Сергеич, похоже, тоже это понял:
— Продал сучку, вот тебе и весь закон жизни! Вот же чмо!
— Какая же я дура… — пролепетала Элеонора. — Поверила такому ничтожеству!
С полминуты Маша ее утешала, после чего мы потянулись следом за всеми.
Котенка занесли с собой, но Папаша, о чем-то беседовавший с Кариной у входа, попросил оставить его в кабинете директора. Причем так невозмутимо, словно и не пытался переприручить — по сути, украсть — моего питомца.
«Ага, щас, разбежался», — подумал я, но перечить не стал. Просто вышел из зала, посадил Кроша на подоконник и велел сидеть на месте.
— Мяу-мяу, — ответил котенок, что, видимо, значило «хорошо».
Когда я вернулся, Папаша уже стоял, опершись на трибуну. В зале было восемь рядов стульев, крепившихся к одной основе, в каждом по десять штук, так что мест оказалось предостаточно.
Всего в группе я насчитал трех чистильщиков. У Папаши был тринадцатый уровень, у Волошина и Бергмана — седьмой. Похоже, поездка в отель новых уровней им не принесла, что подтверждало: упокаивая слабых бездушных, много кредитов не заработаешь.
Как и подобает лидерам, они заняли первый ряд, а с ними сидели Юлия, Виктория и незнакомый мне пухлощекий Борис Борисович Сухозад. Говорящая была фамилия у этого светловолосого мужичка невысокого росточка, с водянистыми глазами, щеточкой белых жидких усов надо ртом, искривленным заискивающей полуулыбкой. Претендент, как и Юлия с Викторией. Мужичок был неказистый, а потому его первый уровень меня не удивил. Удивило другое: что он забыл в первом ряду?
Другие претенденты разбились на две группы. Первая заняла второй ряд, тут сгрудились Рябой и еще трое восьмых-девятых уровней. Вторая собралась с краю на четвертом и пятом рядах: уже знакомый щербатый Игнат Златько, Амир Сабиров, Николай Курганов и еще трое. Принцип их разделения был мне неясен, оставалось лишь предположить, что это группы разных чистильщиков.
Иностранцы, занявшие последний ряд, кучковались сами по себе. К последним примкнула незнакомая мне филиппинка, тридцатичетырехлетняя Блессика, претендент пятого уровня. Рядом с ней сидел Дональд Крю, флегматичный претендент шестого уровня с лошадиным лицом и грустными глазами, ему стукнуло пятьдесят четыре. За Дональдом, прикрыв глаза, развалился на стуле длинноволосый китаец Донг Пэн — претендент шестого уровня в возрасте Христа. Плюс отсутствующие Эстебан Бенитез и Майкл Эндрюс — итого пятеро.
Теперь, увидев их в сборе, я окончательно убедился, что прокачивают всех, а не только избранных. Мысль успокоила.
«Всех, да не всех», — подумал я, глядя на Еремея. Вряд ли ему помогут, если только он не сумеет замутить им рассудок. Гуру как ни в чем не бывало развалился в пятом ряду с краю, но на его штанах, как и на репутации, было огромное темное пятно. Карина сидела одна в другом углу.
Мы с Машей, Сергеичем, Элеонорой, которая попросила называть себя Элей, и Максом заняли шестой и седьмой ряды, места у входа, причем девушка села со мной. «Черт, Рокот, не успел освободиться, как снова голову в петлю суешь? — отругал я сам себя, а на лице застыла глупая улыбка. — Ну не идиот? А как же Света с Ванькой?»
Маша, словно почувствовав эти терзания, нашла мою руку и крепко сжала.
А без двух минут пять в зал вошла… нет, вплыла Виктория. Пересчитав нас, она отчиталась перед Папашей:
— Эстебан и Майкл на постах, остальные собрались. Можно начинать.
Девушка босса заняла свое место в первом ряду. Папаша протяжно откашлялся, прочищая горло, и в зале воцарилась мертвая тишина.
— Рад вас приветствовать, друзья! — заговорил он, и его голос разнесся гулким эхом.
То ли его тут безмерно уважали, то ли он зашугал аудиторию. Сергеич поерзал на стуле — тот заскрипел. Папаша встретился взглядом с электриком, и он замер, вжался в стул. У кого-то заурчало в животе, но звук тут же стих.
