-Вот, видишь, даже ты в меня больше верила, чем я в себя. И… - он хотел сказать что-то ещё, но сбивается, во все глаза уставившись на меня, пытая понять и осознать нечто доступное только ему. Опять сглатывает. – Оль…
-Что?
Не говорит, но смотрит. Я даже ёжусь под этим его взглядом. Безумно-отчаянным. Боже мой, мы точно все здесь психи.
-Оль… У тебя… были… отношения с кем-нибудь? За это время…?
Всё понятно, что он там в моих словах услышал.
-Это всё что до тебя дошло?! – устало выдыхаю я, пытаясь от него отойти, но Измайлов не даёт, быстро перехватывая меня и тесно прижимая к себе.
-Ольга, - струя горячего воздуха возле моего уха. – Оленька…
Как не странно, но я не злюсь. Даже не паникую, хотя сотни раз представляла себе эту сцену, как скажу, чтобы он валил от меня, чтобы… не знаю. Представляла, как совру, что у меня был мужик, а может быть, даже не один или не два. Ибо собственное ожидание казалось чем-то унизительным и проявлением слабости. Но сейчас… Сейчас будто что-то стало на свои места. Ждала. Любила. Злилась. Ну и что. Всё было так, как было, как могла, как умела. В кое-то веке, врать совсем не хотелось.
Серёжкины объятия всё сильнее сжимались вокруг меня, удивительно, что ещё кости не хрустели. Но ему надо было это, чувствовать меня, меня в его руках. И я не сопротивлялась, давая ему возможность осознать, что происходило с нами все эти годы.Да и мне самой легче становилось, будто я всё же сумела примириться с... самой собой.
Не знаю, сколько времени и сколько мы так простояли.
-Ты меня когда-нибудь сможешь простить? – спрашивает он, когда всё-таки смог оторваться от меня.
-Серёж, нам время надо, чтобы… простить друг друга. Нам всем надо время, чтобы справиться.
-Хорошо.
И, наверное, так бы оно и было. Мы бы долго и размеренно учились жить и принимать наше прошлое, и неизвестно к чему бы это привело. Потому что, нам действительно стало легче после наших откровений, наконец-то, сказанных в нужное время и нужными словами. Легче стало, а что с этим делать никто не знал. А знаю нас, могу пресказать, что просто так мы бы не сдались в своём упрямстве и гордости. Но как всегда, в нашу жизнь вмешались обстоятельства. И всё вышло так, как вышло.
Глава 29
Глава 29.
Серёжка откровенно страдал, наворачивая весь вечер круги по квартире, не забывая при этом печально вздыхать и капризничать по любому подвернувшемуся поводу. Вначале он надулся из-за того, что ночевать им с Аней предстояло в моей квартире, а не дома. Хотя до сегодняшнего вечера я считал, что ему нравилось проводить здесь время в те дни, когда я забирал их к себе. Потом начались закидоны с ужином, из серии это не так, то не этак. Я особо не реагировал на его капризы, варясь в своих собственных переживаниях - наш дневной разговор с Ольгой окончательно выбил меня из колеи. Не дождавшись желаемой реакции, а сыну явно хотелось внимания или чего-то в этом роде, он отправился искать сестру и выносить мозг ей. А я, воспользовавшись минутой тишины, в очередной раз попытался осмыслить происходящее.
Когда-то мне казалось, что самым сложным периодом в жизни было время после тюрьмы. Даже не само заключение, а именно первый год после. Весь мир, смотрел на меня с презрением, вешая свои ярлыки и ставя крест на любых моих попытках подняться с колен. ЗЭК. Конченный. Уголовник. Вот что читалось на чужих лицах, стоило им только узнать о моём прошлом. Мог ли я тогда втянуть в это свою семью, обрекая на презрение и отчуждение? Я ведь не утрирую, говоря, что вышел из тюрьмы никем. Это был не только вопрос самоопределения и личностного роста, о чём так любят рассуждать псевдоинтеллектуалы. Люди видели во мне опухоль на теле человечества. Страшно представить, что пришлось пережить моим родителям. А я ведь знаю, что многие родственники и друзья, из тех, кто был в курсе, регулярно твердили матери с отцом о том, чтобы они прекратили помогать мне, да и вообще, по возможности держались от меня подальше, кто знает, чему я научился за время своей отсидки.
