— Буду!
— Так не говорят. Стань передо мной на одно колено, скажи: «Вы моя прекрасная дама, я предан вам до гроба». Тогда я посвящу тебя в свои рыцари. Только подожди минутку, я принесу шпагу д’Артаньяна! — торжественно проговорила она.
— А кто такой д’Артаньян?
— Как, ты не читал Дюма?
Тата вышла и скоро вернулась, неся в руке настоящую шпагу — это была рапира для учебного фехтования — и толстую книгу.
— Я посвящаю тебя, — сказала Тата, — касаясь концом рапиры плеча Юры и в другой руке держа раскрытую книгу. — Отныне ты мой рыцарь. А в этой книге ты узнаешь, как должен поступать человек, владеющий шпагой. Я дарю ее тебе!
— Мне?! — чересчур громко воскликнул Юра, разглядывая настоящее холодное оружие. Плохо, конечно, что на конце шпаги тупая кнопка, но ее можно спилить, заточить острие как надо.
Юра встал с колен и засунул шпагу за гимназический ремень с бляхой.
Лидия Николаевна, стоявшая в дверях и наблюдавшая всю эту сцену, сердито сказала:
— Сейчас же перестань дурачить его, Тата! Тоже нашла себе живую игрушку! — И тут она заговорила по-французски.
Тата, обернувшись к Юре, сказала:
— Нас хотят разлучить навеки. Крепись! — и ушла, послав ему с порога воздушный поцелуй.
— Не забудь потушить свет! — донесся голос Лидии Николаевны.
Юра лег и вдруг увидел в углу ружье монтекристо. Он немедленно вскочил и осмотрел его. А где патроны? «Нехорошо лазить по столам, нехорошо!» — твердил он, открывая ящик письменного стола. В ящиках он обнаружил не только патроны, но и револьвер монтекристо и много книжечек о похождениях Ната Пинкертона. Он лег в постель и положил перед собой на столик «Трех мушкетеров» и книжонки Пинкертона. Шпагу прислонил к столику, а револьвер монтекристо положил под подушку. Что же читать, с чего начать? Поколебавшись, он взял в руки «Трех мушкетеров». Картинки в этой книге показались ему интереснее.
Он читал, не отрываясь, всю ночь, пропуская целые страницы «с описаниями». Новые герои обступили его. Кардинал Ришелье, Атос, Портос, Арамис, наконец д’Артаньян, замечательный д’Артаньян, беззаветно храбрый, ловкий и веселый! Ночью Юра встал, немножко пофехтовал с невидимым противником и снова принялся за книгу.
К утру Юра уже полностью представлял себе, кто он и кто его друзья. Конечно, Петя — это прямолинейный, честный Атос. Коля — склонный к религии Арамис. Но как же дать благородного Портоса Заворую? Заворуй такой противный, но, может быть, теперь, прочитав книгу, Заворуй станет другим и сможет достойно носить имя Портоса? А все они четверо будут мушкетерами, и у них будет девиз: «Один за всех и все за одного!»
Мужские имена героев были распределены. Королем Бурбоном стал директор Барбос. Кардиналом Ришелье Юра назначил Матрешку, инспектора. А как же с женскими ролями? Тата не королева же? Или, может быть, она Констанция? Ну, уж во всяком случае не хитрая, лукавая и безнравственная леди Винтер, миледи!..
Утром его разбудила Тата. В комнате горел свет.
— Неужели еще спишь? Признайся, я снилась тебе?
Юра смутился. Врать не хотелось.
— Ясно! Ты изменил мне с Натом Пинкертоном. Вставай же! — Она дернула подушку и увидела под нею револьвер монтекристо.
— Где ты взял?
Юра замялся было, но сказал:
— В ящике стола.
— Вот и оставляй тебя одного. Я надеюсь, ты не собираешься застрелить меня из ревности? Нет, ты будешь меня охранять. Скоро мы пойдем в скетинг-ринг. Примерь ботинки Джона, а не подойдут — возьмем напрокат в скетинг-ринге.
— А можно, я возьму с собой монтекристо?
— Обязательно возьми! А вдруг на нас нападут! Ты бы взял и черную маску. У Джона была. Поищи!
После завтрака Юра появился в гостиной с рапирой в руках и стал «в позицию», как на картинке д’Артаньян.
— Не так! — рассмеялась Тата. — Я умею фехтовать и научу тебя главным приемам. Сейчас мы сразимся!
Она выбежала и принесла две защитные кожаные маски с решеткой перед глазами, мягкие нагрудники и рапиру.
Юре пригодились его былые сражения на палках. Тата даже не ожидала, что он сможет так парировать ее удары, наносить удары сам. А Юра вспомнил дуэль с Алешей и пожалел, что они так вновь и не подружились по-прежнему. Войдя в раж, Юра загнал Тату к роялю и заставил «сложить оружие».
— Ты настоящий д’Артаньян, — сказала она, снимая шлем и поправляя растрепанные волосы. — Мой мушкетер! Знаешь что? Только не д’Артаньян, а са’Гайдак! Хорошо звучит — са’Гайдак!
3
В скетинг-ринге, обширном зале с кафельным полом, было людно. На коньках с четырьмя колесиками катались гимназисты и гимназистки старших классов. Юра очень боялся оконфузиться. Он никогда не катался на роликовых коньках. К счастью, Татин знакомый юнкер встретил их возле гардероба, как только они надели коньки, он укатил с ней. Но вскоре они возвратились к Юре, и юнкер обратился к нему с просьбой разрешить покататься с его дамой. Юра разрешил.
— А ты пока потренируешься, — сказала Тата.
Юнкер подъехал к господину в клетчатой куртке и попросил его помочь Юре. Этот господин подвел к Юре незнакомого гимназиста, объяснил, как надо отталкиваться от пола, и предложил им ездить вместе, взявшись за руки. Дело пошло.
Через полчаса Юра чувствовал себя довольно свободно и даже начал ездить один. Подкатила Тата, похвалила за успехи и сказала:
— Ты катайся, а мы навестим мою больную подругу и через час-два приедем. Мама сердится на меня за то, что я посещаю ее. Могу я надеяться на твою скромность? Если кто-нибудь спросит обо мне, скажи: «Пошла поесть мороженого».
Тата отъехала, но тотчас вернулась.
— Юрочка, я передумала. Я потом сразу пойду домой. Ты ведь большой и найдешь дорогу к нам. Помнишь, дом против сквера? С колоннами. Скажешь маме правду: «Тата пошла к подруге. Одна…» Так надо. Она в ссоре с Олегом. Он меня только проводит. А дома ты можешь сколько угодно играть с монтекристо, читать похождения Шерлока Холмса и Ната Пинкертона. По дороге будь осторожен, смотри, чтобы у тебя не стащили монтекристо.
— У меня? Никогда!
— Я в этом уверена. Можешь носить его.
— А в пансион можно с собой взять?
— Бери. И книжки про Холмса и Пинкертона тоже бери. Но это наша тайна, мушкетер са’Гайдак! Смотри не попадайся. У вас ведь строго… Правда, Олег, у него редкостные синие глаза?
— Тата, вы замечательная! — произнес Юра, переполненный счастьем.
Тата тихонько засмеялась, притянула его за плечи и поцеловала.
— Целовать публично очень, очень неприлично! — насмешливо произнесла какая-то гимназистка.
