Ксения попыталась измерить пропорции черепа у новорожденной, но быстро констатировала, что пока ничего сказать нельзя, больно уж он у маленьких детей пластичный. В силу чего вопрос, на кого больше похожа девочка, которой уже дали имя Соня, по-неандертальски Сона, ибо она спала, кажется, даже больше, чем Макс с Машей в ее возрасте, остался открытым. Вырастет, тогда и посмотрим.
В общем, все происходило строго по теории. Как только племя перестало кочевать и перешло к оседлому образу жизни, в нем резко повысилась рождаемость. А вот второго следствия – измельчания населения и ухудшения его здоровья – еще не наблюдалось. Во-первых, для этого требуется гораздо больше времени. А во-вторых, большая часть продовольствия по-прежнему добывалась охотой, а сельское хозяйство пока заменило только собирательство и не отнимало много сил и времени. Впрочем, было видно, что это не очень надолго. Дичь на острове уже почти кончилась, да и на материке ее становилось добывать все труднее, иногда охотничьи экспедиции продолжались дней по семь-восемь. Но, впрочем, на те два года, что мы еще собирались оставаться на Родосе, дичи вроде должно было хватить, а уж рыбу в прибрежных водах можно ловить десятилетиями, да и то не факт, что получится заметно уменьшить ее количество.
Неожиданно выяснилось, что маленький разведывательный дельтаплан-дрон, радиус управления которым после моих доработок аппаратуры достиг примерно десяти километров, пригоден не только для наблюдений за берегом материка на предмет обнаружения кроманьонцев, но и для поиска дичи. Так как он был небольшой и почти не шумел, то его не очень пугались даже зайцы, не говоря уж о ком-либо более крупном. То есть как только начала немного сокращаться доступная кормовая база, мы тут же нашли способ слегка ее расширить.
К началу мая наш первый полностью сделанный своими руками корабль был готов, включая установленную мачту с парусами. Спуск на воду не составил никаких трудностей – наверное, при таком количестве готовых помочь неандертальцев он прекрасно получился бы и без солидола, и без деревянных желобов до самой воды. Но лишним это тоже не было, ведь мы собирались строить еще два заметно более крупных катамарана.
Вообще-то хоть я сам планировал сроки начала и окончания всех этапов постройки «Дельфина», но в глубине души мне не верилось, что мы сможем построить его так быстро – меньше чем за год. Однако неандертальцы оказали нам большую помощь, вдвоем с Павлом мы бы наверняка возились существенно дольше. Никаких хоть сколько-нибудь сложных работ мы нашим соседям не поручали, но неподалеку от места постройки постоянно находились как минимум трое, всегда готовые что-нибудь принести, поднять и подержать, а это заметно ускоряло процесс. Упум даже научился не только заворачивать шурупы (правда, пока только в предварительно надсверленные места), но и по виду отличать их от гвоздей.
Так вот, десятого мая мы спихнули «Дельфин» на воду, и он поплыл, для начала вдоль берега. Команда состояла из меня, Кати и братцев-неандертальцев.
Первое впечатление было приятным – слабый ветерок, при котором «Катран» ни за что бы не развил больше семи километров в час, позволил «Дельфину» разогнаться до одиннадцати. Зато второе – не очень: при обоих рулях, выставленных строго прямо, катамаран тянуло немного влево. Для поддержания прямолинейного движения рули нужно было отклонять вправо, но совсем немного, так что я счел подобное допустимым. Правда, для подъема парусов, особенно грота, требовались уже куда большие усилия, чем на «Катране», но они не были чрезмерными даже для меня, не говоря уж о неандертальцах.
– Нормальный получился кораблик, – поделилась впечатлениями Катя, когда мы после первого плавания, продолжавшегося час с минутами, вернулись в бухту и подвели «Дельфин» к заранее построенному еще в апреле причалу. Все-таки этот катамаран был слишком тяжел для того, чтобы после каждого заплыва вытаскивать его на берег.
– Очень даже у вас неплохо вышло, – продолжила Катя, когда мы сошли на берег, – только у рубки внутри вид какой-то совсем неуютный. Но ничего, я попробую с этим что-то сделать.
До конца мая мы испытывали наш новый корабль каждый день. Кате очень понравилась работа автопилота, то есть углепластиковой штуковины длиной полметра, с дисплеем и кнопками. Из ее торца мог выдвигаться шток, который следовало прикрепить к румпелю, а саму штуковину за специальные петли – к палубе. Двигая этим самым штоком, автопилот был способен выдерживать курс по встроенному магнитному компасу или относительно кажущегося направления ветра. Причем и то и другое у него получалось очень неплохо – пожалуй, даже немного лучше, чем у меня. Питался он от двенадцати вольт и потреблял совсем немного – меньше, чем мой самодельный холодильник. Еще два похожих ждали своей очереди на складе. Они отличались от первого в два раза большей мощностью исполнительного механизма и тем, что были предназначены не для румпельного, а для штурвального управления. Большие катамараны, которые мы собирались начать строить после завершения испытаний «Дельфина», будут управляться уже не румпелем, а штурвалом.
Почти в самом конце испытаний обнаружилось, что при волнении свыше пяти баллов и курсе навстречу волнам наш «Дельфин» зарывается в воду носами. Павел сказал «Ага!» и разразился речью о том, что каждый уважающий себя корабль должен иметь атлантический нос. Мол, немецкий линкор «Шарнхорст» сначала построили без него, но он повел себя в точности как наш «Дельфин», и посудину пришлось спешно дорабатывать.
Эти носы мы сделали из фанеры и поставили на места за пару дней, но в полном соответствии с законом подлости немедленно установилась безветренная погода, которая продержалась дней десять. И единственное, что мы смогли, – это убедиться, что нашлепки на носах не мешают в штиль плавать на моторе. Но в конце концов штиль кончился, и мы, подождав, пока ветер усилится баллов до пяти-шести, вышли в море.
Быстро выяснилось, что Пашины нашлепки действительно помогают против заныривания носом, но через полчаса на особо крупной волне левая треснула и перекосилась, а правую вообще сорвало. Это не помешало нам добраться до бухты, и Паша, едва сойдя на берег, принялся соображать, как можно укрепить и усилить пресловутые атлантические носы. Но я за время нашего короткого заплыва успел понять, что именно они делали, и заявил, что знаю, чем их можно заменить.
Через неделю, дождавшись подходящего волнения, «Дельфин» вновь вышел в море, имея в составе силового каркаса дополнительную поперечину, расположенную на самом носу. Она представляла собой дубовую доску шириной триста пятьдесят миллиметров при толщине семьдесят, с закругленными торцами и установленную под углом градусов десять к горизонтали. То есть это было что-то вроде антикрыла у спортивных автомобилей, но установленного не сзади, а спереди и не с отрицательным, а с положительным углом атаки. Заодно получилось дополнительное крепление для бушприта, а то он все-таки слегка играл при сильных порывах ветра.
