Сорока нас выпроводили, намекнув, что желают обсуждать дела без лишних ушей. Меня их отношение не задело. Но Мая обиделась.
Она отвела меня в свою комнату.
За окнами дворца — темное небо с россыпью звезд. Из спальни Маи я не видел ни ярко освещенную дворцовую ограду, ни фонари вдоль узких дорожек.
Мая зажгла в комнате свет. Сказала:
— Располагайся, Пупсик. Или лучше называть тебя Нарцисс?
— Как хочешь.
— Нарцисс, — сказала Мая, прислушиваясь к звучанию моего имени. — Нарик?
— Нет, — сказал я. — Нариком меня называть не нужно. Уж лучше Пупсиком. Так хоть привычно.
— А мне нравится Нарик… Ладно, ладно! Если честно, имя Пупсик мне нравится больше. А Нарцисс напоминает мне о том гаденыше, что жил в башне. Только не обижайся! Кстати!
Мая выдвинула ящик туалетного столика, достала оттуда что-то розовое и пушистое.
— Это тебе, — сказала она. — Прелесть, правда?
— Что это?
— Разве не видишь? Тапочки. Мне сказали, что такие сейчас в моде у мужчин. Мягкие, яркие. Даже пахнут малиной! А еще тут есть бубенчики. Они звенят при каждом шаге. Вот, послушай, какая прелесть! Мама заставила меня купить их в подарок для этого… покойного. Но я лучше подарю их тебе.
Мая всучила мне тапки.
Действительно, ароматизированные.
«С ними хорошо бы смотрелся тот розовый мешочек с веревочками, который местные называют трусами. Я сохранил один. Сможешь потом повертеться у зеркала», — сказал Ордош.
«И добавим к этому комплекту иллюзию твоего лица. Сногсшибательный эффект получится».
— Ты расстроилась из-за того, что он умер? — спросил я.
— Кто? Гаденыш? Нет, мне нет до него дела. Вывалился из окна — и ладно. Но я рада, что он не был моим мужем. А то мама заставила бы меня изображать траур. А я не люблю носить красный цвет. Надеюсь, мама разберется, кто и зачем мне этого… подсунул. Кто, интересно, привел его к нам? И почему ваш посол не заметила подмену? Я не у тебя спрашиваю — так, рассуждаю вслух.
Одну руку Мая положила на мое плечо, другой поправила мне прическу. Тыльной стороной ладони провела по моей щеке.
— У тебя совсем нет волос на лице, — сказала Мая. — Даже пуха. Ни разу не видела, чтобы ты брился, как прочие мужчины.
— Не растут, — сказал я.
— Такие гладкие щеки… Мне это нравится. Мне все в тебе нравится. А особенно то, что ты теперь мой муж. Ты не проголодался?
— В последний раз я ел утром.
— Так что же ты молчал?! Сейчас распоряжусь, чтобы принесли нам еды. Прямо сюда. И побольше. Я тоже голодна. Быка готова съесть! Подождешь?
— Конечно.
— А я… наведаюсь снова к маме, — сказала Мая. — Хорошо? Ненадолго. Хочу прояснить у нее кое-какие моменты, пока она болтает с Сорокой в своем кабинете. Если не сделаю этого сейчас — могу не увидеть ее до выходного. С этой дурацкой учебой в Академии… Побудешь здесь один? Ладно? Я уйду ненадолго!
— Иди, — сказал я. — Я отсюда никуда не денусь.
— Какая прелесть! Ты — прелесть!
Мая приподнялась на носочки, чмокнула меня в губы. И поспешила к двери.
Когда она выходила из комнаты, я заметил, что в коридоре уже дежурят вооруженные гвардейцы.
«Вот и нас посадили под замок. Хорошо, не в башне. Здесь хоть помыться можно», — сказал я.
«Здесь у тебя даже собственные тапочки теперь есть! Жаловаться не на что. Так что, не плачь, Сигей. Вот, держи. Пожуй. Стоны нашего желудка меня раздражают», — сказал Ордош.
В моей руке появился кусок вяленого мяса. Я затолкал его в рот, торопливо прожевал. Унять урчание желудка не получилось.
Получив от колдуна еще одну порцию мяса, я прошелся по комнате.
Меньше суток прошло после покушения на великую герцогиню. И примерно двенадцать часов — с того момента, как мне о нем сообщили. Все основные события дня уложились во временной отрезок длиною чуть больше десятка часов. Но их, как мне сейчас казалось, с лихвой хватило бы на неделю.
Вот они — приключения, в которых я раньше хотел участвовать. Было… интересно. Но…
Разве это то, чего я хочу?
Из всех сегодняшних событий я с теплотой вспоминал лишь тишину алхимической лаборатории.
Не привык я к подобной суете.
«Ты веришь в то, что Шесту распорядилась отравить королева Уралии?» — спросил я.
«Мы плохо ее знаем, Сигей, — ответил Ордош. — Не слишком-то много времени она уделяла сыну. Но вполне могла узнать о его исчезновении или смерти и захотеть отомстить. Для Сороки посол признала в гаденыше принца. Но что она сказала королеве?»
«Считаешь, матушка решила посчитаться за смерть Нарцисса?» — спросил я.
«Я бы на ее месте за такое убил. Сам. Лично».
«Ну, это ты. Ты привык убивать даже тех, кто случайно оказался у тебя на пути. Но почему королева решилась на такой шаг накануне возможной войны с Империей? Надеялась, что о ее причастности к смерти герцогини никто не узнает? Сомневаюсь, что она потеряла голову от горя. Быть может, все это происки имперцев? Хотят рассорить королевство и герцогство?»
«Не знаю, Сигей. Но думаю, что Шесту мучают те же вопросы. А ответить на них может только посол. Королева ли приказала, или подкупили имперцы… Но посол точно во всем этом замешана. На месте герцогини я бы бросил на ее поиски все силы».
«Считаешь, посол еще в городе?»
«Вряд ли она ожидала, что Волчица Шестая выживет, — сказал Ордош. — А значит, собиралась следить за теми процессами, что происходят в герцогстве. Делать это лучше всего, находясь в городе. Сомневаюсь, что она сбежала. Но уверен, что заранее приготовила себе хорошее убежище».
Я шел вдоль шкафов, рассматривал корешки книг.
«Что теперь мы будем делать? — спросил я. — Здесь все живы и здоровы. Никого спасать больше не нужно».
«Дождемся жену, поедим. Потом… вон, какая здесь большая кровать, не то что в общежитии. Проваляемся завтра до полудня. И отправимся проведать матушку».
«В королевство?»
«А куда же еще? — сказал Ордош. — Ты сам туда хотел. Покажем ей сынишку. Живого и здорового. Успокоим старушку. Узнаем, не выжила ли она из ума: ведь травить великую герцогиню — не самый умный поступок. Глядишь, окажется, что наша маменька тут вовсе и ни при чем».
«Сомневаюсь, что королева станет со мной откровенничать. Хорошо, если она вообще признает во мне сына. Может и не узнать».
«Может. А ответит или нет — зависит от того, как мы будем спрашивать».
«Собираешься запугивать королеву?»
«Почему нет? Лично мне уже надоело, что женщины нами помыкают. Я не столь терпелив, как ты, Сигей. Ладно,
