"Может, из-за булочек. Братья их не любили".
Отец умер почти десять лет назад. Его кишечник был съеден раком. В последние дни он почти не мог говорить. Но и накачанный морфием, он продолжал выписывать ручкой на простынях рецепты. Рецепты лекарств от гриппа, скарлатины, диареи.
За два дня до того, как оставить их, в краткий момент прояснения сознания, детский врач посмотрел на сына, крепко сжал его руку и прошептал: "Бог карает самых слабых. Ты врач, и должен это знать. Это важно, Энрико. Болезнь липнет к самым бедным и к самым слабым. Когда Бог в гневе, он обращает свою ярость на самого слабого".
Энрико Бролли посмотрел на стоящего у отцовской кровати парнишку, покачал головой и вышел из палаты.
191.
Сидя за столом в гостиной с градусником под мышкой, Беппе Трекка глотнул сиропу от кашля, но он не отбил привкуса дынной водки. Беппе скривил губы и искоса поглядел на свою "нокию", лежавшую перед ним на столе. На дисплее мигал конвертик, справа от него — надпись "ИДА".
"Я могу его прочитать?"
Он обещал Всевышнему не говорить с ней и не видеть ее, так что теоретически он не нарушит обета, прочитав сообщение. Но лучше было этого не делать. Он должен уяснить себе, что Ида Ло Вино — законченная глава его жизни, ее надо забыть и вывести из крови токсины этой любви.
"Как наркоману".
Полное воздержание. Тогда, может быть, это пройдет.
Он будет страдать, как собака. Но этим страданием он выплатит свой долг перед Господом.
"И это страдание поможет мне стать лучше".
Он вообразил себя киногероем, который совершает преступление и, благодаря данному Богу обету, становится миротворцем, высшим существом, который посвящает себя униженным и оскорбленным.
"Был такой фильм с Робертом Де Ниро..."
Беппе не помнил названия, но это была история о рыцаре, который убивает невинного. Потом он раскаивается и в знак покаяния тащит за собой волоком свое оружие и доспехи через бразильские леса, по высоким горам, а затем становится священником, который помогает индейцам.
И он тоже должен так поступить.
Беппе взял телефон, отвернулся, выпрямил руку, словно ему собирались ее ампутировать, и, стиснув зубы, стер Иду Ло Вино из своей жизни.
192.
— Это я. Кристиано. Папа, послушай! Я рядом с тобой. Держу тебя за руку. Ты в больнице. С тобой был несчастный случай. Доктор сказал, что ты в коме, но что через несколько недель очнешься. Сейчас ты чинишь свой мозг, потому что у тебя было это... кровоизлияние. Не волнуйся. Я обо всем позаботился. Никто ничего не узнает. Я в этих вещах секу, ты же знаешь. Так что давай, чини себя, а в остальном положись на меня. Не волнуйся. Я пробовал звонить Четыресыра и Данило, но они не отвечают. — Кристиано смотрел на отцовское лицо, стараясь уловить малейшее движение, дрожание ресниц, подергивание мышц лица, которое подтвердило бы, что отец его слышит. Он еще раз оглянулся, чтобы убедиться, что рядом никого нет, протянул руку и указательным пальцем нажал отцу на левый глаз, сначала легонько, потом посильнее. Никакой реакции. — Послушай. Я могу приходить сюда каждый день, но совсем ненадолго. Так что сейчас я пошел и вернусь завтра. — Он собирался уже выпрямиться, но передумал. Вместо этого он нагнулся к отцовскому уху и прошептал: — Я знаю, ты меня не слышишь, но я все равно тебе скажу. Я сказал всем, что ты вошел в кому дома, во сне, так что... никто не подумает, что это был ты.
Кристиано зажал себе рот рукой. Желудок сжался, как вакуумная упаковка. Он шмыгнул носом и потер глаза, чтобы не расплакаться. Поднявшись, он вышел из реанимационной палаты.
193.
Четыресыра сидел перед вертепом.
Он как следует вымылся, закутался в банный халат и высыпал в рот все имевшиеся в доме лекарства, а именно: три таблетки аспирина, две ибупрофена, одну пастилку парацетамола, один регулакс и одну растворимую таблетку алка-зельтцера. На грудь и плечо он вымазал целый тюбик проктоседила [54].
Ему полегчало, но чем больше он рассматривал раскинувшийся во всю комнату вертеп, тем яснее осознавал, что все в нем неправильно. В чем именно дело, он не знал. Виноваты были не солдатики, не статуэтки и куколки, не машинки, не приклеенный к яслям младенец Иисус. Он неправильно устроил мир. Горы. Реки. Озера. Все нагромождено кое-как, без порядка и смысла.
