— Мать! Подожди за дверью.
— Но Анджело… — голос ее дрогнул.
— С Анджело все будет в порядке. Я тебе обещаю. Подожди за дверью, — он посмотрел на Синди, стоявшую за спиной мамы. — И вы тоже.
Мама взяла Синди за руку.
— Вы расскажете мне обо всем, — и они вышли из смотровой.
Я посмотрел на шприц в руке отца.
— Это зачем?
— Снимет боль. Мне нужно продезинфицировать все твои ссадины и царапины, а это очень болезненная процедура.
— Я не могу сейчас заснуть. Мне нужно позвонить.
— Кому? Может, я смогу тебе помочь?
Я едва почувствовал укол. Одним движением отец сдернул с меня брюки и вогнал иглу в бедро.
— В первую очередь дяде Джеку.
— Дяде Джеку, — я успел уловить нотку изумления в его голосе, но в следующее мгновение провалился в небытие: укол, как и хотел отец, подействовал сразу же.
Джанно и я играли в ковбоев, и индейцы прятались в кустах у дома. Я изображал Тома Микса, Джанно — его верного жеребца, и мы преследовали индейцев точно так же, как делал это сам Микс в фильме «Всадники Перпл-Сэйдж», который мы смотрели в субботу. Я радостно палил из шестизарядного револьвера.
— Стой, Тони! — я дернул Джанно за воротник рубашки, направляя его к подъездной дорожке. — Кажется, к нам движется крытый фургон.
Я спрыгнул с его спины и присел в кустах. На подъездную дорожку вкатился длинный черный «дузенберг» деда. Я подождал, пока он проедет мимо меня, затем прыгнул на плечи Джанно.
— За ними! — прокричал я. — Мы должны предупредить их об индейцах!
Джанно галопом помчался вперед, придерживая меня за ноги, чтобы я не свалился с его спины. Я несколько раз выстрелил. Пистоны разрывались со страшным грохотом.
— Будь осторожен, дедушка! Индейцы уже рядом!
Через затемненные стекла я мог различить деда, сидящего на заднем сиденье между двух мужчин. Еще один занимал откидной стульчик перед ними.
Автомобиль затормозил у дома. Джанно и я дожидались их на ступенях. Двое мужчин, что сидели на заднем сиденье, остались у машины, а дед и третий его спутник направились к нам.
Я потряс револьвером.
— На холмах индейцы!
Дедушка остановился перед нами. Невысокого роста, хрупкого телосложения. Джанно с его пятью футами и восемью дюймами возвышался над ним, как гора. Но дело-то было не в росте. Кто бы ни стоял рядом с дедом, сразу чувствовалось, что он — большой человек.
Он протянул руку.
— Дай мне револьвер, Анджело.
Я заглянул ему в глаза, но не прочитал в них неудовольствия. Темно-карие, почти черные, как его волосы, они остались бесстрастными. Молча я подал ему револьвер.
Он взял оружие, с отвращением глянул на него. Повернулся к Джанно.
— Кто дал ему это?
— Padrone, это всего лишь игрушка, — Джанно попытался поклониться, но я сидел у него на плечах, так что ничего не вышло.
— Какая разница. Кажется, я предупреждал, никаких ружей или пистолетов. Даже игрушечных. Детям от них только вред.
На этот раз Джанно удалось поклониться даже с© мной на плечах.
— Si, Padrone.
Дедушка отдал ему револьвер.
— Чтобы я больше этого не видел, — протянул ко мне руки. — Иди сюда, Анджело.
Я соскользнул с плеч Джанно в руки деда, радуясь, что он не сердится на меня. Дедушка поцеловал меня, поднимаясь по ступеням.
— Не следует детям баловаться с оружием, — объяснил он. — Даже с игрушечным.
Мы вошли в гостиную, где ждали мама и папа. Мама заплакала, едва увидела его. Дед усадил меня на одну руку, а другой неловко обнял маму.
— Ну перестань, Дженни. Не плачь. Сицилия — не край земли.
— Но вы будете так далеко от нас, — всхлипнула мама.
Заплакал и я.
— Не хочу, чтобы ты уезжал, дедушка!
— Дженни, видишь, чего ты добилась? — мягко упрекнул ее дедушка. Посмотрел на папу. — Dottore, успокойте жену. Ни к чему так расстраивать Анджело.
Я видел, что и у отца глаза на мокром месте, поэтому завопил что есть мочи.
— Я не хочу, чтобы ты покинул меня, дедушка! — и, рыдая, прижался к нему.
Но, похоже, перестарался, Потому что мама перестала плакать и потянулась ко мне.
— У него истерика.
Но дедушка отвел ее руки.
— Я сам его успокою.
И развернул меня так, чтобы видеть мое лицо.
— Я не покидаю тебя, Angelo mio. Я собираюсь на Сицилию, в Марсалу и Трапани, где прошло мое детство.
Но я завопил еще громче.
— Значит, я больше не увижу тебя!
