Моя бывшая тоже улыбалась и щебетала, но по взгляду было видно: она все поняла и приняла вызов. Ясно было и то, что Виктория намерена биться до конца, потому что время работает против нее. Пройдет месяц — и отрастут волосы, смоется яркий цвет, облезут брови, через полгода или год сдуются губы — и на кого она станет похожа? Карина все-таки натуральная.
Меня, встрепанного, оборванного, перепачканного грязью, бывшая не замечала, а может, не узнавала. Да она не особо-то по сторонам смотрела. Какая же дрянь! На ком я был женат? Ей же все равно — с кем! Лишь бы выгодно было. Я скрипнул зубами, перевел взгляд на гуру, стоящего в сторонке.
Еремей же изучал собравшихся, видимо, прикидывая, кто поддастся его манипуляциям, кто — нет. Идиот, не понял еще, что случилось. Нашу троицу он тоже не узнал. А может, со зрением было плохо, возраст-то солидный.
Вдруг он дернулся, замер, как увидевший ястреба тушканчик. Ссутулился, съежился и попятился — заметил шагающую к нему Машу. Леопардовый костюм она сняла — видимо, повесила сушиться, и была вполне узнаваемой.
Девушка напряглась, подалась вперед, как наведенная на цель торпеда, ее поза не сулила ему ничего хорошего. Элеонора тоже ее заметила, улыбнулась, закричала радостно:
— Маша! Живая! Я так рада!
Еремей, что был на полголовы выше Маши, выпятил грудь и принялся превентивно защищаться:
— Что бы она ни говорила, это наговор! Уберите отсюда ее! Она истеричка, по ней же видно!
Народ оживился, зашушукался, подполз ближе, закрывая обзор. Что Маша собирается делать? Только бы глупостей не натворила. Я оббежал кольцо зевак и протиснулся вперед за ее спиной, чтобы… Не знаю зачем. Чтобы подстраховать.
— Истеричка, значит. Ладно. — Она повернулась к зрителям, ко мне полубоком, дважды ткнула в него пальцем: — Я обвиняю тебя в убийстве Ирины и Евгении! И в покушении на мою жизнь!
Гуру улыбнулся, повернулся к Элеоноре:
— Элечка, ну это ведь неправда?
Та стиснула зубы и отступила на шаг, крикнув:
— Какой же вы трус, Еремей! А мы вам верили!
Зеваки аж рты раззявили. Англоязычные сбились в кучку, Рябой им переводил.
— Вломи крысе! — Кто это крикнул, я не увидел.
— Действительно! Две женщины погибли! Нельзя этого прощать! — поддержала Юлия.
Стоящий рядом Сергеич промолчал, но сжал кулаки и вытянул губы — так ему хотелось вломить Еремею.
Маша глянула на меня, словно ей нужно было мое одобрение, а потом пару раз профессионально так врезала по роже Еремея, завершив серию ударом колена в солнечное сплетение! Гуру хрюкнул, сложился, упал на колени, пятная белоснежные штаны грязью, что нанесли сюда байки.
Раздались жидкие аплодисменты, однако Маша успокаиваться не собиралась, шагнула к Папаше и бросила в лицо моей бывшей с деланым интересом:
— Как твоя беременность, Кариша?
Теперь зааплодировать хотелось мне, но я сдержался. Маша нашла меня и встала рядом, дуя на кровоточащие костяшки. Вот только теперь Карина узнала своего законного мужа и чуть не уронила изящную челюсть. Зато на лице ее соперницы Виктории проступило торжество.
Папаша с удивлением посмотрел на новую пассию, шевельнул надбровным валиком и захлопал в ладоши, привлекая внимание.
— Представление закончилось! Внимание всем! Наша община пополнилась аж на семь человек. Уверен, что настало время собраться всем вместе и обсудить наши правила — чтобы вопросов ни у кого не возникало. Предлагаю провести заседание в конференц-зале в семнадцать тридцать. То есть через полчаса, на закате.
Собравшиеся загудели и начали расходиться. Сергеич потянул меня за рукав и шепнул:
— Надо валить…
Но рядом появилась Юлия, пожала мою руку, поблагодарила за помощь и принялась расспрашивать Машу о том, за что она отлупила «того человека в белом». Девушка поделилась историей, и Юлия сказала, качая головой:
— Будь моя воля, я б его выгнала. Но решение, конечно, за братом.
Ее позвали, и Юлия убежала. Я наконец пожал Маше руку.
— Ты вела себя как герой.
