а Вальтер был ее жизнью.
Он замолчал и посмотрел куда-то верх. Я подняла голову, но ничего не увидела.
— Вальтер не помнит, как она выглядит. Забыл о себе, прошлой жизни и самое главное ее. Единственный человек, без которого он жизни не мыслил. Ничего ему не осталась о ней. Стерто. Забыто.
— Но ты помнишь?
— Да.
— Почему ты не расскажешь Вальтеру?
— Он себя ненавидит за забывчивость. А если я напомню ему об Изабелле… Я чужой человек для нее, но я знаю в отличие от ее супруга, как выглядела она. Это оскорбительно для него.
— И он лучше будет мучиться?
— Зря ты за него переживаешь. Вальтеру давно пора ее отпустить. Он исправится с горем благодаря тебе.
— Я никак не могу ему помочь.
— Уже помогла. Всю любовь к жене он перенес на тебя, на слабую девочку с тонкими руками. Он стал твоим преданным другом. Итак, если причин у тебя нет, по которым ты мне можешь отказать…
— Я не договорила. Меня беспокоит история Изабеллы потому, что она сошла с ума. Я могу стать как она или Стелла с Томилой.
— С тобой этого не случится.
Я опять оказалась у него в объятиях.
— Что с тобой будет, если я сойду с ума?
Мрак не ответил. Он улыбался и уводил меня за собой из парка.
— Кстати, Тельман себя чувствует отлично. Начинает выздоравливать.
— Мне хотелось бы его увидеть.
Мы вышли к музею, у входа которого нас ожидала машина. Я залезла внутрь, и Мрак завел рычащего монстра.
— Наверно, мы разбудили Вальтера, — сказала я.
— Он нас не слышит и не чувствует.
— Ты что-то с ним сделал?
— Он крепко спит и видит приятные сны о тебе, где ты счастлива рядом со мной.
— А, может, для него это будет кошмаром?
— Сны загадываю я. Ему нравится то, что он видит. И пока это не кошмар.
Мы покидали территорию Вальтера. Архив быстро скрылся между деревьями, даже крыши не было видно. Я смотрела назад, думая о нем и его одиночестве.
— Это твой дар, насылать сны?
— Гипноз. Я гипнотизирую. Заставляю подчиниться своей воле.
— Тогда сны тут при чем?
— Чтобы жертва не заподозрила. Во сне мое влияние кажется игрой мозга. Жертва доверяет снам и выполняет приказы.
— Ты можешь заставить сделать все, что тебе вздумается?
— Нет, конечно. Я просил тебя любить, но ты только мучила моего фантома. Он умолял впустить, говорил, что умрет без любви. Ты даже жалости к нему не испытала. Так он, бедный, и замерз под окном.
— Мне казалось это сном. Я не могла воспринимать видения всерьез.
— Ты забавлялась, а я места себе не находил. Поджидал, когда уснешь, чтобы подослать влюбленного фантома. Но не смог он заставить тебя полюбить.
— Заставить? Это должно быть добровольно!
— Для меня «добровольно» ничего не значит. Я никогда не прилагал усилий для завоевания женщины. Им нравилось мое лицо, манеры, поэтому они принимали ухаживания. Когда женщина отказывала мне, я просто терял к ней интерес. Зачем мне бегать за глупышкой, когда на ее место метят десять новых. Чаще всего мое безразличие задевало женщин. Они не любили терять поклонников, потому возвращались, просили простить, и опять у нас начиналась любовная канитель. Так я понял, что им нравится подонки. С мужчинами тоже не трудно. Достаточно иметь обаяние. Я быстро заводил с ними дружбу. А их жены были влюблены в меня. Благодаря смазливой мордашке я добился всего. Какой талант: иметь лицо и уметь им пользоваться.
— Талант, который сгубил тебя.
— Сначала я испытал насыщение, потом скуку. В тридцать лет от хорошей жизни у меня началась хандра. Я не находил себе места, не знал, чем себя занять. Мне повстречалась одна девушка, она обещала спасти меня. И одарила проклятьем. Но ее проклятье я принял за дар. Новые силы, новая жизнь, другие ощущения. А потом началось тоже самое: скука и тоска. Ненависть к миру и к себе. Ничто меня не радовало. Я долго не знал, что мне делать с собой. Ирина помогла мне посмотреть на жизнь иначе, она научила заново жить, вымещая ненависть на волках. Сначала мы дрались ради удовольствия. Мы убивали просто так. Пока однажды не поняли, это не маленькая драка. Идет настоящая война, и все мы будем уничтожены. Здесь в тайге у волков есть штаб. Они что-то замышляют. И если ты как-то связана с ними… Лучше тебе сразу выложить правду.
— Моя жизнь началась с того, что я ехала в поезде. Может, и этого не было. Я очнулась по дороге в Долину. Шла вдоль леса и думала, что до деревни шестьдесят километров. С этого я начала жить.
— Почему же ты саму себя не спрашивала о прошлом?
— Не знаю. Мне нельзя задавать такие вопросы.
— Что значит нельзя?
Я пожала плечами.
— Когда я хочу задать такой вопрос, в памяти появляется непробиваемая стена. Я оказываюсь словно в тупике. Мне нельзя спрашивать и вспоминать. Живу тем, что есть.
Мы приехали к Истомине. Вместе поднялись по лестнице к дому и вдруг Мрак улыбнулся.
— Тельман пахнет… очень даже хорошо.
Я взяла его за руку.
— Ты же не съешь его?
— Как знать. Еще недавно он просил убить его.
Мы вошли и увидели его. Взъерошенный как воробей, бледный и худой. Тельман сидел за столом и жадно ел. Истомина поднесла ему тарелку с хлебом. Он кинулся на него и глотал, почти не жуя. Я села к ним. Мрак стоял сзади меня, положив руку мне на плечо.
— Как ты? — спросила я Тельмана.
— Как будто никогда не ел. Есть хочу, пить хочу. Спать хочу! Все чешется, колется, режется. Нос плохо дышит, вкус еды раздражает. Кожей все чувствую! То мерзну, то мне жарко. Господи, Мирослав, не смотри на меня так хищно! Я тебя боюсь.
— Я парнями не интересуюсь.
— Ненавижу быть человеком!
Тельман утратил холодность вампира и стал мягким и чувствительным. Голос тоже изменился. Стал истеричным и неровным. Тельман плохо контролировал ожившее тело.
— Попроси Мирослава укусить тебя, — предложила Истомина.
— Пусть он не подходит ко мне!
Поведение Тельмана забавляло Мрака. У вампира загорелись глаза. Мрак приблизился к нему.
— У меня есть осиновый кол, и я им воспользуюсь, — предупредил Тельман.
— Что-то ты не такой смелый, как бывал раньше.
— Черт, Грета, как я понимаю тебя. Жить с сумасшедшими вампирами! Только и думают, как укусить.
Тельман продолжал есть и с опаской поглядывать на Мрака. Мне стало его жалко. Тельман чувствовал угрозу, исходящую от вампира, хотя еще несколько дней назад был таким