Тут на его глаза навернулись слезы. Он крепко прижал меня к груди.
— Обязательно увидишь, — сдавленным голосом пообещал он. — Летом ты приедешь ко мне с мамой и папой, и я покажу тебе виноградники и оливковые рощи на склонах Монте-Эрис, где вырос твой дед.
— И мы сможем поиграть там в ковбоев и индейцев? — слезы мои исчезли без следа.
— Нет, это плохая игра, — он покачал головой. — Как и все игры, где убивают людей, пусть и понарошку. Ты, как и твой отец, станешь доктором, чтобы спасать людей, а не убивать, — он посмотрел на меня, не уверенный, что я его понял. — А кроме того, на Сицилии нет индейцев.
— Там только хорошие люди?
— Только хорошие люди, — подтвердил он, понимая, что дальнейшие объяснения только все запутают. И воспользовался беспроигрышным вариантом:
— А приехав туда, дедушка пришлет тебе замечательный подарок.
— Какой же?
— Все, что ты пожелаешь. Только скажи дедушке.
Я задумался. Вспомнил фильм, который мы с Джанно видели на прошлой неделе, с Монте Блу в главной роли.
Об автогонках.
— И настоящий гоночный автомобиль? — в голосе моем слышалось сомнение.
— Если мой Анджело хочет гоночный автомобиль, он его получит. «Бугатти» тебя устроит?
Я крепко обнял его за шею. Поцеловал.
— Спасибо, дедушка.
Он повернулся к моим родителям.
— Видите, — воскликнул торжествующе. — Теперь он в полном порядке.
Все это время мужчина, пришедший вместе с дедушкой, скромно стоял у двери. Теперь дедушка подозвал его.
— Джек, подойдите сюда.
— Мой сын, доктор Джон Перино, — с гордостью представил папу дед. — Его жена, Дженни. А это судья Джекоб Уэйнстейн, о котором я вам говорил.
Судья Уэйнстейн, с каштановыми волосами, примерно того же роста и возраста, что и отец, пожал руки моим родителям.
— Не забудьте про меня, — протянул руку и я.
Он повернулся, улыбаясь, пожал мою руку.
— Я даже подумать об этом не мог.
— С Джеком мы заключили пожизненный контракт.
Пока я в отъезде, он будет приглядывать за семейным бизнесом, — дедушка опустил меня на пол. — А теперь иди поиграй, а я, твой отец и судья немного поговорим о делах.
— Пойдем со мной на кухню, — быстро добавила мама. — Я как раз напекла пирожков. Ты поешь их с молоком.
Она взяла меня за руку и потянула к двери. Но я заставил ее остановиться и обернулся.
— Мы еще увидимся перед твоим отъездом, дедушка?
У него перехватило дыхание. Опять на глазах выступили слезы. Он кивнул.
— Перед отъездом, — с трудом выдавил он.
Час спустя мы стояли на ступенях дома и махали руками дедушке, уезжавшему в «дузенберге». Он посмотрел на меня через заднее стекло, на прощание поднял руку, и длинный автомобиль скрылся за зеленью кустов.
Мы еще постояли, потом я посмотрел на отца.
— У тех двоих, что ждали дедушку, под пиджаками были пистолеты. Интересно, они знают, что дедушка не любит оружие?
Мама и папа переглянулись, затем по маминым щекам покатились слезы. Папа усадил меня на одну руку, другой обнял ее за плечи. Мама спрятала лицо на папиной груди. Я видел, что и у него повлажнели глаза. В моем горле незнамо откуда появился твердый комок. Я еще многого не понимал.
Со временем, разумеется, кое-что прояснилось. К примеру, что ждали дедушку агенты ФБР, чтобы проводить до Нью-Йорка и усадить на корабль, отплывающий в Италию. Или что судья Уэйнстейн оказался не судьей, а адвокатом, ведущим все наши семейные дела.
И потом в течение многих лет, пока я не уехал на учебу в колледж, дядя Джек раз в месяц обязательно приходил к нам на воскресный обед.
Когда же мне исполнился двадцать один год (я уже заканчивал МТИ), неожиданно выяснилось, что дедушка был очень богатым человеком, и моя доля в его состоянии равняется двадцати пяти миллионам. Родительская — в два раза больше.
Помню, как я в полном замешательстве переводил взгляд с отца на дядю Джека. Я, разумеется, знал, что наша семья не нуждается в деньгах. Но и представить себе не мог такого богатства.
— И что же я буду делать со всеми этими деньгами? — растерянно спросил я.
— Получше учись, — строго ответил отец. — Потому что придет день, когда все они будут принадлежать тебе.
— Я бы советовал после окончания МТИ поступить в Гарвард бизнес скул, — добавил дядя Джек.
— Бизнес меня не интересует, — отпарировал я. — Моя любовь — автомобили.
— Автомобили — тоже бизнес, — назидательно заметил дядя Джек.
— Для меня — нет. Я их только покупаю.
— Благо деньги для этого у тебя есть, — улыбнулся дядя Джек.
