Ну, а что с черепками от старых горшков?
Черепки датируются не аппаратами, а специалистами по керамике. В разных концах света она отличается как по материалу, так и по форме и цвету изделий. Даже в одном и том же регионе тип керамики нередко изменялся в ходе столетий. Кости людей и животных, остатки растений могут со временем сгнить и исчезнуть, но черепки не разлагаются, их можно только разбить на более мелкие куски. Часто маленький осколок может поведать нам, где и когда был вылеплен горшок. Я мог бы сказать, что для археолога керамика то же, что для филателиста почтовые марки, по которым определяют год и место их выпуска, но мои слушатели никогда не видели почтовых марок. Зато все они пользовались привозной керамикой из Индии. И достаточно хорошо знали, что такое черепки, чтобы не пропустить даже самого маленького осколка.
Члены бригады попытались убедить нас, что черепки и кости можно найти гораздо быстрее, если копать большими лопатами. Теми, которыми они работают на своих плантациях таро. Зачем скрести какими-то ложками, углубляясь за один раз не больше чем на 10 сантиметров?
Я объяснил: не только потому, что хрупкие предметы можно нечаянно разбить лопатой или киркой, но и потому, что нам необходимо отмечать, на какой глубине лежал каждый образчик. Предмет, найденный на глубине 20 сантиметров, будет старше найденного на глубине всего 5 сантиметров, и самым старым окажется тот, который лежит на скальном основании. Чем глубже, тем дальше назад во времени. Всякому ясно, что наиболее свежий гумус и последний мусор, выброшенный человеком, окажутся наверху.
Боковые стенки раскопа должны быть прямыми и гладкими, чтобы на профиле четко различались пласты. Это позволит определить, нарушалась ли их последовательность. Скажем, вырытая кем-то яма будет заполнена землей или песком, отличными по цвету от окружающего грунта. Разные типы почвы, золы или песка располагаются слоями друг над другом, образуя подобие стенной росписи. По ним можно читать повесть о климатических изменениях, лесных пожарах, песчаных бурях, наводнениях, различных видах человеческой деятельности. Если же стенки будут неровными и шероховатыми, мы не сможем прочесть строки истории, написанные самой природой.
После моего объяснения наши мальдивские помощники разделились на звенья по четыре человека: двое скребли, двое просеивали. И ни один археолог не мог пожелать себе более старательных, бдительных и дотошных полевых работников.
Считанные дни, отведенные на Гааф-Ган, только разожгли аппетит археологов. Но надо было двигаться дальше. И конечно же, мы намеревались вернуться, как только позволит время.
У разрушенной пирамиды на Гааф-Гане мы находили часть облицовки и на земле кругом, и под землей. Солярные мотивы встретились нам только здесь у Экваториального прохода. Два варианта изображались индивидуально (фото 1 и 3), были и декоративные сочетания (фото 2). Остатки толстого слоя штукатурки (фото 3), которой были замазаны все религиозные символы, свидетельствуют, что две различные религии успели сменить друг друга, прежде чем мусульмане восемьсот лет назад сокрушили всю облицовку. Одна скульптура напоминала наутилус или улитку (фото 4)
Лазая вверх и вниз по холму, мы не подозревали, что под ногами у нас в груде камней похоронены скульптурные изображения льва и быка. Однако нам было ясно, что мы вышли на памятник, хранящий ключи к важнейшей загадке Мальдивов. Маленький остров не располагал экономическими предпосылками, которые позволили бы пришлым мореплавателям воздвигнуть столь внушительный во всех отношениях храм. Какие политические и религиозные связи древних мальдивцев дали жизнь такому роскошному образцу материальной культуры?
Сидя вместе со мной на макушке холма, откуда открывался вид на джунгли и кроны отдаленных кокосовых пальм, Шёльсволд и Юхансен высказали ту же мысль, какую я давно вынашивал. Само географическое положение Мальдивских островов, да еще, пожалуй, раковины каури сделали их важным портом захода или транзита для высокоразвитых цивилизаций, чьи мореходы плавали в Индийском океане в домусуль-манские времена.
К западу от Гааф-Гана на том же кольцевом рифе помещался остров Ваду. Подобно Гаду и Гану, его с внешней стороны омывали воды Экваториального прохода. От Лутфи мы знали, что Ваду обитаем. Это был последний в атолле "рединский" остров, притом тот самый, на котором нашли плиту с загадочными письменами. Естественно, мы должны были посетить Ваду, прежде чем выходить на просторы Экваториального прохода.
Снявшись с якоря на заре и осторожно следуя по дуге через лагуну, мы спустя неполных два часа подошли к Ваду. На передней палубе "Золотого луча" скопилось столько тяжелых камней, что все это время ушло на перемещение груза, чтобы обеспечить равновесие судна. Мы уповали на то, что в музее Мале декорированным блокам будет гарантирована сохранность. Ведь рискованно оставлять их на Гане после того, как о них узнали потенциальные застройщики на Гаду.
Не успели мы бросить якорь на новой стоянке, как от берега отчалила дхони с местным вождем. Плечистый и темнокожий, он больше кого-либо из виденных нами островитян напоминал африканца; позднее мы узнали, что он - дальний родственник Лутфи. Тем не менее Лутфи поздоровался с ним довольно сухо и впервые даже не стал представлять нас, хотя мы вместе высадились на берег. Вождь угрюмо повел нас в селение, и Лутфи поспешил довести до нашего сведения, что недолюбливает этого человека. Это ему было велено прислать в Мале плиту с письменами. Она была совершенно целая, когда Лутфи осматривал ее там, где плиту откопали, а в Мале прибыла уже разбитая, и некоторых кусков недоставало. По чести, следовало составить рапорт и наказать нерадивого вождя, да только он не заслуживает ссылки на другой остров, заключил Лутфи с лукавинкой в глазах.
Для сообщения между островами по-прежнему строят лодки типа дхони. В древности применялся только квадратный парус, который можно увидеть и теперь
Шагая бок о бок, Лутфи и темнокожий молчун провели нас по главной улице селения- самой чистой и аккуратной изо всех улиц, какие мы видели до сих пор, а это немало значит на Мальдивах. Перед рядами живописных домиков, где сложенных из белого известняка, где сплетенных из побуревших от солнца пальмовых листьев, на низких скамеечках сидели занятые рукоделием миловидные женщины. Мартин Мерен припомнил, что после отплытия из Мале мы не встретили на островах ни одного иностранца.
