Произнося эти слова, он непроизвольно слегка понизил голос.
- О чем вы? - спросила Канзаки, не совсем понявшая, что это толстяк имеет в виду.
- О том, что та самая система синхронизации со всеми ее человеко-машинными интерфейсами придумана не зря. Сами поймете. А пока - вот вам для облегчения.
И Ватанабэ вдруг второй рукой крепко ухватил Канзаки за раненое плечо. Мегуми едва успела охнуть, когда здоровенная ладонь опустилась прямиком на рану. Немедленно последовала вспышка боли, длившаяся сотую долю секунды... а потом исчезнувшая. Девушка, уже собравшаяся панически дернуться под давлением рефлекса и возмущения, озадаченно глянула на самозваного целителя. Ватанабэ же молча стоял со своей неизменной кривой усмешкой на физиономии и держал руку на ее плече. Так прошло секунд десять, после чего недовольный, насколько это было в его случае возможно, голос Мастера известил их:
- Может быть, хватит расходовать энергию на временную анестезию?
- Ладно, ладно, - Сэм оторвал ладонь от ее плеча, слегка чиркнув большим пальцем о рваную борозду на куртке, оставшуюся от пули, выпущенной Анной. - Не думайте о том, что я вам рассказал, Канзаки-сан. И главное - не верьте. Ведь чем более нелепа ложь, тем легче в нее поверить.
- Тогда зачем вы мне врали? - слегка озадаченная его словами, Канзаки пристально вгляделась в лицо Ватанабэ. Он стоял рядом с ней, криво усмехался, сунув одну руку в карман брюк, а другой теребя снятую с плеча Мегуми повязку. - И вообще, зачем вы мне голову морочите? Вы ведь так и не сказали, кто вы такой.
- Вам очень надо знать, кто я? - прищурил свои хитрые карие глаза Сэм, и только теперь девушка заметила, что в зависимости от настроения, они меняют оттенок. Возможно, раньше она могла принять это за игру света, но теперь стало ясно видно, что глаза, потемневшие в кабине, когда он рассказывал ей то, что потом назвал ложью, сейчас стали заметно светлее. - Узнаете, узнаете. У вас будет выбор. Вот зачем я рассказал вам все то, что рассказал. Выбирайте, чего вам достаточно.
- Не понимаю... - Канзаки вдруг посетило весьма и весьма странное ощущение. Стоявший перед ней тип, которого она за прошедшую неделю успела тихо возненавидеть, затем столь же тихо испугаться... После чего испытать в отношении к нему сильнейшее раздражение, оплакать его смерть, чуть не упасть в обморок после его воскрешения и ошеломленно выслушать его же рассказ о больших секретах... Почему-то от этого самого типа исходил мощнейший, практически ощутимый кожей, поток доброжелательности. Он коротко глянул на нее своими посветлевшими глазами с котовской хитринкой, и Мегуми поняла, что, видимо, ошибалась на его счет. Мысль пришла мгновенно, минуя разнообразные процессы формирования в голове. Просто вдруг ударило: "Да он же добрый".
- Поймете, куда ж вы денетесь, - и вдруг волна доброжелательности исчезла, столь же быстро, сколь появилась. Взгляд и усмешка Ватанабэ вновь превратились в мерзкие взгляд и усмешку Ватанабэ. - Сейчас, главное, не теряйтесь.
- Ты, надеюсь, понимаешь, что Вендиго тебя по головке не погладит за твои художества? - не глядя в сторону Фрэнки, произнесла Анна.
Оба трикстера стояли на вертолетной площадке облюбованного для встречи здания. Внушительная платформа-надстройка с буквой H, обозначавшей место приземления, оказалась совершенно свободной от заполнившего улицы далеко внизу хлама и обломков - следов рождения Старого города. Анна стояла аккурат на середине перекладины, соединявшей линии буквы в единый знак. Девушка всматривалась в налившееся ночной синевой небо, ожидая прибытия их транспорта. Фрэнки же расслабленно облокотился о край платформы, оставаясь внизу, возле ступеней, на которых рядом друг с другом сидели молчавшие юноша и девушка.
- В отличие от тебя, мне при общении с ним вовсе не нужно, чтобы кто-то из нас гладил другого по головке, - ощупывая пальцами приходящее в норму лицо, с которого практически сошла трупная синева, огрызнулся Фрэнки. - Для меня главное - сделать, о чем просили.
- И о чем же тебя просили? - язвительно осведомилась Анна, оборачиваясь к собеседнику. - Натворить глупостей, достойных полоумного ребенка? Хотя нет, половина ума - это для тебя многовато будет.
- Язви сколько хочешь, рыжая, - массируя щеку, фыркнул он. - Я сделал то, что было нужно. А остальное тебе пускай Ок... Пускай Вендиго рассказывает.
- Какой ты смешной, - в голосе девушки было столько яда, что случись кому травить этим ядом крыс, бедные животные были бы обречены на жесточайший геноцид без шансов на выживание. - Не понимаю, как мужчина может так трепетать перед другим мужчиной. Если ты, конечно, не...