— Правда? — не поверила она. — Меня ж понесло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты смогла отмудохать живую цель. Не зря боксировала.
— Да, — вклинился Макс, — ты молодец! Слышала, как тебе хлопали? Все были за тебя, а не за этого.
Мы не сговариваясь посмотрели на гуру, который стоял как оплеванный, боялся голову поднять и увлеченно оттирал испачканные брюки. На щеке горел синяк, губа кровила.
Шапошников с Викторией направился в здание, но на полпути остановился, будто что-то вспомнив, и приблизился к нам, отправив девушку одну. Лицо его было озабоченным:
— Что же ты сразу не сказал, что Карина — твоя жена? Это залет, Денис. Умышленно ввел в заблуждение, так получается? Подумал, что раз у нас мало своих женщин, то мы сразу за другими кинемся? Боялся, что жене не поможем, сторговал ее жизнь обманом?
— У нас с Кариной нет отношений, Пал Палыч, — ответил я. — Считайте, что мы с ней в разводе.
— Так даже? — Он кивнул, хмыкнул, бросил взгляд на поднимающуюся на крыльцо Викторию. — Это меняет дело, да. Тогда претензии снимаются. — Перед тем как уйти, он бросил оценивающий взгляд на Карину, усмехнулся чему-то своему.
Моя бывшая тем временем нервно беседовала с Элеонорой, бросая на нас испуганные взгляды. Женщина сделала шаг назад — Карина схватила ее за руку. Элеонора вывернулась и зашагала к нам. Но чем ближе подходила, тем меньше оставалось уверенности, судя по позе. На полпути она совсем потухла, но заднюю не включила. Остановилась в паре метров и проговорила, не отводя взора:
— Маша, я прошу прощения за то, что не вмешалась. Я поняла, что они решили тебя бросить, когда веревку, то есть связанные простыни, уже подняли. Это правда. Денис, и перед вами хочу извиниться. Я глубоко заблуждалась, когда говорила про бумеранг. Это стоило сказать себе. Вы проявили великодушие, когда предлагали помощь, а потом оставили рацию… — Ее голос дрогнул, и она закрыла лицо рукой, плечи ее задергались.
Маша тотчас ринулась на помощь, обняла женщину и проговорила:
— Ну хватит! Все же хорошо закончилось. Все ошибаются. Мы люди, это нормально.
Сзади что-то укололо в икру — я аж вскрикнул, глянул вниз: по штанине карабкался Крош. Сбежал от Папаши и вернулся! Чуть не пустив слезу, я ласково взял его на руки и осмотрел. Весь в грязи, ободранный, на боку кровь, но живой! И еще тяжелее, чем до последнего расставания с ним!
— Ай умничка, ай молодец! Вернулся от Папаши к папке!
— А это точно твой? — спросил Макс, недоверчиво глядя на котенка. — Здоровый он какой-то, тот мелкий совсем был.
— Мой, — кивнул я и взвесил его на ладони. — Видишь ли, как оказалось, у котиков тоже есть душа. Так что Крош развивается, как и мы.
К тому времени Маша успокоила Элеонору и воскликнула, пытаясь ее отвлечь котенком:
— Эля, посмотри, кто у нас есть!
Женщину больше волновало другое. Она приложила руки к груди и пролепетала:
— Денис, вы на меня правда не сердитесь?
— Не просто не сержусь. Я счастлив, что вы все поняли и оказались хорошим человеком.
Всхлипнув, она полезла обниматься — точно гуру приучил!
А котенка у меня забрала Маша.
Глава 37. Малая, харэ ломаться!
В здание административного корпуса мы вошли впятером: я, Сергеич, Макс, Маша и Элеонора, вздрагивающая от каждого громкого звука.
Дверь в конференц-зал находилась в самом конце коридора, но прежде, чем до него добрались, мы стали свидетелями короткого диалога между Еремеем и Кариной.
— И ты это так оставишь? — пылая гневом, процедила моя бывшая. — Я же ради тебя… я… ради тебя… Сволочь! Подонок!
— Таков закон жизни, — пробубнил гуру, пряча глаза. — Сильный забирает, слабый подчиняется, а в данной…
Заметив нас, он замолчал. Карина, побуравив своего благодетеля взглядом, отвесила ему звонкую пощечину и гордой походкой направилась в конференц-зал. Гуру поплелся за ней.
Сцена была красноречивой. Еремей уступил Карину Папаше, возможно, выторговав себе привилегии. Хотя какие к черту привилегии? После того, что о нем узнали, скорее речь шла о месте в общине.
