— Особые приметы имеются?
— Никаких, — отрицательно покачал Тойво головой. — На серьезные операции немцы не привлекают людей с особыми приметами.
— Как его фамилия?
— В нашей школе у него был псевдоним Полипов.
— В последние месяцы немецкие спецслужбы активизировались. Много через разведшколы проходит народу?
— Много! Немцы по-прежнему делают ставку на массовость. Они считают, что если хотя бы один из полсотни диверсантов даст результат, так это уже хорошо.
— Основную их часть мы, конечно, вылавливаем, но отдельные единицы все-таки просачиваются. И даже кое-что делают. Но они тоже никуда не денутся.
— Вскоре из нашей разведшколы должны забросить группу из восьми человек. Решили использовать санитарные машины, агентуру будут перевозить под видом раненых.
— Это нам уже знакомо. Неподалеку от Пскова перехватили три такие машины.
— Мне известно, что немцы организовали разведшколу для подростков. В основном тринадцати-четырнадцати лет. Есть и помладше — лет десять-одиннадцать. Ребятишки готовы работать на немцев за кусок хлеба.
— Где они их берут-то?
— В основном это дети полицаев и тех, кто работает на немцев. Месяца два-три их обучают, а потом переправляют за линию фронта.
— Это самый беспроигрышный вариант. На детей, как правило, редко обращают внимание. Сегодня же прикажу составить спецсообщение об использовании немецкой разведкой детей и подростков. Где они держат детей?
— Обычно при штабе. Потом по мере надобности их заставляют переходить линию фронта. Дети — ведь они маленькие, и там, где взрослый не пройдет, они обязательно протиснутся. На них действительно внимания особо не обращают.
— Понятно. Что еще?
— Я тут узнал, что в расположении тридцать второго армейского корпуса базируются три русские диверсионные группы, каждая по пятнадцать человек. Старший в первой группе Туманов Матвей Герасимович, кличка Квелый. Знаю, что он из бывших советских офицеров. Руководитель второй группы — Соколов Алексей Панкратович, кличка Шпак. Мне известно, что он из Москвы, попал в плен, где и был завербован. Третьего зовут Феофанов Гурий Нестерович. С какого он года рождения, мне неизвестно, но знаю, что в свое время он служил у Колчака, командовал ротой. Всеми тремя группами руководит некто Лакербатт. Кроме фамилии, ничего о нем узнать не смог. Думаю, что сосредоточение в этом районе подобных групп не случайно. Скорее всего, в этом направлении намечается прорыв. Но, кроме этого, я слышал, что намечается какая-то серьезная акция под Москвой.
— И как ты думаешь, что это может быть?
— Очевидно, собираются взорвать какой-нибудь важный военный объект.
— Но нападение может, наверно, произойти на какое-нибудь правительственное здание?
— Какое, например?
Абакумов задумался — стоит ли разглашать информацию, полученную им накануне. Но после некоторого раздумья решился: все-таки Тойво Пюхавайнен человек проверенный.
— Скажем, на дачу Сталина…
Тойво внимательно посмотрел на Абакумова. Не самое подходящее время для шуток, да и не шутят подобными вещами.
— Вряд ли, — с сомнением покачал он головой.
Их разговор прервал резкий телефонный звонок. О том, что Абакумов находился на конспиративной квартире, знали немногие. В конце концов, у начальника контрразведки по роду его деятельности имелось множество секретных дел, требующих глубочайшей конспирации. Вместе с тем он должен был всегда находиться в зоне досягаемости. Мало ли что? Вдруг, например, Верховный потребует…
Помешкав, Виктор Семенович поднял трубку.
— Слушаю.
— Товарищ Абакумов… — услышал он взволнованный срывающийся голос Маркова.
По его встревоженным интонациям было ясно, что случилось нечто серьезное.
— Слушаю вас, Степан Дмитриевич, — холодным тоном, настраивающим на деловой лад, ответил Абакумов.
— Совершено покушение на товарища Сталина! — выкрикнул Марков.
— Что?! — невольно вскочил Абакумов. — Где?! Когда?!
— Подробности мне пока неизвестны… Только что сообщили. Покушение произошло на Васильевском спуске. Товарищ Сталин ехал после работы…
— Что с товарищем Сталиным?
— С товарищем Сталиным все в порядке.
— А те, кто покушался? Сколько их? Кого-нибудь задержали?
