Учики понял, что сейчас мучитель ударит каблуком в лицо, сломает ей нос, возможно, вышибет зубы. Это был подлый и жестокий удар расправы. Если сила Анны способна была тычком ладони отбросить человека назад с такой силой, удар ногой Фрэнки наверняка мог бы и убить.
Перед глазами юношу мгновенно предстала картина: лежащая на земле Дзюнко Китами с лицом, превращенным в кровавый фарш. Одним ударом дело не ограничится.
- Мама, почему ты плачешь?
- Ничего, сынок, не обращай внимания... Маме просто немножко больно.
- Мама ударилась?
- Да, Учики, мама ударилась.
- А почему папа так кричал?
- Потому что мама ударилась. Не бойся, сынок, все хорошо, все хорошо...
- Мама, у тебя кровь идет.
Он и сам не понял, как оказался между ногой Фрэнки, несущейся навстречу Китами, и самой Китами, даже не успевшей сообразить, что произошло. Молодое тренированное тело Учики вдруг вклинилось в крохотный промежуток пространства, разделяющий бьющую конечность и напряженное девичье лицо. А в следующий миг каблук Фрэнки со всей силы въехал в грудь юноши, заставив того захлебнуться воздухом. Как будто кто-то ткнул его заостренной пикой прямо в сердце. В глазах вспыхнула багровая молния.
- Эт-то еще что такое?! - по-змеиному зашипел трикстер, отводя ногу для нового удара. - У нас тут рыцарь объявился?! Ну, получишь тогда свою порцию, щенок!
Он снова замахнулся.
- Это тебе еще раз за прошлый раз!
И тут Фрэнки опять захлестнуло ослепительно-белое сияние.
Каким-то чудом удалось просунуть руку в уютные объятия гермоткани и не заорать.
"Доспех" встретил ее прохладной темнотой, рассеиваемой лишь бледным свечением контрольной панели справа. Через секунду перед глазами заплясали и огоньки MMI. Ободок визора, похожий чем-то на солнечные очки, мигающие разноцветным неоном, медленно прижался к лицу, виски аккуратно обхватил держатель. Глаза сразу же заморгали от обилия проносящихся рядом цветных линий загрузки. Затылок мягко подперла подстроившаяся под контур головы гермоткань. Канзаки почувствовала, как следом за головой все остальное тело мягко фиксируется внутри железного тела. На окраине сознания мелькнула мысль, не будет ли руке чертовски больно, если ткань зажмет ее как-нибудь неудачно. Но перевязанное плечо почувствовало лишь мягкое прикосновение, напоминавшее о плюшевом пледе, а все еще растекавшаяся по венам боль даже поутихла.
Бешеные полосы сменились, наконец, крупнозернистым полотном помех. И сразу же в центре ее нынешнего поля обзора вспыхнула яркая точка, разложившаяся в полноценное изображение, улавливаемое красным глазом "Доспеха". Доктор Джойс стоял у противоположной стены и махал ей рукой.
В самом уголке, на краю зрения появился крохотный красный значок. Канзаки помнила его. С этого самого значка начиналось ее обучение. Овладеть MMI с непривычки было непросто, так что тяжелее всего новоявленным испытателям пришлось с нажатием кнопки громкой связи.
Не пытаясь скосить глаза вниз, как это было в первый раз, а просто совершив волевое усилие, Канзаки отправила сигнал по вибрирующим ножкам держателя прямо в ЦПУ "Доспеха". Значок в углу обзорного окна погас, сменившись зеленой иконкой открытого канала.
- Вижу вас, док, - ответила она на махания Джойса. Встроенные динамики донесли ее голос до всех, кто сейчас находился внутри грузовика. - MMI вроде работает как надо. Запускаю диагностику.
Чуть дернув левой бровью, Мегуми все тем же усилием воли открыла поверх обзорного окна меню. Сфокусировав взгляд на строчке "Стандартная диагностика", она мошеннически ткнула в него не мыслями, а пальцем на специальной кнопке и принялась считать секунды на выпрыгнувшем таймере. Вскоре, получив, ожидаемое сообщение "Все системы функциональны", она прищурилась, свертывая меню, и сообщила докторам о собственной полной боеготовности.
- Рука не беспокоит? - Джойса заслонил собой загадочный Ватанабэ.
Кстати, да. Когда крепежи, державшие прикованную к стене стальную фигуру, оказались сняты, Мегуми осторожно попробовала пошевелить раненой рукой. Как ни странно, плотно сжатая гермотканью и управляющая тяжеленным манипулятором конечность подчинилась с небывалой легкостью и даже не зачесалась. И это после пулевого ранения.
- Ух, ты... - донесли до Сэма динамики. - Как ни в чем ни бывало...
