— Наши шифровальщики как раз работают над этим. Какие будут распоряжения?
— Никаких, — резко отрезал Краузе. — Вы кому-нибудь докладывали?
Небольшая заминка, после которой прозвучал уверенный ответ:
— Я доложил об этом в «Цеппелин».
— Спасибо, Штольц.
— За что?
— За откровенность.
Зазвенел белый аппарат, напрямую соединявший разведшколу со штаб-квартирой зарубежной разведки СД. Немного помедлив, Краузе поднял трубку.
— Хайль Гитлер, господин бригадефюрер!
— Вот что, Краузе. Кажется, вы… опекали эту самую русскую из медсанчасти?
— Господин бригадефюрер, у меня с ней…
— Послушайте, Краузе, мне нет дела до ваших отношений с этой славянкой. Но только до тех самых пор, пока это не касается интересов Третьего рейха. Сейчас вы лично ее арестуете, только таким образом вы сможете хотя бы чуть-чуть обелить свою репутацию. Вам понятно?
— Так точно, господин бригадефюрер! — вытянулся у аппарата Краузе.
Сказать еще что-либо Краузе не успел, трубка завибрировала короткими гудками. Кивнув застывшему Штольцу, оберштурмбаннфюрер вышел из кабинета.
Автомобиль стоял во дворе школы. Возле него, попинывая колеса, слонялся водитель в форме шарфюрера СС.
— Знаешь что, Рокман, сегодня мне нужно поехать одному. Давай ключи.
Рокман не удивился подобному решению — чаще всего Краузе поступал так, когда отправлялся к женщине. Очевидно, оберштурмбаннфюрер из тех людей, что любят проводить время с женщиной на заднем сиденье автомобиля. Шарфюрер старался сохранить подобающую серьезность.
— Пожалуйста, господин оберштурмбаннфюрер, — почтенно протянул он ключи.
Запустив двигатель, Краузе нетерпеливо просигналил, и ворота медленно разошлись, выпуская машину.
Теперь многое встало на свои места — вроде бы ненамеренный интерес Марии к его работе, та легкость, с которой она пошла на знакомство с ним.
Через пятнадцать минут он подъехал к хорошо ему знакомому небольшому, но очень аккуратному дому. Интересно, где же она прячет рацию — под столом, за которым они не раз ужинали, или где-нибудь в подвале? Наверное, под столом. Чего ей, собственно, опасаться под покровительством оберштурмбаннфюрера СС!
Заглушив двигатель, Краузе вышел из машины. Обычно он вызывал Марию продолжительными гудками, но сегодня имеет смысл пройти в дом.
Дверь распахнулась тотчас, едва он постучал.
— А я уже готова, — улыбнулась девушка, шагнув ему навстречу.
Вот ведь странная вещь… Оберштурмбаннфюрер Краузе часто имел дело с врагами рейха. И, как правило, это были мужчины. Порой очень стойкие, вызывающие уважение своим мужеством и смелостью. И тем удивительно, что вот эта обаятельная, хорошенькая женщина — самый настоящий враг. Причем враг очень опасный, принесший рейху много вреда. Нет, с таким врагом жалость неуместна, с ним надо действовать предельно жестко и без всякого сострадания.
— Боюсь, что у нас не получится с ужином, — Краузе с сожалением усмехнулся.
На лице Марии промелькнуло легкое огорчение.
— У вас изменились планы?
— Можно сказать и так.
— Наверняка какая-нибудь военная тайна? — лукаво поинтересовалась женщина.
— Для вас нет… Дело в том, что именно из этого дома русским регулярно отправляют шифровки. Я у вас хотел спросить — вы радистка? Впрочем, это уже неважно. Вами теперь займется зарубежная разведка СД, а не гестапо. Это единственное, что я могу для вас сделать.
Мария поняла, что для нее уже не существует ни будущего, ни даже завтрашнего дня. Все осталось в прошлом. Она схватила уголок воротника платья и, не колеблясь ни секунду, разгрызла вшитую туда ампулу с ядом. Она тут же ощутила горьковатый миндальный запах. В следующее мгновение горло сдавило, она почувствовала, что задыхается. Хотелось вдохнуть прохладного воздуха, вот только сил оставалось лишь на судорожный всхлип.
Подхватив падающую женщину на руки, оберштурмбаннфюрер Краузе осторожно положил ее на землю.
Глава 38 АГЕНТ АЛЕКС
Алекс был одним из агентов Абакумова. Их знакомство произошло при странных обстоятельствах в тысяча девятьсот тридцать девятом году, в разгар советско-финской войны, когда ростовские чекисты, проявив сверхбдительность, арестовали двенадцать человек, так или иначе имевших отношение к Финляндии, обвинив их в шпионаже. Среди них оказался Тойво Пюхавайнен. Бывший красноармеец. И если бы не вмешательство Виктора Абакумова, в то время начальника УНКВД по Ростовской области, то его непременно расстреляли бы по сфабрикованному делу.
