– Ничего, – словно сама с собой разговаривала Фламма, – конечно, и Тимор, и Обстинар на севере, но не такой уж это и север. Тот же Тимор – всего-то три сотни лиг к северу от Ардууса, подумаешь, снег на неделю позже тает. Ну, на две, если счесть, что Тимор повыше в горах. И что? Сейчас середина первого месяца весны. Да, снег еще лежит, он здесь еще месяц может лежать, но почки уже набухли. Неделя, две – листва распустится. Трава! Представляешь? Если я буду долго добираться до Тимора, то буду добираться вместе с весной! И все-таки, благословенный Энки, как же я хочу забраться в бадью с теплой водой!
– Тихо, – остановил подруг Сор. – Сейчас будем пересекать одну из тайных троп, по которой слуги Лучезарного ходят в Светлую Пустошь. Вот так, прямо под боком у крепости Манус. Впрочем, стражникам Бэдгалдингира всегда было наплевать, что творится вне их укреплений.
Сор придержал лошадь, спрыгнул из седла, передал уздцы Каме.
– Смотрите вокруг, я сейчас.
Шагнул вверх по лесистому склону, и как будто растаял. Ни веточка не хрустнула, ни сырая земля не дала знать о его шаге чавканьем. Кама с завистью вздохнула: и ведь учил ее наставник, как нужно ходить по лесу, да только и этому учению она предпочла танцы с мечом. И что, пригодились они ей? Узнал Рубидус, кто сразил его в поединке? Мучается виной, что не сдержался и ударил неизвестного в ногу? Приедет в Лапис уговаривать ее стать его королевой?
Кама закрыла глаза, представила гордый взгляд кирумского принца, вдохнула холодный ветер, нагнулась, чтобы растереть ногу. Боль уже отступила, но рана все еще давала о себе знать. Хотя после небольшой пробежки даже не саднила, а словно чуть стягивала кожу.
– Кама! – негромко позвала ее Фламма.
Принцесса подняла глаза. Сор уже стоял в сырой ложбине в полусотне шагов правее и махал рукой. Когда подруги подъехали, дакит бесшумно запрыгнул в седло, прошептал:
– Большой отряд прошел в Светлую Пустошь. И не далее, как сегодняшней ночью. Человек двести. Есть и конные, но больше пехоты. Или рабов. И, как мне кажется, это не первый отряд. Вопрос только в том, их пропускает Бэдгалдингир или они приходят с севера? Бэдгалдингир вряд ли… Даккита, долгий путь…. Нет… Будь я дозорным, мчался бы сейчас в сторону Ардууса, чтобы доложить Мурусу о том, что творится.
– Ты не дозорный, – напомнила дакиту Кама.
– Зачем вести рабов в Светлую Пустошь? – наморщила лоб Фламма.
– В жертву Лучезарному, – ответил Сор. – Держитесь за мной. Тут до Мануса меньше пяти лиг, но случиться может всякое.
Дорога, которая проходила по дну оврага, и в самом деле оказалась хоженой. На его склонах почти не было снега, только в кустах на самом гребне сверкали искрящиеся льдом полосы, и, судя по следам пальцев, снег в холодном овраге соскабливали на ходу те, кто месил на дне оврага ногами грязь. И это не была пехота, Кама явственно разглядела отпечатки босых ног. И следы подков поверх них.
– Ну, уж во всяком случае, не степняки. Нахоритские подковы, – обернулся Сор.
Некоторое время троица держалась вдоль страшного пути.
– Разве нахориты поклоняются Лучезарному? – удивилась Кама.
– По-разному, – придержал лошадь Сор. – Храмы там сильны, но случается местами и вера иури, и древние верования, сильно и влияние прайдов. В Махру есть даже священная роща. Но еще больше тех, кто не верит ни во что, кроме денег. Мутное сейчас время на северном берегу моря Тамту… Вот, смотрите. Видите кровь на склоне? Несчастный пытался добраться до снега, а его перепоясали плетью с шипами…
– Сор… – с ужасом выдохнула Фламма.
Кама подняла голову. В полусотне шагов от путников на тропе стоял человек. Он был в черном плаще, в черных сапогах, черные волосы спадали с его головы на плечи, только лица у него не было. Вместо лица плыло что-то мутное, закручивалось туманом, проглядывало тьмой.
– Сгинь, нечисть! – повысил голос Сор и прерывисто произнес несколько слов на незнакомом языке. На мгновение в месиве проглянуло усталое, с тонкими чертами лицо, алый шарф, скрадывающий шею, затем силуэт задрожал, рассеялся и поплыл клоками копоти в сторону Светлой Пустоши.
– Могилец, – перевела дыхание Фламма.
– Мурс, – мрачно бросил Сор.
– Он не послушался заклинания, – застыла Кама. – Он ушел сам.