- Я же говорил, - довольно прищурился он. - Наши ученые ведь не сказали вам, что ваша гермоткань и мой костюм... - он вновь зачем-то одернул воротник пиджака. - ... Слеплены на одном заводике?
Точно! Его костюм! Ведь его костюм остался целым после перестрелки, когда Анна всадила в Ватанабэ целый револьверный барабан!
- Нет... А что это за материал? Он же у вас и пулевые отверстия...
- Потом как-нибудь расскажу. Сейчас вам важно только одно: болеть рука не будет и драться сможет. Это я вам гарантирую.
Возможно, находившаяся сейчас в полном экзоскелетном вооружении Канзаки все же не утерпела бы и при помощи огромных стальных кулаков своего "Доспеха" сумела бы убедить Сэма в кои-то веки объяснить ей по-человечески, что и как. Ибо терпение, даже женское, даже женское японское, даже женско-японско-христианское далеко не безгранично. Однако именно в этот момент не так уж далеко от них Учики Отоко поймал грудью ногу Фрэнки.
Муранаки, забытый всеми и каждым, тихо сидел на своем любимом ящичке и надеялся, что все-таки переживет сегодняшнюю ночь. Однако переживать ее он предпочел бы у себя дома, в кровати, под одеялом. А лучше - под двумя. Хотя, конечно, сидеть вот так в уголке было еще куда как безопасно. Пусть и останется он совсем один в компании двух безумных ученых, пока остальные пойдут навстречу опасности, совсем беззащитный... Зато в относительной безопасности. А там видно будет... Может, и уехать никогда не рано, пока они там...
Внезапно зоркий подслеповатый глаз старого японца уловил на улице нечто странное. Муранаки давненько косил взглядом на открывавшийся из кузова кусок улицы, где сейчас стоял в ожидании экипированный Риварес. Старику откровенно хотелось поскорее закрыть за уходящими дверь и всласть подрожать. Однако сейчас его внимание привлекло нечто весьма и весьма странное. Над пустынной проезжей частью светился воздух. Тонкое, почти незаметное свечение появилось ниоткуда и слегка оттеняло наступившие густые сумерки, уже готовые провалиться в ночь. Голубоватая дымка над асфальтом, не более. Но зоркий до потенциальных опасностей глаз Муранаки сразу вычленил эту неестественную особенность местного пейзажа. И, разумеется, мозг пожилого господина не преминул воспользоваться услугами голосовых связок.
- Что это?!
Обернувшись на выкрик фальцетом, Ватанабэ, Мастер и ученые увидели, что Муранаки с выпученными глазами тычет пальцем им за спины.
А на лице свечение уже перестало напоминать легкий отблеск далеких огней, становясь все ярче, теряя синеватый оттенок и напоминая уже своей осязаемой формой тяжелый болотный туман. Развернувшиеся люди увидели, как на улице прямо перед ними из пустоты возникает целое северное сияние, набитое ватой и раскаленное добела. Резкий скачок неведомой силы словно щелкнул выключателем гигантской потолочной лампы, в одно мгновение из тлеющего огонька превратившейся в пылающий бесформенный костер. Дорога исчезла с ослепительно-белом свете, словно порушившем серые стены, стискивающие его со всех сторон. Первым увидевший вспышку Мастер схватился за глаза, пытаясь заслониться от этой дикой слепящей белизны.
Где-то наверху, на крыше выбранного Анной здания, корчились в судорогах три наполненных болью до последней крохотной клетки тела. Четвертый же сосуд души в этот момент находился в эпицентре точно такой же вспышки, как та, свидетелями которой стали самозваные спасатели.
А через огромный мегаполис, пересекая городские улицы с невероятной скоростью, заставляя сходить с ума светофоры и компьютеры, утихомиривая лающих собак и вызывая огромное недоумение, несся над крышами еще один, совсем крохотный, сгусток белого света.
Дикая боль вгрызалась во внутренности пастью некормленого цепного пса. Хотелось скрутиться в тугой неразвязываемый узел, чтобы только эта тягучая боль не ломала так каждый миллиметр тела. Настолько больно не бывает нигде и никогда. Удары, порезы, ожоги, переломы - все это и рядом не стояло. Боль была столь сильна, что, казалось, обладает собственной волей, намеренно грозит свести с ума за какие-то секунды своей невероятной мощью. Она словно разделилась надвое, на красную и черную. Красная боль превращала мышцы в пар и заставляла спазмы сотрясать тело без секунды передышки, а органы - почувствовать себя зараженными раком в терминальной стадии, чувствующими смертоносные метастазы, причиняющие неимоверное страдание. Черная засела в голове и перемалывала содержимое черепа невидимой мясорубкой. Глаза почувствовали бы себя лучше, выскочи они из орбит и оторвись ко всем чертям от этого буквально истекающего физическим страданием тела.