Четыресыра закрыл глаза, и ему показалось, что он левитирует. Он увидел широкую, от стены до стены, долину из красной глины и высоченные, до самого потолка, каменные горы. И реки. И горные потоки. И водопады.
В центре долины лежало обнаженное тело Рамоны.
Мертвая великанша. Девичий труп, окруженный солдатиками, пастухами, машинками. На маленьких грудях — пауки, игуаны и овечки. На темных сосках — маленькие зеленые крокодильчики. В зарослях волос на лобке — динозавры, солдатики и пастухи, а внутри, в пещере, — младенец Иисус.
Почувствовав, что летит в пропасть, Четыресыра вытаращил глаза и судорожно ухватился за стул. Согнув покалеченную руку, он вскрикнул от боли — было ощущение, что по ней прошлись циркулярной пилой.
Дождавшись, когда боль утихнет, он поднялся на ноги.
Теперь он знал, что делать.
Он должен вернуться в лес, забрать тело блондинки и устроить его в вертепе.
Вот для чего он ее убил.
И Бог ему поможет.
194.
Беппе Трекка держал в руках градусник.
"Тридцать семь и пять. Похоже, грипп. Это вам не пустяк. Не остановишь в самом начале — болезнь затянется на месяцы".
Стоит устроить себе выходной. Так он лучше продумает стратегический план исполнения обета. Нужно отключить сотовый, а как только он оправится от гриппа, сменить номер. Еще надо отказаться от руководства приходскими собраниями. И на работе надо будет по максимуму избегать Марио Ло Вино. Конечно, Ида знает, где он живет, так что ему надо будет переехать. Хотя в таком крохотном городишке немудрено столкнуться с ней где угодно. Наверное, разумнее будет снять домик где-нибудь в округе и стараться не показываться в центре Варрано.
Фактически ему придется жить, забаррикадировавшись, как в бункере, без работы и без друзей. Кошмар.
Он так не сможет. Единственный выход — уехать отсюда.
"Ненадолго".
На время, которого будет достаточно, чтобы дать понять Иде, что прежнего Беппе Трекки — того, который сказал, что возьмет ее вместе с детьми, больше не существует. Что это был ночной мираж.
"Прочь отсюда, пока она меня не возненавидит".
Это было самое страшное. Хуже мучения от разлуки с нею.
Ида подумает, что он ничтожество, подлец. Мерзкий тип, который обесчестил ее в кемпере, надавал обещаний и потом удрал, как последний трус.
"Если бы я только мог рассказать ей правду".
Может, стоило открыться кузине Луизе и попросить ее объяснить все Иде. Это, по крайней мере, несколько облегчит боль. А Ида, чуткая и набожная женщина, конечно, поймет его и будет втайне любить и уважать до конца своих дней.
Нет, Беппе не мог этого сделать. Суть хренового обета именно в этой муке и крылась. Прослыть чудовищем и не иметь возможности что-либо сделать в свое оправдание. Избавившись от этого мучения, он бы нарушил обет.
К тому же, если он расскажет Луизе о чуде, придется и насчет кемпера признаваться.
"Нет, исключено. Ее благоверный меня прикончит".
Зазвонил сотовый.
Социальный работник в ужасе посмотрел на вибрирующую на столе трубку.
"Забыл выключить. Это она".
Сердце забилось в грудной клетке, как канарейка при виде кота. Беппе стал хватать ртом воздух, его бросило в жар. И это был не грипп, а испепеляющая его страсть. Одна мысль о том, что он услышит ее нежный голос, кружила ему голову, и все остальное теряло смысл.
"Ида, я тебя люблю!"
Он хотел бы распахнуть окно и крикнуть это всему миру. Но не мог.
"Проклятый африканец".
Беппе закрыл лицо руками и сквозь просвет между пальцами посмотрел на дисплей. Это не был номер Иды. И не их домашний. А что, если она звонит ему с другого телефона?
Он секунду колебался, но затем ответил:
— Да?! Кто говорит?
— Добрый день. Это старший капрал Мастрокола, я звоню с поста карабинеров Варрано. Я хотел бы поговорить с Джузеппе Треккой.
"Они обнаружили кемпер!"
Беппе сглотнул и промямлил:
— Слушаю вас.
— Это вы занимаетесь... — Молчание. — Кристиано Дзеной?
В первый момент это имя ничего ему не сказало. Потом он вспомнил.
— Да. Конечно. Я им занимаюсь.
— Нам нужна ваша помощь. Его отец тяжело пострадал, сейчас он госпитализирован в больницу "Сакро Куоре" в Сан-Рокко. Сын там, рядом с ним. Вы могли бы к нему подъехать?
— А что случилось?
— Не могу вам сказать. С нами связались из больницы, и мы позвонили вам. Вы можете приехать? Похоже, у несовершеннолетнего нет родных, кроме отца.
