— Мне нечего вам сказать.
— Чем же ты тогда занимаешься? — фыркнул он. — Проверяешь со своим водителем-испытателем прочность кровати?
— Вы не могли бы позвонить мне из города? — осторожно спросил я.
— Это еще зачем? — недовольно пробурчал он. — Ты же знаешь, я терпеть не могу Палм-Бич.
— Так надежнее.
Номер Один засопел в трубку.
— Ты имеешь в виду миссис Крэддок?
— Да.
— Мне известно ее побочное занятие. Кроме того, она сейчас уехала за продуктами. Ты можешь говорить.
— Если вы знаете, что она шпионит за вами, почему не выгоните ее?
— Потому что она — лучшая секретарша и домоправительница из тех, что были у меня. И поверь мне, хорошей домоправительницы нынче не сыскать, — он хохотнул. — А благодаря деньгам, которые платит ей мой внук, она знает, что другой столь же высокооплачиваемой работы ей не найти, и старается изо всех сил.
— Но в результате Лорен в курсе всех ваших дел. Что в этом хорошего?
Он вновь хохотнул.
— Он узнает далеко не все, а лишь то, что я дозволяю ему узнать. Так что в итоге все довольны. К примеру, она уехала до нашего разговора. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Понимаю, — вздохнул я. Действительно, он все рассчитывал на шаг дальше остальных. Говорили, что такое приходит с годами, так что в девяносто четыре он мог дать фору каждому из нас.
Он выслушал все, что мне удалось выяснить за два дня. Не вымолвил и слова после того, как я закончил.
— Вы меня слышите? — спросил я, подумав, не прервалась ли связь.
— Слышу, — эхом отозвался Номер Один. — Мой внук так хочет взять надо мной вверх, что весь горит от нетерпения.
Теперь пришла очередь помолчать и мне.
В голосе его впервые за годы нашего знакомства послышалось смирение.
— Молодым свойственна торопливость. Ему бы немного обождать. До понедельника остается совсем ничего.
— За шесть дней многое может случиться.
— Я попросил Робертса вернуть право голоса фонду.
И даже не пойду на судебное заседание.
— Почему? Уверены в своем поражении?
— Не охальничай со мной, молодой человек, — рявкнул он, голос его вновь наполнился силой. — Не потому, что я обречен на проигрыш. Просто в данной ситуации это самое верное решение. Фонд слишком важен, чтобы использовать его как разменную монету.
Я воздержался от комментариев.
— Кроме того, это всего лишь бой местного значения.
Главное сражение состоится на совещании держателей акций во вторник утром. Там мы или победим или проиграем. Туда я приду обязательно, — он коротко рассмеялся. — Разумеется, мой внук полагает, что победа у него в кармане, иначе не стал бы он собирать держателей акций на следующий день после судебного слушания.
— Он потерял голос Алисии. Возможно, нам удастся перетянуть на свою сторону и других.
— Они не будут руководствоваться теми причинами, что она. Наш единственный шанс — связать его с Симпсоном. Даже попечители фонда не останутся на стороне президента, пытающегося пустить под откос свою компанию.
— Начало уже положено. Мы знаем, что у них есть общие дела.
— Тут все зависит от тебя. Как ты понимаешь, в Палм-Бич я тебе ничем не помогу.
— Постараюсь. Я помню, что вы сказали мне перед отъездом.
— Забудь! — рявкнул он. — Я говорил так только от злости. Я не хочу, чтобы его подставляли, если настоящей вины за ним нет.
— Откуда такие перемены? — удивился я. — Или на старости лет у вас проснулась совесть?
— Нет, черт побери! — проревел Номер Один. — Но не забывай, что он мой внук, и я не намерен обвинять его в том, чего он не совершал.
— Тогда приготовьтесь к поражению, если я не сумею связать его с Симпсоном, — повысил голос и я.
— Этому не бывать! — отрезал он. — Все будет так, как я тебе и говорил с самого начала. Мы собирались построить новый автомобиль и, клянусь Богом, своего добьемся.
— Мистер Хардеман ждет в кабинете, — обрадовала меня секретарша, когда я вошел в приемную.
— Отлично. Принесите две чашки кофе.
Я открыл дверь и переступил порог. Лорен стоял у окна. Повернулся ко мне.
— Доброе утро, Лорен. Кажется, ты пришел на неделю раньше, не так ли?
— Я по другому поводу, — он направился к моему столу. Чувствовалось, что ночь он не спал. Лицо прорезали морщины, глаза покраснели, под ними повисли тяжелые мешки. — Вчера вечером от меня ушла жена.
Секретарь внесла поднос с чашечками кофе. Мы подождали, пока она поставит их на стол и вернется в приемную.
— Выпей, — я пододвинул к нему чашку. — Кофе тебе не повредит.