– А чего он хотел? – испуганно затараторила Фламма. – И почему ушел? И на каком языке это заклинание? Я ничего не поняла!
– Это язык Лучезарного, – ответила, не сводя завороженного взгляда с дороги, Кама. – На нем и теперь ведут службу в Храме Света за горами. А вот чего хотел от нас мурс, я не знаю.
– И славно, – ответил Сор. – Потому что хотеть он может только одного – или сожрать твое сердце, или захватить твое тело. Конечно, если он не разносчик смерти. А ну-ка, давайте сюда.
Подобрав пологое место, Сор направил лошадь вверх по склону. Продравшись сквозь кусты, отряд выбрался на поросший голым орешником холм. Здесь уже вовсю припекало солнце, и сквозь опавшую листву виднелись первые бледно-голубые цветы.
– Весна! – едва не закричала Фламма.
– Тихо, – оборвал ее Сор. – А ведь нам придется еще раз пересечь эту тропу. И она идет никак не к Бэдгалдингиру, а на север, к реке.
Кама пригляделась туда, куда показывал дакит. Впереди лежал кочковатый луг, который пересекала все та же черная полоса разбитой земли. Обогнув холм, она ныряла в четверти лиги в тот самый овраг, из которого только что выбрались путники.
– Да, – покачал головой Сор. – Если бы в Аббуту имелся король, ему было бы чем заняться. А теперь быстро за мной. Видите башни над лесом? Нам туда.
Дакит подал вперед коня и прямо через кусты помчался вниз по склону. Кама еще только успела разглядеть над верхушками елей четыре рыжих конуса крепостных башен, как ей пришлось прикрывать глаза от хлещущих по ним ветвей. Но не прошло и минуты, как троица уже мчалась через луговину. Еще через пару минут крохотный отряд пересек невольничью тропу и вновь скрылся в еловом лесу. Хоженых троп не было и здесь, но ели в низине стояли старые, ветви на них начинались на высоте пяти или шести локтей, бурелома было немного, и лошадки бежали резво. Затем местность стала забирать вверх и, выкатив на лесистый гребень, обратилась серым весенним лугом. Сор остановил лошадь у молодого ельника и с облегчением вытер лоб.
– Вроде бы все в порядке. Значит, так, девчушки. Фламме будем искать провожатых, а тебя, Кама, уберегать от них. Так что запомните, Кама – дакитка. Имя твое, принцесса, никого не касается. Лицо твое – никого не касается. Повяжи платок потуже да прикрой лицо до глаз.
– Да у нее такие глаза, что всякий остолбенеет! – фыркнула Фламма.
– Вниз будет смотреть, – отрезал Сор. – Все понятно?
До крепости, которая торчала каменным кубом на омываемом речушкой холме, оставалось чуть меньше лиги. Над ее воротами ветер трепал полотнище черного цвета, на котором Кама с трудом разглядела желтые полосы башен Бэдгалдингира. У основания холма теснилась деревенька на два десятка деревянных домов, у начала которой выделялись два больших бревенчатых здания – одно трактира, другое – постоялого двора, возле которого были привязаны не менее трех десятков лошадей и даже виднелись несколько торговцев с выставленными в ряд телегами с товаром.
– Ардуусских стражников нет, – заметил Сор. – В крепости маленький двор, да и не пускают подданные короля Тигнума никого в свой бастион. Или почти никого.
– Адамас! – вдруг что было силы закричала Фламма. – Валпес! Лупус! Аэс! Тенакс!
Подала лошадь вперед и помчалась вниз по склону наперерез к выбирающемуся из-за рощи отряду в полсотни всадников, первый из которых нес алый флаг с бледно-голубым силуэтом орла, а последний – голубой флаг с алым силуэтом барса.
– Вот ведь рыжая беда в платье! – с досадой сплюнул Сор. – И что ты прикажешь делать? Ладно. От Тимора и Обстинара беды мы пока не ждем. Конечно, можно было бы и пуститься в обратный путь, но новости нам тоже не помешают. Да и от горячей еды я бы не отказался. Ты как?
– Я тоже, – с неожиданной грустью призналась Кама.
– Тогда прикрывай лицо, – приказал Сор. – И держись, что бы ни случилось. И готовься принять на грудь слезы огненной подружки.
– Зачем? – не поняла Кама, затягивая лицо.
– Ты часто видела, чтобы королевский эскорт, даже с королем, шел под флагами? – спросил Сор. – И уж тем более тот, в котором только принцы, пусть и двух королевств.
– Нет, – мотнула головой Кама, бледнея.
– Траурные багровые ленты подвязаны на древках под обоими полотнищами, – подал коня вперед Сор. – Если бы это был траур по мужчине, ленты были бы над полотнищем. Значит, траур по женщине. Королевский траур. Кто объединяет королевские дома Обстинара и Тимора? Кто сестра короля Обстинара и сестра королевы Тимора?
