– Да как же язык он что, высунуши был? – Дедулик нервничает трагически, высовывает розовый, в селедке язык и трогает его пальцем. Примериваясь, высовывает язык на максимальную длину. Все смотрят на Дедулика с интересом.
– Так отхряснувши! – Юрка показывает, как гнутая ветка, обломившись, идет прямо под челюсть, и сам заваливается под стол.
Через 15 минут все высовывают языки, пытаясь угадать, как это нужно языком ворочать, чтобы – пополам. От внезапности испуга.
– А, – заключает под конец Валька Волков, – чё язык? Куму вот так яйцы отхряснувши, это да, проблема ужаса!
Тут уж все соглашаются, даже Егоровна. Когда все было съедено и выпито, все разом погрустнели.
– Ну, мы пойдем? – спросила Егоровна.
– Идите, идите, – замахал руками Дедулик.
х х х
– Все одно зазря небо коптишь, – Дедулик размял ириску на клеенке чайной ложкой, – хоша б корову завел!
– А доброе дело, корова? – казак Свербигуз подхода к коровам не знал, – она ж гадит, не?
– Позём даёт, – Дедулик украсил ириску спичками, – гля? Чего вышло?
– Конденсатор? – спросил муж.
– Еловый лес? – встряла я.
– Твоя борода небритая, – неловко пошутил Свербигуз, скосив глаз на Дедулика.
– План ГОЭЛРО! – Дедулик потрогал спичечные головки, – это линии электрических передач, шагнувшие в светлое будущее! – мы замолчали, скрестив взгляды на керосиновой лампе. Электричества не было вторые сутки.
– Так того? – Свербигуз в темноте гладил Фунтика, спутав его с котом, – я насчет коровы не понял?
– А тебе где понять? – Дедулик аккуратно вынул спички, – это мы, безлошадные супротив тебя как обидно, на? Потому как улови мою мысль?
– Налить? – уловила я.
– Лей, – сказал муж, – все равно сидим, так хоть вспомним, какие они из себя, коровы?
– Я помню, у бабы Жени была корова, – Дедулик помнил неглубоко, но объемно, – с рогами. Так приехал дачник заночевать. И такой резонный. При крутых бабках. Отслюнил бабке пол-лопатника, говорит, корову хочу видеть. Бабка его в хлев сопроводила. А там корова стоит. Бабка корову доит, а тот стоит. И спрашивает – а чё у коровы вымя-т не убирается, на?
– Куда, – Свербигуз посмотрел на свои добрые шаровары, обросшие Фунтиковой шерстью, – вымя? Оно ж висит, не?
– А да, а дачник думал, что корова как самолет шасси вымя убирает! Втягиват!
– Брешешь? – муж вынул кота из супницы, – байка?
– Не, – Дедулик раскатал вторую ириску, – этот дачник и был наш казак Свербигуз!
– В жизнь с тобой за стол не сяду, трепло бородатое, – сказал Свербигуз и ушел седлать лошадь.
– Зря ты его так, – муж подавился смехом, – он же казак, а не доярка!
И тут дали свет…
х х х
Что удивительно? А, вот что! Некое отсутствие Дедулика. Умом понимаешь – здесь он, неутомимый ледогрыз, упорный извлекатель пучеглазых рыб, кроличий сексопатолог, водознатный копатель колодезей. А сердцем, сердцем чуешь – нет его, хоть плачь. Кому теперь достаются шоколадки «Мишка на юге»? То-то! А в прошлый свой приезд с атлантическим холодильником в металлолом, Дедулик, бросив шапку оземь, зарыдал:
– Ты понимаш? Понимаш?
– Ну да, – вяло поддакнул муж, думая, что речь идет об ухудшении пластиковой фурнитуры в холодильниках «Атлант».
– Кур я зачем? И ланпочку им? Ты еще дал «жёлудь»? А я провел? А проводу купил на три сотни, не мене? А щитай, всякие чтобы есть сыпать покупал? Хотя одна сидит, как бы и ничего. И жрут?
– Да-а-а, – тяну я, памятуя о том, что под топор кур по деревне укладывает Дедулик, – куры, это да.
– Так нет! – парирует Дедулик, знатный десантник, – нет! И зачем?
– Типа «доколе»? – спрашивает муж.
– Вот! В телевизоре было что?
– Новогодний огонёк?
– Чуты, говна пирога, я спал. Я про любознательную передачу!
– А! «Загородный»!