В результате расследования Тойво Пюхавайнен был завербован, став личным агентом Абакумова.
И вот он вернулся от немцев в третий раз. Кстати, после второго рейда в тыл русским он получил из рук руководителя «Цеппелина» оберштурмбаннфюрера Грейфе Железный крест. Интересно, что будет в этот раз?
Было далеко за полночь. Визитеров Абакумов не ждал, а потому можно было немного расслабиться, позабыв про чины. Собственно, для этих целей и существуют агентурные квартиры. На столе початая пачка «Беломорканала» — брали из нее папиросы по надобности, сбрасывая пепел в обыкновенную стеклянную банку.
— Какое задание было у Лавра, я точно не знаю, — негромко говорил Тойво. — Хотя мы готовились в одной школе, но обучались по разным программам. Но нас обоих готовили для Москвы. Мне нужно было выяснить количество прибывающих английских войск в Москву. Установить, какие промышленные предприятия оборонного значения действуют в городе, и оценить их мощность. Но что точно знаю — Лавр был нацелен на террор. Не исключаю, что теракт будет осуществляться против высшего военного командования.
— А может, его готовили, чтобы убить товарища Сталина? — неожиданно спросил Абакумов.
Этот вопрос застал Тойво Пюхавайнена врасплох. В какую-то минуту Абакумову показалось, что тот поперхнется дымом, но нет, лишь только слегка кашлянул и выпустил дым на свободу.
— Товарища Сталина… Поначалу нам действительно ставилась такая задача, но в самых общих чертах. Как один из вариантов… Потом со мной об этом ни разу не заговорили. Вряд ли они оставили эту мысль. Но вот чтобы террористический акт был поручен именно Лавру… Сомнительно!
— А может быть, они перестали тебе доверять и поэтому переиграли?
Тойво задумался.
— Тогда бы меня не отправили в Россию.
— Тоже верно. Как бы там ни было, но нужно подумать, что нам делать с тобой дальше. Может, обратно в Германию тебе возвращаться не стоит? Здесь тоже хватит дел.
— Готов быть там, где я буду больше всего полезен.
— Кстати, а часто шли разговоры о покушении на Сталина?
Алекс уже давно обратил внимание на то, что Виктор Семенович жаден на табак, он курил папиросу до тех пор, пока огонек не подбирался к мундштуку, и только после этого закуривал очередную. Однажды Тойво с улыбкой посоветовал Абакумову оставлять хотя бы четверть папиросы, но Виктор Семенович уверил его, что в самом конце табак особенно сладок, да и поядренее будет.
Тойво попробовал как-то — не понравилось. Но сейчас тоже курил почти до конца, щурясь от едкого дыма.
— Не то чтобы очень часто. Просто в нашей разведшколе готовили четыре десятка диверсантов. Направляли их в прифронтовую зону, в тыл и в места дислокации штабов армии и крупных воинских соединений. Некоторые теракты против высоких чинов проходили весьма успешно. Если террор устраивался в отношении заметных военачальников, то почему бы не попробовать убрать Сталина? Примерно в таком духе говорилось…
Абакумов задумчиво кивнул.
— Тоже верно.
— Наша школа считалась одной из лучших. Преподаватели — в основном бывшие белогвардейцы. Были и такие, что прошли школу разведки и контрразведки еще в царской России. Так что много чего могли рассказать и показать. — Тойво вдруг задумался: — Хотя наблюдались и некоторые странности. Вот я вспоминаю, примерно месяц назад в школу прибыл один курсант в звании майора и со Звездой Героя на груди.
— Так вы что там, в советской форме ходили?
— Только в советской форме и с орденами! Это одно из условий. У меня, например, три ордена Красного Знамени было! — Виктор Семенович сдержанно улыбнулся. — Так этого майора по индивидуальной программе готовили. С нами он не общался. Видно, ему было запрещено, но и мы к нему в друзья не набивались. Но сразу было видно, что готовят его для чего-то очень важного. Большого полета птица… Да и держался он соответствующе. Вот такой, как он, и мог быть нацелен на Сталина, — после некоторой паузы предположил Тойво.
— Как он выглядел?
— Высокий. На лицо приятен, круглолицый, правильные черты… Холеный. Лет тридцати пяти.
— Особые приметы имеются?
— Никаких, — отрицательно покачал Тойво головой. — На серьезные операции немцы не привлекают людей с особыми приметами.
