Никакой из пляжей Ривьеры не сравнился бы чистотой с белым песком между длинными шеренгами строений, чьи обитательницы продолжали заниматься своим делом, словно не замечая нас. Никто не здоровался с нами. Здесь, как и в Мале, в речи островитян отсутствуют слова, выражающие приветствие. Не будучи специалистом, я мог только отметить, что рукодельницы то ли плели, то ли вязали, то ли скручивали вместе разноцветные нити с грузиками на концах, свисающие с лежащего на коленях большого клубка, обтянутого сатином. Готовое изделие представляло собой широкую кривую ленту, способную поспорить многоцветьем с радугой. Этой лентой женщины украшали, словно пелеринкой, свои длинные, до пят, платья. Лутфи объяснил, что таково традиционное одеяние мальдивских женщин и раньше все островитянки его носили. А мне тотчас вспомнились моды Древнего Египта, как они представлены на изображениях Нефертити. Так ведь и на Мальдивах нам порой встречались женщины, гордой осанкой и тонкими чертами лица не уступающие этой венценосной красавице.
Там, где оканчивалась деревенская улица, вправо между низкими стенами мусульманского кладбища уходила другая, такая же широкая и тщательно подметенная. На шестах развевались белые флажки. Сквозь бурьян проглядывали старинные мусульманские могильные плиты с искусными резными узорами. Многие плиты были совсем заброшены и разбиты. Лутфи сказал, что надписи выполнены знаками второго из трех известных видов мальдивской письменности, называемого дхивес акуру. Как и в употребляемой теперь письменности тана акуру, знаки располагались справа налево. В наиболее древней системе, эвелла акуру, знаки писали слева направо.
Короткая кладбищенская улочка упиралась в мечеть и украшенную белыми флажками большую гробницу важного мусульманского святого. В сложенном из беленых плит остроконечном склепе покоились останки Ваду Дханна Калейфану, известного также под мусульманским именем Мухаммед Джамалу Дин. Видимо, он первым на острове был обращен в мусульманскую веру. Мы вспомнили рассказ старика на Гаду о том, что именно сюда бежали с Гааф-Гана люди племени каши, но сингальские "кошачьи люди" последовали за ними и всех перебили. Если и впрямь речь шла о сингалах, то ведь они должны были быть буддистами. И если предание основано на фактах, то покоившийся в склепе святой мог быть буддистом, который принял веру одержавших конечную победу мусульман.
Мечеть была небольшая, но добротной постройки, с красивой деревянной резьбой, не уступающей могильным плитам обилием арабесок. Высокие открытые окна смотрели на низкую каменную ограду, за которой виднелась большая приземистая груда песка и битого камня. Лутфи перелез через ограду, и мы последовали за ним. Стоя на обломках, он объяснил, что именно здесь была найдена плита с письменами. И здесь он видел ее в полной сохранности.
Шагая взад-вперед по битому известняку, наши археологи уныло скребли в затылке. С огорчением они заявили, что им тут делать нечего. Поздно. Кто-то все уже перерыл не так давно. Раскопки с соблюдением стратиграфии исключены. Нет никакого смысла углубляться в грунт по 10 сантиметров за раз там, где старое основательно перемешано с новым.
Лутфи тоже огорчался. Местные жители выкапывали здесь тесаный камень для своих построек. Тогда и была обнаружена плита с письменами. Этот тип (Лутфи указал на угрюмого вождя, который с виноватым видом сидел на ограде) обещал отправить ее в Мале. А теперь даже не может вспомнить, куда подевались недостающие фрагменты. Его люди всюду искали, но ничего не нашли.
- Может быть, стоит порыться в этой куче,- предложил я,- вдруг еще что-нибудь найдем.
Конечно, раскопками это не назовешь,- отозвался Шёльсволд.- Но может, и впрямь нападем на что-нибудь стоящее.
Вождь велел своим людям принести лопаты, после чего они принялись без особого рвения расчищать край участка от камней и песка, наперед зная, что не будет ничего интересного. Они ведь еще до нас перевернули каждый камень. Тем не менее работа продолжалась, и мы тщательно осматривали каждый обломок, прежде чем отбросить его в сторону. Вождь все так же угрюмо восседал на ограде.
Вдруг я услышал громкий возглас Юхансена. Из песка показался цоколь круглой колонны с пазами. Его расчистили, и Лутфи, исходя из прежнего опыта, предположил, что опирающаяся на цоколь колонна состояла из соединенных при помощи шипа секций. Дальше нам встретились еще четыре секции. Затем мы извлекли из песка кусок красивой плиты с декором в виде выстроенных в ряд символов лотоса, но тут рабочие побросали свои лопаты, да и археологи вдруг утратили интерес к раскопкам. По другую сторону ограды появилась длинная вереница женщин в ярких платьях зеленого, красного и других цветов. Некоторые из них были удивительно хороши собой, и у многих платье на груди и на запястьях украшала радужная отделка в древнеегипетском стиле. Женщины принесли стаканы и кувшины с подслащенной розовой водой, чтобы мы и наши помощники могли утолить жажду. Хотя вождь продолжал сидеть с угрюмым видом и от воды отказался, лицо его просветлело, когда он увидел, как мы охотно оторвались от дела, радуясь бодрящему визиту. Это он организовал такое мероприятие, чтобы как-то загладить свой проступок.
Островитянки держались приветливо, без развязности, но и без лишней робости, и вышло нечто вроде веселого безалкогольного пикника на мусорной куче. Бросалось в глаза различие между здешними женщинами и их замкнутыми, чурающимися посторонних мусульманскими сестрами во многих других странах. На Ваду, как и всюду на островах Мальдивского архипелага, явно сохранились обычаи доарабского общества, в котором женщины обладали теми же привилегиями, что мужчины; больше того, в дошедших до нас записках заморских гостей говорится, что "островами каури" обычно правила женщина. Вот ведь и на Гааф-Гане некогда королевой была представительница легендарного рода Ханзи.
После столь приятной интермедии мы возобновили работу с удвоенным энтузиазмом. Однако ресурсы мучимого раскаянием вождя не были исчерпаны. Экваториальное солнце нещадно припекало, и, как только розовая вода улетучилась через нашу кожу, явилась новая процессия островитянок с освежающим напитком.
Несмотря на перерывы, а может быть, благодаря им, работа шла полным ходом, с песнями и шутками. Из песка извлекались камни, почему-то не привлекшие внимание тех, кто копался здесь раньше нас. Добычу складывали в тени под ближайшими деревьями, где мы очищали ее щетками и спокойно изучали, не опасаясь комариных полчищ, которые так докучали нам в джунглях Гааф - Гана.
Шёльсволд расчистил осколок тесаного камня с вырезанным на нем странным символом, похожим на грушевидный молоток с рукояткой. Тем временем я изучал камень с изображением ступни, словно кто-то наступил сандалией на раскаленную лаву. Следом раздался торжествующий возглас Бьёрна Бюэ. Ему встретилась длинная плита, покрытая штукатуркой, вроде виденных нами на Гааф - Гане, и, очищая ее, он обнаружил то, на что я втайне надеялся: солнечные символы. Здесь на Ваду мы, как и на Гааф - Гане, находились на берегу Экваториального прохода. И вот вновь солярные знаки, которые не встречались нам на других островах, исключая тот же Гааф - Ган.
