рубашкой), и немного даже штаны. Ну и платью немного досталось — окровавленными руками его хватать. Моя рана уже затянулась, но я же маг, у меня всё быстрее.
Вдвоём отроки сеньору от одежды оттеснили. Илона, озверев, видимо, совершенно перестав стесняться наготы, подошла ко мне, ещё раз оглядела их.
— Рикардо, быстро прикажи им отдать платье!
— Нет, — покачал я головой. — Это было бы слишком скучно. Ты сама должна. Они должны почувствовать в тебе хозяйку, дочь их сеньора, нашего отца. И отдать, невзирая на мой приказ.
— Рикардо, я… — Она зарычала, но взяла себя в руки. Ещё раз поглядела с тоской в сторону платья и отроков… Развернулась ко мне, и…
…И, схватив правые ножки моего стула, резко дёрнула их вверх.
Стулья тут, конечно, тяжёлые. Но и люди сильные. И я, не успев сгруппироваться, полетел вбок, ударившись черепушкой, успев в падении заорать:
— Не сметь! Не приближаться! Это семейные разборки! — ибо отроки, кроме Сигизмунда и Бьёрна, дёрнулись выручать своего сеньора. Ввиду нападения на него разъярённой гарпии, ага.
Только успел вскочить, как на мою голову обрушился медный поднос, стоявший на столе чуть дальше, сразу за мной. Бум! Ничего страшного, закрылся рукой. А потому и пропустил новый удар этим же подносом. Бум!
— Сукин сын! Быстро прикажи своим людям отдать платье! — Бум! — не останавливалась ни на миг она. — Быстро, я сказала! — Бум — Я! — Бум — Твоя! — Бум! — Сестра! — Бум! Бум! — Дочь твоего отца! — Бум! — Перед ними, как какая-то шлюха! — Бум! — Бегом, сукин сын! — Бум! Бум! И ещё раз бум!
И я сделал то единственное, что оставалось — позорно сбежал.
— Не сметь! Это семейное дело! — снова успел рявкнуть я, ибо отроки снова дёрнулись, и даже на мечи руки положили.
Илона не стала преследовать. Она сделала вещь гораздо хуже. Подняла с пола… Выроненный мною кнут. И протоядно оскалилась.
— Эй-эй! — поднял я руки в её сторону в защищающемся жесте. — Я, конечно, твой брат, и это семейное дело, но я всё ещё твой граф! И ты не станешь позорить меня перед подчинёнными!
— В тебе кровь графа! — ядовито парировала она. — Голый ты или одетый, больной или здоровый, пьяный или трезвый, избитый сестрой или не избитый — ты всегда остаёшься графом, Рикардо Пуэбло! Разве нет?
Кнут просвистел, но била она в сторону. Нечто во мне вздохнуло с облегчением.
— Быстро прикажи отдать мне платье! — Кажется, я перевыполнил план по пробуждению из крепостной мышки гром-сеньоры. — Бегом!
— Я-а-а-а… — Я растерялся. Ибо несмотря на её состояние аффекта, всё же не доверял оному. Аффект пройдёт, и завтра вернётся серая мышка. Надо бы закрепить! Но как, чтоб никто не пострадал?
Новый удар кнутом — но уже ближе, в метре от меня. Надо сказать, стоя по центру обеденной залы, она могла достать до любой стены. Мы все были под нешуточным таким прицелом.
— Граф, это… Может её обезвредить? — подали голос парни с той стороны залы.
— С ума сошёл?! — ответил я. — Нельзя. Она — сестра нашего графа.
— А мы аккуратно.
— Нет, — принял я решение. — Пусть так.
Илона снова прокачала ситуацию, осмотрев всех присутствующих. Глазки её снова сверкнули и… Она зарядила кнутом в сторону Бьёрна, так и державшего платье. Почти попала — ударила в метре от него. И я понял, хотела бы — попала бы, управляться с лошадьми, как и с кнутами, умеет.