- Твои шуточки на эту тему устарели года три назад. Но новых ты, видимо, придумать просто не можешь.
- А зачем новые, если ты как был, так и остаешься вечным источником для старых? Ну да хватит лаяться...
Анна, которой, видимо, надоело стоять на одном месте, парой плавных невесомых шагов пересекла площадку, оказавшись рядом с усаженными на ступени детьми. Хотя, конечно, назвать этих здоровых и, в общем-то, красивых молодых людей детьми можно было уже с трудом. Такова уж натура человеческая в самом наипошлейшем биологическом смысле - в позднем подростковом возрасте почти каждый из нас уже является вполне сформировавшимся человеческим телом. Беда лишь в том, что разум и сознание формируются намного, намного дольше, чем физическая оболочка.
Разум Китами Дзюнко, семнадцати лет и семи месяцев от роду без каких-то копеек, наверняка уже считал себя совершенно сформировавшимся и не нуждающимся в дальнейшем росте. Так считает каждый подростковый разум, и неважно, считает ли так его обладатель. Но сейчас этот, несомненно, высший разум находился в некотором, а точнее, очень сильном замешательстве. Когда следом за Фрэнки, от которого исходили почти физически ощутимые волны незамутненной, чистейшей злобы, столь редко встречавшиеся Китами в последние годы, показался связанный мальчишка, Дзюнко едва не обозначила собственное удивление выкриком вслух. Однако присутствие рыжей женщины удержало ее от подобного проявления эмоций. Почему-то при ней не хотелось вообще выдавать себя, в чем бы то ни было.
Тем не менее, Китами была удивлена. Мальчишка, которого притащил на веревке Фрэнки... Им оказался парень из ее школы. Как-то его еще звали так... Странно и смешно... Учики... Учики Отоко. Как ни странно, Китами его помнила. Получается, он - тоже? Значит, с ним тоже что-то делали? Но почему тогда она ни разу не слышала о чем-нибудь необычном, что было бы связано с этим парнем? Ведь она всегда очень внимательно относилась к подобным вещам, знала же, что может за ними крыться. И если бы рядом оказался кто-то еще, такой же, как она, он непременно бы хоть чем-то выдал бы себя. Однако этот Отоко никогда не обращал на себя внимания, разве что иногда она слышала от помощниц насмешки над этим дурачком, то в одиночку таскавшим спортинвентарь из кладовки, то подметающим полы вместо уборщика, то еще чего... Собственно, так она и запомнила этого малохольного.
Учики же, в свою очередь, чувствовал себя еще более сконфуженным, чем раньше. Над ним черными воронами летали три неприятных фактора. Первый заключался в том, что его, словно жертвенного агнца, притащили непонятно куда. Второй заключался в присутствии рядом самой Китами Дзюнко, кошмара и ужаса его родной школы, который, правда, в свете недавних событий напоминал теперь детскую страшилку, а не что-то по-настоящему пугающее. Третий же фактор был наиболее сокровенен и таинственен, хотя в списке приоритетов мог бы вполне занять первое место. Беда была в том, что в ситуации, что тяжелым кузнечным молотом долбила молодого человека по голове, совместились первый и второй факторы. Результатом же стало не на шутку уязвленное мужское самолюбие. Посудите сами - когда ты молод и не лишен природой нормальных мужских задатков и достижений, быть таскаемым на веревке на глазах у сверстницы, пусть и какой-то там ведьмы - страшное дело, ранит похуже кирпича в лицо.
Девушка сидела на холодных железных ступенях спокойно, если, конечно, не учитывать ее постоянного беспокойного одергивания плиссированной школьной юбочки в присутствии товарища по несчастью. Будь мышление Учики чуть вульгарнее, а мысли чуть менее загружены существующим положением... Да вообще - имей он сейчас смелость смотреть в сторону девушки, отметил бы, что чулочков, что носили как часть формы, на Китами не было, а усердное хватание за подол могло означать, что кое-чего еще в ее одежде тоже недостает.
Отоко и сам был неподвижен. Стоявший рядом Фрэнки его откровенно пугал, до такой степени, что шевелиться было бы трудно, даже захоти юноша это сделать. Учики никогда не был особо чутким к подобным вещам, но убийца с синюшным лицом буквально транслировал внутренней антенной на всю округу свои отталкивающие биоволны. Видимо, это и заставляло неизвестную девушку, что привезла с собой Китами, разговаривать с Фрэнки в неуловимо ядовитом тоне, как будто мысленно морщась от ощущения его присутствия. Таких людей на свете довольно много, но лишь самые эмоционально чуткие из нас способны уловить отторжение и понять, почему в компании некоей персоны нам так неуютно. Однако мало кто был способен столь явно вызывать неприязнь одним своим присутствием, как Фрэнки. Сидевший на ступенях всего в паре метров от него Учики невольно поежился, когда мужчина в очередной раз взялся массировать приходящее в норму лицо.
