что делаете, какую клавишу нажимаете и почему — вы меня понимаете?
Доктор Волков молча кивнул, а Бестер отлепился, наконец, от притолоки. Пересекая комнату, он бросил на Дайсона косой взгляд, и детектив удовлетворенно вздохнул: все-таки он в Брюсе не ошибся, тот, конечно, далеко еще не все понял, но от его внимания теперь ничто не укроется. А память у Бестера отличная, в этом Дайсон, по крайней мере, был уверен.
— Вхожу в систему, — проговорил доктор, и Брюс кивнул.
— Набираю код данной серии экспериментов, — сказал Волков, и Бестер повторил вслух увиденное им сочетание:
— Кей-восемь-шесть-эф большое-четыре-дробь-пять-три-девять-эй-ти-девять-ноль…
Элис дышала ровно, спокойно, лицо ее было безмятежным, исчезло выражение тревоги и страха.
— Она уже видит что-нибудь? — почему-то шепотом спросил Дайсон.
— Нет, — отозвался Волков, продолжая нажимать на клавиши. — Подключение возникает спорадически, я могу фиксировать эти моменты, но не вызывать искусственно.
— Есть вещи, которые вы все-таки искусственно вызываете, — сказал Дайсон. — Вы должны как-то контролировать эмоциональное состояние реципи… Элис. Что если во время сна она перевозбудится? Это скажется на восприятии, разве нет?
— Трудно говорить с дилетантами, — пробормотал Волков. — При чем здесь эмоциональное состояние? Пожалуйта, не мешайте, хорошо? Вопросы потом.
— Да-да, — поспешно сказал Дайсон. Он внимательно следил за выражением лица Бестера и голос подал только после того, как увидел, что взгляд Брюса стал напряженным, будто кибернетик понял нечто, ранее недоступное его воображению. — Скажите, Алекс, вы ведь именно на этой стадии программировали психику Элис Бакли?
Пальцы Волкова на мгновение замерли над клавиатурой, лица его Дайсон, к большому своему сожалению, не видел, и о реакции доктора судил по поведению Брюса — конечно, это было кривое зеркало, но за неимением других, приходилось довольствоваться существующим.
Во взгляде Бестера читалось: «Вы правы, Ред, но не продолжайте, это опасно!»
У Дайсона, однако, было на этот счет иное мнение. Он не считал признание, даже чистосердечное, важным элементом в цепи доказательств. Признался же Фред Бакли в убийстве Туберта! Старший инспектор столько раз на своем веку видел, как невинные люди оговаривали себя по самым различным поводам — от ничтожных (сын признался в убийстве матери, которого не совершал, только потому, что невеста презрительно посмотрела на него во время похорон бедной женщины) до чрезвычайно убедительных (признание в убийстве ради спасения любимого брата)! Конечно, если сейчас Волков поднимет лапки кверху, убежденный либо оружием, либо неожиданным вопросом, это позволит иначе вести расследование, но финальной точкой ни в коем случае не станет. Может, он действительно поторопился и нужно было дождаться, когда доктор вынужден будет что-то сделать с Элис прямо на их глазах, и взять его, как говорится, с поличным?
Нет, этого Дайсон допустить не мог. Не должно быть опасности для Элис. Никакой. Для расследования — пусть, но не для этой женщины. Все правильно.
— Так я о психике Элис Бакли, — повторил свой вопрос старший инспектор. — Когда она лучше поддается программированию — на стадии быстрого сна или в состоянии покоя?
— Старший инспектор, — медленно произнес Волков, — я хочу, чтобы вы уяснили раз и навсегда: мозг человека не компьютер, его невозможно запрограммировать. Пожалуйста, дайте мне работать спокойно. Нужно завершить опыт. Может, удастся спасти…
— Кого? — заинтересованно спросил Дайсон.
— Человечество, — буркнул Волков. — Вы же сами о нем беспокоились минуту назад.
— Ах, какие мы заботливые, — иронически сказал Дайсон. — Честно говоря, человечество меня не интересует. Мне бы с этими двумя убийствами разобраться. Так вот, я думаю… Если мировой разум способен влиять на мозг спящего человека, то почему то же самое не может сделать преступник? Тем более, что у мирового разума нет мотива — зачем ему было расправляться с беднягой Тубертом? И с доктором Бакли — зачем? А у вас и мотив есть, и возможность.
— Я повторяю… — начал Волков.
— Почему вы так добивались продолжения опытов? Какие программы успели снять с диска? Кстати, полицейские эксперты, которых вы так боитесь, уже начали работать, но — сначала в вашей квартире. Там сейчас идет обыск…
— У вас нет оснований! — вскинулся Волков. — Вы обманываете меня!
— Подозреваемым я всегда говорю только правду, — назидательно произнес Дайсон. — Обмануть могу, когда играю в карты, есть такой грех.
— Глупости, — сказал Волков. — Глупости. Глупости.
Вообще-то Дайсон должен был отреагировать первым. Он был готов — внимательно следя за врачом, старший инспектор, тем не менее, не выпускал из поля зрения и спавшую Элис. Но все-таки пистолет оказался в ее руке прежде, чем Дайсон понял, что происходит. Он думал, что женщина — как в прошлый раз — сначала поднимется, и тогда он успел бы… Но Элис даже попытки не сделала встать или хотя бы приподняться. Она протянула руку (глаза оставались закрытыми, а тело — расслабленным) и взяла лежавший на краю кушетки пистолет.
— Эй! — воскликнул Брюс и сделал движение, которое не успел закончить: пуля впилась ему в левое плечо, а черный глазок уже повернулся в сторону Дайсона, и он поднырнул под выстрел, как ловкий пловец успевает нырнуть под днище несущегося на него катера. Почувствовав, как быстрый жар опалил волосы на макушке, Дайсон перехватил запястье Элис, и третья пуля влепилась в потолок, а четвертая, разбив оконное стекло, унеслась в белый свет.
Дайсон неожиданно почувствовал, что всей его силы недостает, чтобы снять палец Элис с крючка, и она все нажимала, нажимала и продолжала нажимать, когда в обойме не осталось ни одного патрона.
Час спустя, когда эксперты осматривали лабораторию, Дайсон нашел, куда попали остальные пули. Это, конечно, не имело особого значения для следствия, но в протоколе отметили: пули номер 5, 6, 7 и 8 угодили, соответственно, в аппарат Везингера (прибор для считывания данных о состоянии вестибулярного аппарата), в висевшую над компьютером фоторепродукцию картины Дали «Леда и Лебедь» (у Леды оказался прострелен правый глаз, что, впрочем, не свидетельствовало о меткости стрелка), а также в дверную притолоку и в стену под самым потолком над устройством противопожарной сигнализации. Последнее привело к тому, что сигнализация сработала, и служба пожарной охраны прибыла раньше полицейского патруля, вызванного Дайсоном сразу, как только он скрутил доктора Волкова и приковал его наручниками к спинке стула.
Несколько минут ушло на то, чтобы сделать перевязку стонавшему сверх всякой меры Бестеру, вообразившему, должно быть, себя в роли голливудского помощника вездесущего шерифа: во всяком случае, говорил он, не закрывая рта, и все о том, как замечательно они с инспектором накрыли этого преступника, использовавшего новейшие технологии для самого ужасного, самого бесчеловечного преступления.
Как потом выяснилось, программист имел в виду вовсе не убийство Сола Туберта и Френка Бакли и не покушение на убийство полицейского инспектора Дайсона и его самого, Брюса Бестера. Конечно же, он думал исключительно о Вселенной, о роли человечества в развитии мирового разума