Он плюхнулся в кресло, потянулся к чашке. Но его руки так дрожали, что кофе выплеснулся через край, и он поставил чашку на стол, даже не пригубив кофе.
— Ты, похоже, не удивлен.
Я посмотрел на него.
— А чему тут удивляться? Или для тебя это сюрприз?
Он отвел глаза.
— Наверное, нет. Я чувствовал, что этого не избежать.
Но ничего не мог сделать. Она не создана для Детройта.
Я молча пил кофе. Такой же плохой, что и в отеле, только растворимый.
Он взглянул на меня.
— Ты виделся с ней вчера?
— Да.
— Что она тебе сказала?
— Не больше, чем ты.
— Черт! — взорвался он. Вскочил, заметался по кабинету, ударяя кулаком правой руки в открытую ладонь левой. — Черт!
Я пил кофе, наблюдая за ним.
Наконец он взял себя в руки. Повернулся ко мне.
— Почему она пришла к тебе? — спросил он ровным голосом.
Наши взгляды встретились.
— Полагаю, потому, что мы были друзьями. Больше ей обратиться было не к кому. Мне кажется, ты уловил суть. Она не создана для Детройта. Да и Детройт не высказал желания встретить ее с распростертыми объятьями.
Лорен вернулся к окну.
— Не знаю, что и думать, — он шагнул к столу. — Я ревновал ее к тебе. Мне известно, что в Сан-Франциско она все время была с тобой.
— Но с той поры прошло два года. И вы не были тогда женаты.
— Я знаю. Но когда мне сказали, что по дороге в аэропорт она заезжала к тебе в отель, я поневоле задумался.
В конце концов ты подходишь ей больше, чем я. Я никогда не пользовался успехом у женщин.
Тут я не смог сдержать улыбки.
— А я пользовался?
Он смутился.
— Перестань, Анджело. Ты знаешь, о чем я говорю.
Истории о твоих похождениях рассказывают по всему миру.
Я рассмеялся.
— Хорошо бы услышать хоть одну. Возможно, я узнаю о себе что-нибудь интересное.
— Анджело, ты можешь дать мне честный ответ на один вопрос? — чувствовалось, что для него это вопрос жизни и смерти.
— Попробую.
— У тебя был роман с моей женой?
— Нет, — ответил я, глядя ему прямо в глаза. И сказал я чистую правду. После замужества Бобби между нами ничего не было.
Он глубоко вздохнул и кивнул.
— Благодарю. Теперь я могу больше не думать об этом.
— Это точно.
Он повернулся и направился к двери.
— Лорен, — позвал я его.
— Да, Анджело? — он остановился на полпути, обернулся.
— А ты можешь дать мне честный ответ на один вопрос?
Он вернулся к моему столу.
— Попробую.
— Если я смогу найти компромисс между тобой и дедом, ты прекратишь эту глупую войну, в результате которой пострадает один из вас, а компании будет нанесен. чувствительный урон?
Его лицо окаменело. В это мгновение как никогда раньше он напомнил мне своего деда.
— Нет.
— Почему?
— Потому что он деспот. И я не позволю ему растоптать меня, как он растоптал моего отца.
— Но это было так давно. Теперь он глубокий старик и не вылезает из инвалидной коляски.
— Он и тогда был стариком и сидел в той же коляске, — последовал ответ. — Но это не остановило его и не остановит теперь! — глаза Лорена превратились в две ледышки. — Кроме того, тебе не доводилось войти в комнату и найти там своего отца с разнесенной выстрелом головой.
Я не отвел глаз.
— И ты уверен, что вина лежит на Номере Один?
— У меня нет ни малейшего сомнения, — твердо заявил он.
Я поднялся.
— Извини, что затронул эту тему. Твой дед сожрал бы меня живьем, если б узнал об этом. Но у меня сложилось о тебе не правильное впечатление.
— В каком смысле?
— Мне казалось, будто в тебе осталось что-то человеческое.
Глава 7
Марион Стивенсон, глава службы безопасности «Вифлеем моторс компания, более всего напоминал безликого агента ФБР, каковым он, собственно, и был до выхода в отставку. Таких никогда не замечаешь в толпе, и выделялся он разве что одним — удивительно светлыми глазами. Иной раз казалось, что сквозь них можно увидеть его затылок.
— Вы хотели поговорить со мной, мистер Перино? — бесцветным голосом спросил он.
— Да, мистер Стивенсон. И очень благодарен вам, что вы смогли заглянуть ко мне, — обычно я не прибегал к столь официальному тону, но в данном случае помнил, как рассердился Стивенсон, узнав, что испытательный полигон охраняют люди Барнса. Воспитанник мистера Гувера, он воспринял мое тогдашнее решение как личное оскорбление. — Садитесь, пожалуйста.