— Напоминаю, что вчера мы нашли троих выживших: Блессику, Дональда и… — Он сбился, забыв, видимо, имя китайца, и прочел его прямо из профиля: — И Донга. Или Пэна, не знаю, к сожалению, что там имя, а что фамилия. В общем, Донга Пэна, товарища из братского Китая. Все они были нулевого уровня, а сегодня — как минимум пятого!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он перевел взгляд на нас, точнее, на меня. Один Донг Пэн вопросительно пялился на Папашу, трижды услышав свое имя, но так и не поняв, чего от него хотят.
— Но сегодня у нас семеро новеньких! И все наши соотечественники! Да вы посмотрите, какие толковые ребята! Михаил Сергеевич, поднимитесь!
Наш электрик встал, приложил руку к груди.
— Претендент седьмого уровня! Невероятный результат для такой слабой группы! Михаил Сергеевич, мое уважение!
Совсем уж отсутствием совести Горбачев не страдал — зарделся, забормотал:
— Да я-то чо? Я ничо, это все… — и запнулся, побоявшись проговориться.
Тем временем Папаша продолжал представлять нашу группу:
— Еще один наш соотечественник! Максим Николаевич Тертышный, претендент четвертого уровня.
Макс встал, едва не завалив весь ряд, и счел нужным уточнить:
— Из Казахстана я, Павел Павлович!
— Неважно, все одна страна, — отмахнулся Шапошников и перешел к Маше: — Шестой уровень у прекрасной девушки Марии Андреевны Шевченко! Спортсменка, комсомолка, красавица, хоть грамоту вручай! Настоящий боец, сразу видно!
«Настоящий боец» и бровью не повела на неуклюжие комплименты в духе товарища Саахова.
— И чистильщик группы… — Папаша откашлялся и представил меня. — Денис Александрович Рокотов.
Я поднялся, чтобы все могли меня увидеть.
— «Нулевка»! — выкрикнул Амир. — Тоже мне!
— Да, я об этом и хотел побеседовать, — продолжил Папаша. — Денис Александрович почему-то все еще нулевого уровня, хотя команда у него более чем развитая. К этому разговору мы вернемся, Денис. Надеюсь на откровенность, потому что мы теперь одна коммуна и должны доверять друг другу.
Он глотнул воды и продолжил:
— А вот вторая группа вся нулевая, даже не претенденты. Знакомьтесь, Карина Геннадиевна! — Бывшая встала. — Элеонора Леонтьевна. — Врачиха поднялась, только когда села Карина. — И Еремей Иваныч Кукушкин, человек, как многие уже поняли, гниловатый. Но разбрасываться человеческим ресурсом мы позволить себе не можем, а потому и такому найдем применение…
— Сортиры чистить! — выкрикнул Сергеич.
— Говно отмывать! — добавил Амир.
Боевики заржали, Шапошников тоже улыбнулся.
Гуру нелестный эпитет о себе проигнорировал — поднялся, преисполненный величия, словно не его меньше часа назад девчонка уронила в грязь и расквасила губу.
— Что же вы, Еремей Иваныч, столько дней труса праздновали? У вас под опекой пять девушек было, а вы одну на верную смерть отправили, и хорошо, что она выжила, а двух практически собственными руками убили. Разве так должен был поступить мужчина? Честно признаюсь, не хотелось бы видеть вас в команде.
Гуру космоэнергетического мошенничества сник, опустил плечи и проговорил:
— Я осознал свою вину и готов загладить ее трудом. Любым трудом!
— Да неужели, — зло прошептала Маша. — Вот червь, и тут выкрутился!
— Признаюсь, в прежние дни я бы такого, как ты, выгнал без раздумий, — сказал Папаша, перестав называть гуру на «вы». — Но сейчас время смутное, сохранивших разум остались единицы. Не я давал тебе душу, не мне ее забирать. Потому предоставляю тебе последний шанс. Малейшее нарушение — и отправишься на вольные хлеба. Все, решение окончательное.
Выдохнув, Еремей сел на место и снова расправил плечи.
— У параши твое место, петух! — выкрикнул Сергеич, не утерпев.
Кто-то из группы Рябого заржал. Папаша же заткнул электрика взглядом.
— Теперь о наших планах и о том, чем мы располагаем на данный момент. Предоставляю слово своему заместителю по хозяйственной части, Борис Борисычу Сухозаду.
В зале раздались смешки, которые, впрочем, тут же прекратились, стоило Папаше сверкнуть очами в сторону юмористов. «Надо же, как силен авторитет этого человека», — подумал я еще раз, гадая, как за три-четыре дня Папаша сумел не просто собрать группу и сплотить ее, но и добиться полного подчинения.