Нет, в родной город возвращаться было нельзя. Пока меня не было, мою тайну знали единицы. Моё же появление породило бы лишь волну слухов, которая обязательно бы зацепила и Олю с Аней. Чтобы я тогда не чувствовал к жене, чтобы я не думал о ней или её поступках, я понимал лишь одно, мои ошибки не должны были замарать их. Осознанно держался в стороне, до последнего гася в себе желание опять быть рядом с ними, искренне считая, что ограждаю их от себя и возможных последствий.
В итоге… В итоге я обрекал Олю на ожидание и мучения. И здесь дело даже не в моей тупой уверенности, что Серёжка не мой сын, а в моей неспособности поставить точку. Отпустить её. Звонок, письмо, приезд, в конце концов, попытка подать на развод. Да всё что угодно, но я должен был дать ей шанс на полноценную жизнь.
И кто я после этого? Эпитетов было много, подходящего – ни одного. Выворачивающее наизнанку чувство вины рвало меня на куски, требуя хоть какого-то выхода. Напиться, подраться, разгромить что-нибудь в доме, расхерачить себе что-нибудь… Но наличие детей в квартире знатно ограничивало меня в приступах вандализма и самовредительства. Приходилось сидеть ровно, изображая из себя хоть какое-то подобие вменяемости.
Олька, что же я с тобой сделал?
Дочь, чувствуя моё состояние, не показывалась из отведённой ей комнаты. А вот мелкий не унимался, ища причину для очередного расстройства. Доведя сестру до громких выкриков, что отчётливо слышались из-за двери, Серёжка вернулся ко мне. Надутый и злой. Уселся рядом и скрестил руки на груди, явно демонстрируя вселенскую обиду на мир.
-Проблемы?
Сын призадумался, размышляя над моим вопросом.
-Моня. Она одна дома и ей плохо.
-Ну она же не первый раз одна ночует, - попытался я действовать в рамках логики.
-Она гооооолоооодная, - неожиданно жалостиво затянул Серёжка, чем знатно поставил меня в тупик.
Аня выскочила на вой брата и обречённо махнула рукой.
-С ним бывает, забей. Либо устал, либо заболевает.
-Заболевает, - повторил я, протягивая руку в попытках оценить детский лоб, но сын недовольно увернулся. – Замечательный вариант, чтобы забить.
-Пап, нет, ну, правда, - фыркает старшая из детей. – На него чем больше внимания в такие моменты обращаешь, тем он больше с ума сходит.
-Сама ты с ума сходишь! – заартачился Серёжа. – Домой хочу! К маме! К Моне…
-Но мама на работе, ты же знаешь, - всё так же напирал я на разумное.
-Домой!
За следующие пятнадцать минут детской истерики, максимум что мне удалось, так это уговорить мелкого на звонок матери. Оля ответила не сразу, что только усиливало недовольство Серёжи.
-Да? – в трубке послышался её уставший и запыхавшийся голос.
Сын тут же выхватил сотовый, что-то долго и жалобно рассказывая Оле, собирал всё подряд. В этот момент мне таки удалось потрогать его лоб. Не то чтобы я сильно в этом разбирался, но температуры вроде не было. Значит, не заболел. Или не значит? Вопросительно глянул на Аньку, на что та лишь пожала плечами. Замечательно.
Крош… тьфу ты…. Серёжка причитал насчёт Мони, а уже в следующий момент требовал, чтобы Оля вернулась с работы. Каким-то чудом она его успокоила. Ребёнок заметно просветлел, а потом протянул мне телефон обратно.
-Серёж, - позвала меня Ольга. – У тебя есть возможность сегодня у нас переночевать? Он там поспокойней будет, видимо, перед Новым годом разволновался, с ним такое бывает, когда чего-то очень ждёт.
-Хорошо, - сразу же согласился я, зная, что выполнил бы вообще любую её просьбу или указание.
-Тогда езжайте к нам, как раз пока соберётесь, пока доедете… Можешь его спать сразу же укладывать. А если не поможет… То вызывай тяжёлую артиллерию и звони моей маме.