— Один убит. Только что закончилась перестрелка. Я пока не знаю всех подробностей…
— Поднять всех! И на Васильевский спуск. Усилить охрану всех объектов, в которых может появиться товарищ Сталин. Не исключаю, что нападение может повториться и там.
— Уже усилили, Виктор Семенович. На «ближнюю дачу» отправили дополнительное усиление. Весь гарнизон Кремля находится в боевой готовности.
— Выезжаю! — Абакумов бросил на рычаги трубку. — Ты все понял? — спросил он у Пюхавайнена, направляясь к двери. По пути он взял со стола недокуренную пачку папирос и сунул ее в карман брюк, небрежно сорвал с вешалки фуражку.
— Да, понял… — Тойво поднялся, выжидательно глядя на Виктора Семеновича.
— Поедешь со мной. Возможно, понадобишься.
— Понял.
— Из машины зря не высовываться.
— Не буду. — Тойво поспешил следом за Абакумовым.
Лейтенант, дежуривший у подъезда, с интересом посмотрел на человека, с которым так долго разговаривал начальник контрразведки. И тут же потерял к нему интерес, уложив его образ в одну из самых дальних ячеек памяти.
Быстро сбежав по лестнице, Абакумов широко распахнул дверь и размашистым шагом направился к черному легковому автомобилю.
Глава 39 ГЛУБОКИЙ ТЫЛ
Для него это был очередной рейд в глубокий тыл русских. Первый произошел три года назад и больше напоминал обыкновенную прогулку. Нужные разведданные он собрал, не отходя от станции, рядом с которой приземлился, старательно пересчитав количество эшелонов, следовавших на фронт. Выяснил, какие именно части дислоцируются в округе, узнал пропускную способность железнодорожных путей.
Его отметило командование, и вскоре он отправился в свой второй рейд.
В тылу у русских он пробыл тогда полгода, и под видом армейского курьера, с хорошими документами, успешно переходил из одной части в другую, выясняя состояние железнодорожных и шоссейных дорог, ведущих к линии фронта, мощность оборонительных укреплений, места сосредоточения танков и артиллерии.
Но главной своей заслугой он считал то, что сумел точно выяснить дислокацию резерва русских. Именно это обстоятельство позволило немцам впоследствии разорвать линию обороны на этом участке.
В то время, как это ни странно, он находил помощников всюду — от словоохотливой бабки, копавшейся на огороде, до пацанов, бегавших по улицам. Всем казалось, что какой-то месяц — и Советская власть рухнет. Поэтому люди охотно рассказывали обо всем, что знали, ничего не опасаясь. Многие мужчины шли в полицаи. Но большевики, вопреки ожиданиям, сумели удержаться и даже крепко потеснили немцев под Москвой. Только после этого многие всерьез засомневались в несокрушимости немцев. Те, кто какую-то неделю назад рассчитывал служить в полиции, теперь уже подавались в партизаны.
Вернувшись в Германию, Сергей Маликов в аналитической записке подробно изложил свое видение ситуации. После изучения этой записки командование предложило ему место старшего преподавателя в одной из разведшкол под Мюнхеном.
Целый год он был на преподавательской работе, подготовив за это время четыре диверсионные группы, а потом, как-то заскучав, попросился на «оперативный простор». Начальство не смело его задерживать и отправило в глубокий тыл к русским, на этот раз под Вологду, где в то время формировался пехотный корпус. Оказавшись вновь в России, Маликов, к своему удивлению, почувствовал необыкновенный подъем духа — здесь ему уже не надо было напрягаться, слушая людей. Он понимал все до последнего слова, чувствовал малейшие оттенки и интонации, чего никак не мог уловить в немецкой речи. Он вдруг сделал для себя важное открытие — что очень привязан к России. Большевики, с их бескомпромиссным максимализмом и мрачным давящим режимом, казались ему главной помехой на пути к свободной, сильной и независимой России.
Маликов не переставал убеждать себя в том, что его нынешняя работа на немцев просто необходима для новой будущей России — без немцев и большевиков. Следует признать, что в период освободительного движения от большевизма русским придется идти с немцами рука об руку. Но это будет продолжаться ровно до тех самых пор, пока наконец ярмо большевиков не будет сброшено.
А там Россия заживет свободно, без коммунистического режима и, конечно, без немцев.
В России Маликов пробыл ровно год, создав за это время мощную разветвленную агентурную сеть. Своих осведомителей он имел даже среди представителей дипломатических миссий Англии и Америки, правительство которых отчего-то решило выбрать для своего дипломатического корпуса этот дальний северный городок.