– Во! Так кур сейчас искусственно делают так! То есть не курица сидит яйца несёт при помощи петуха!
– ?
– Теперь яйцы делают прям без кур! Собирают! Как на заводе! Белок-желток! Шкорлупкой накроют – жри. Потому – химия.
– Ужас! – говорю я.
– Так да! Я курей с гусями-утками держу, вот. – Дедулик незаметно пододвигает ногой шапку, на которую уже лег наш старый пёс Лёва. – Работы по горло уснуть некогда! А они? Влёгкую!
– Ну, ты же вряд ли можешь синтезировать белок-то? А желток тем паче, – у мужа по биологии был трояк, но по химии четверка.
– Я не, – Дедулик вылавливает клубничину из банки с вареньем, – я сам не.
– Ну, вот! И держи кур, чего ты?
– А как ты разумеешь, Сань, они либо и кролей так могут?
– Как?
– Ну, внутреннесть всяку напхать, а потом шкуркой обтянуть?
– Ты что! – успокаивает Дедулика муж. – Сколько шапок распускать! Не! Не могут!
А и пропал потом Дедулик. Муж говорит, должно жёнину дублёнку порезал, овечку Долли конструирует?
х х х
Муж с Дедуликом уехали в соседнюю деревню искать другого Дедулика, который втулки точит. Последний такой Дедулик. Ну, продрогли в пути, по лесам-то, по болотам…
– Налей-ка нам грамм по двадцать-тридцать, – сказал муж, – и закусон легкий.
Я заметалась, потому, как на столе уже сидел кот и глодал куриную ногу, под столом Фунтик ел мужнин тапок, а старый Лёва страдал. Рюмки на стол, прыжок – к холодильнику, фуэте – банку с «горючим». Разлила, пошла кота со стола снимать. Слышу, чокнулись. А Дедулик и говорит:
– А чегой-то ягода какая настоена?
– Это чистая, – говорю, – настойка калгановая еще томится на подходе.
– Да не, – Дедулик берет ложку и извлекает из рюмки что-то небольшое и светлое… – ДАРЬЯ! Это ж – ЗУБ?!
– В смысле «зуб даю»? – я пугаюсь, кот орёт, Фунт лает.
– Не! Подлинный зуб! – и Дедулик несёт мне чайную ложечку.
– Ой! – я приседаю от смущения, – это ж коронка! С Сашкиного зуба! Я её в рюмочку положила, чтоб не потерять… ну, которую в Великих Луках «стАмАтолог», как он сам себя на бумажке с телефоном обозначил, ему поставил…
– На хрен ты ее хранишь? – кричит муж.
– А чего, – отвечаю я голосом Арцыбашева из фильма «Теория запоя», – коронки, они того, кариесом не болеют же… вдруг новая выпадет, а у нас того, запасная будет? До Лук сколько пилить-то…
х х х
– Ох, и добрая сучонка у вас, – казак Свербигуз вытаскивает варежку из пасти Фунтика. Фунт упирается, усы у него топорщатся, он хочет одновременно визжать, лаять, разорвать варежку и напугать Свербигуза. – А что, Дарья, уступи мне собачку?
– Уступи – в каком смысле?
– Ну-у-у, – Свербигуз, изловчившись, поднимает варежку вверх. Фунтик, сомкнув челюсти, повисает на варежке, раскачиваясь, как маятник. – Пока она мне не народит таких, еще пару-тройку?
– Не народит, – я качаю головой, – зуб даю. Или два.
– Так молодая она?
– Молодой, – я беру Фунтика на руки, и он начинает измельчать Свербигузову варежку – как шрёдер, – но он того. Как бы кобель. Хотя и не кобель. Но не сучка.
– Это как? – Свербигуз вынимает из кармана свитки вторую варежку, – ешь, маленький, ешь. Я тебе в Свербигузовке таких рукавиц! Ты што! Дарья, собирай, чо у него в командировку есть? – Я кладу в сумку светящийся ошейник, миску, корм, подстилку, мячики, и беру на поводок Лёву.
– Не, этого я не возьму, – Свербигуз качает головой, – куда мне двух?
– А к Фунту еще и кот, – я снимаю со шкафа переноску, – иначе затоскует!
– Ты еще скажи тебя взять, Сашу, да полдеревни по-любому выйдет! Сиди, Фунтик, сиди… я тебе рукавицы сюда привезу, – и Свербигуз, оседлав кобылу, скрывается за поворотом. Фунт, сладко зевнув, устраивается в корзинку – досыпать…