— Отдал! Бегом!
Бьёрн сделал глупость — попытался рвануть влево, в сторону двери вон из обеденной.
Щёлк!
— А-а-а-а! Ты что делаешь! Стерва законченная! — Отрок упал и схватился за ногу, по которой Илона его приласкала. Поверьте, это БОЛЬНО!
— Куда собрался? Я ещё не одета! — Илона, мрачная, как грозовая туча, медленно наступала. Стоящий следующим у стены Лавр схватил упавшее платье и рванул далее по кругу. Он вообще-то не выскочил за дверь, проскочил вход. Но щёлк, и сверхзвуковой кончик ударил ему точно по спине (паршивка знала, что там кольчуга, но это всё равно неприятно).
— А-а-а-ай! Что ты делаешь? Дура баба! — развернулся он к ней.
— Отдай! — медленно наступала на него эта валькирия.
— Сеньор граф! Прикажите ей отдать платье! Не дело это, уважаемым сеньорам нагишом ходить! Они должны замком управляться, а голыми пусть девки дворовые пляшут!
Щёлк! В полуметре от отрока. Тот вздрогнул, испуганно моргнул.
— Сеньор граф! Ну прикажите же!
— Стоять! — командовала она, потрясая кутом. Лавр было попробовал снова бежать, но куда, блин! Прижался к стене. Она подошла и, спокойно, без сопротивления, забрала свою вещь. Окровавленный кнут (я резал правую руку, ею же она кнут и держала) откинула прочь.
— Кроме сеньора графа — все вон! — рявкнула она. — Я ваша госпожа — и я приказываю! Рикардо, а ты оторви зад от стола и помогай одеться! — Я как раз успел снова присесть, на столешницу, видя, что угроза сместилась на другую, менее везучую цель.
— Сигизмунд и Тит — остались! — продублировал её приказ, внеся небольшие коррективы. — Остальные — свободны, можете идти праздновать. До утра. Всем по лунарию, кроме Лавра, Бьёрн — тебе два — компенсация за нанесённые увечья.
— Эй, а мне почему нет? — возмутился Лавр.
— Вон пошёл! Позорище! — за меня ответил Сигизмунд, сверкнув глазами. Угу, это Лавр отдал платье. Его, конечно, коллективно напоят, проставятся, что удар на себя взял, но лунарий не дать — святое, не поспоришь.
— Да идите вы все!.. — психанул отрок.
— Двести пятьдесят ассов! — успокоил я его, крикнул вдогонку. — Но — авансом. Не забывай, ты опростоволосился.
Лавр остановился, удовлетворённо кивнул, и, стараясь держать морду кирпичом, вышел вслед за остальными посмеивающимися отроками.
— Граф? — Это Сигизмунд, напряжённо сузив глаза.
— С утра выступаем. Проследи. Лавра успокой — зла не держу, — успокоил я. — Он сделал то, что должен был. И выдай ему грёбанный лунарий как всем. Скажи, это у меня шутка такая была.
— Ух, сеньор граф! — удовлетворённо закачал отрок головой, и, степенно, придерживая рукой меч, удалился, аккуратно прикрыв дверь.
— Помогай сеньоре! — кивнул я Титу на Илону, пытающуюся натянуть единственный доступный, но роскошный предмет одежды. — Илона, а ты дай руку.
Та протянула раненую ладонь. Я огоньком, еле-еле вливая в поток энергию, прошёлся по ране, прижигая её и затягивая. Констатировал:
— Глубокий порез. Думал, будет меньше.
— Переживу, — нахмурилась она.
— И всё же. Сейчас кровь остановил, но, думаю, шрам останется. Сходишь потом к нашей лекарке, может она сделает так, что рассосётся?
— Переживу шрам на ладони, — недовольно фыркнула она.
— А будешь букой и злиться — пожалеешь, — посуровел я.
Она хапнула ртом воздух, но, встретившись со мной глазами, тут же
