужин с Лукичами мы опаздываем по причине того, что Ярослава неожиданно серьезно подошла к нашему первому вечернему выходу. Я почти полтора часа просидел на шезлонгах, пока она, закрывшись в спальне,колдовала со своим внешним видом.
— Вроде ничего не получилось, — смущенно изрекает она, появившись на террасе.
Жадно исследовав ее взглядом, я улыбаюсь. Она даже вполовину не догадывается, насколько красивой выглядит в моих глазах. Ее ореховые глаза сегодня подведены и потому выглядят еще ярче, на губах — помада, а обычно распущенные волосы забраны в элегантный пучок, что идеально гармонирует с черным платьем. Своим видом Ярослава еще раз подтверждает то, что в чем я убедился в нашу первую встречу: наличие вкуса не всегда зависит от того, где ты родился. Многие готовы пожертвовать кучу денег стилистам, чтобы выглядеть так, как она сейчас.
— В таком виде тебя не на ужин с Лукичами нужно вести, а минимум на прием в посольство. Выглядишь на миллион.
Ярослава розовеет от похвалы и тоже начинает улыбаться.
— Миллион евро, надеюсь?
— Мы же на Кипре. В евро разумеется.
— Знал бы, сколько стоит весь мой прикид — ты бы смеялся.
— Удиви меня.
— Дешевле, чем сегодняшний обед, — победно произносит она. — Я умею находить классные и дешевые вещи. Сумка кстати из секонд-хэнда.
И смешно наморщив нос, добавляет:
— Если бы твой папа про это узнал, наверняка бы меня и на порог не пустил.
Я смеюсь. Едва ли мой отец знает о существовании подобных магазинов. О временах комиссионок он наверняка давно забыл.
— Просто говори, что это винтаж.
— А что такое винтаж? — со свойственным ей любопытством моментально переспрашивает Ярослава.
— Вещи родом годов из семидесятых, которые были модны в свое время и хорошо сохранились. Моя мама, бывая в Италии, часто заходит в винтажные магазины.
— Понятно, — отвечает она, с новым воодушевлением глядя на переброшенную через плечо сумку. — Так и буду всем говорить: обожаю винтаж. Цены копеечные, а качество офигенное.
Посмеиваясь, я беру ее за руку и, поцеловав, веду к двери. И как я без нее жил? Настоящее сокровище.
________
— Вы так хорошо по-русски говорите, — учтиво говорит Ярослава Милошу. — Я бы ни за что не угадала, что вы серб.
— Сербский на русский похож, — улыбается он. — И к тому же я пятнадцать лет прожил в России.
— Я в России живу двадцать три года, но говорю хуже, чем вы.
За столом все смеются, включая жену Милоша, Надю. Вечер проходит легко и непринужденно: Ярослава, которая поначалу пыталась больше слушать, быстро поняла, что здесь «свои» и отпустила свою непосредственность. Это Лукичи думают, что она так шутит. На самом деле, Ярослава говорит совершенно серьезно.
— Как тебе Кипр, Ярослава? — интересуется Надя, отпивая вино. В отличие от Милоша, ее сербский акцент более заметен, потому что до двадцати пяти она жила в Белграде.
— О, мне очень нравится. Даже подумать не могла, что на свете существуют такие райские места. С утра только глаза продрал — сразу бежишь в море купаться. Пока до шезлонга добрался — уже обсох. И небо такое красивое… Ярко голубое… И люди приветливые, улыбаются.
— Жить у моря — это отдельный вид удовольствия, — соглашается Милош. — Алан, вам с Ярославой обязательно нужно съездить еще куда-нибудь.
— Уже в планах, — подтверждаю
