– Что вы? Что вы? Зачем?! – Но Тобольцев видел, что этим поцелуем невеста купила сердце матери.
Ее заставили говорить и слушали напряженно.
– Хорошо бы на Красной горке свадьбу сыграть, пока я жива, – сказала Анна Порфирьевна. – Ну-ка, смекните! Успеем?
– Не могу раньше мая венчаться, – ласково возразила ей Катерина Федоровна. – Чиновник я, на казенной службе, и дело прежде всего… Не только венчаться – платья себе некогда будет сшить за весь пост… Тут у нас и к экзамену готовятся, и к акту… Прямо голова крутом идет!
Все переглянулись. Это было что-то до того неслыханное в Таганке, что казалось мистификацией.
– Двести получает, – шепнул Капитон брату. – А у нас приказчик главный весь свой век до седых волос за сто в месяц служит. И ведь не кто-нибудь платит. Казна! – Он поднял кверху толстый палец, и, выпучив глаза, поглядел на брата. – Она даром копейки не даст. Казна-то…
– Чиновник! Ишь ты! – ядовито усмехнулся Николай.
– Я десять лет служу на казенной службе, – говорила Катерина Федоровна. – С семнадцати лет… И если б ещё пять прослужила, имела бы медаль за безупречную службу… Ха! Ха! И полпенсии получала бы…
– Скажите!! – вздохнул Николай, и лицо у него было глупое.
– А труд ваш легкий? – спросила Фимочка, разглаживая руками, усыпанными перстнями, складки шелкового платья.
С тонким юмором поглядела на неё Катерина Федоровна.
– Как кому! С девяти утра на ногах до десяти иногда вечера… Полчаса на обед, полчаса на завтрак. Праздники свободна… Надо иметь привычку и здоровье, конечно. Я не устаю…
За обедом, сервированным с необыкновенной роскошью, с фруктами и шампанским, Тобольцев заставлял невесту говорить об институте, и Катерина Федоровна дала волю своему природному юмору. Несколькими штрихами, неуловимой игрой лица, она набрасывала «типы» из этого странного институтского мира: учителей, дослуживающих пенсию; покойной начальницы-княгини, презиравшей труд, и бедность и в наивности своей толкавшей институток на разврат; классных дам, видевших врага и чуть ли не дьявола в каждом мужчине… серьезно уверявших институток, что от поцелуя родятся дети, а душа гибнет… Все хохотали, а Николай и Фимочка прямо-таки до слез.
– Батюшки! Да ведь это какие-то вымирающие чудовища! – крикнул Тобольцев. Катерина Федоровна развела руками.
– За что купила, за то и продаю, – объявила она, но с таким юмором, что хохот опять поднялся за столом.
После обеда Тобольцев попросил всех спуститься в будуар Фимочки и прослушать игру невесты. Катерина Федоровна глянула в зрачки Лизы и опять взяла её под руку. Так они обе вышли из комнаты. «Как сестры…»
В будуаре Фимочки, у пианино, лицо Катерины Федоровны вдруг резко изменилось, и это все заметили. Она словно на голову выросла. Брови сжались, щеки побледнели, а глаза загорелись. Хмурясь, она оглянула комнату… «Как много мягкой мебели!..» Потом руки её с такой нервной силой пробежали по клавишам, что женщины вздрогнули.
– Ай-ай! Как слаб инструмент! – сказала она вполголоса.
Фимочка так и вспыхнула.
– Восемьсот стоит…
– Слаб, слаб, – резко перебила Катерина Федоровна. – Не играю на таких! Боюсь струны сорвать. Будете сердиться…
– А вы полегче, – испугался Николай.
«Дурак!» – сказал ему взгляд Тобольцева. Он и Лиза стояли уже подле, оба жадно глядя в это новое лицо.
– Что играть? – нервным звуком спросила она, подымая на жениха потемневшие разом глаза.
– Вторую Рапсодию Листа, – шепнул Тобольцев и улыбнулся. «Это называется товар лицом показать».
Тоскливо-страстные и экзотические звуки раздались в комнате. И прекрасное лицо Анны Порфирьевны побледнело.
Катерина Федоровна была в ударе… её огневую игру оценили все, даже прислуга, которая вся толпилась за дверью. А в той части, где начинается бешеная скачка аккордов и целая вакханалия звуков, её поразительная техника и сила вполне поработили внимание Николая. Он знаками подозвал брата и Фимочку поглядеть на летавшие по клавишам руки пианистки. Ему в этом чудилось колдовство. «Ну-ну… и сила! Этакая ручка да пройдется по спине либо по рылу… Только держись!»»
С жалобным звоном лопнула струна. Николай шарахнулся в сторону, а потом испуганно поглядел на брата.
– Здорово! – шепнул Капитон.
«Вот он… талант! – думала Лиза. – Вот за что и полюбил…»
Катерина Федоровна кончила, сорвав ещё струну, хлопнула крышкой и встала с сверкавшими глазами. Тобольцев кинулся целовать её руки. Все её окружили.
– ещё, ещё! – молили Лиза и Фимочка.
– Чай, устала… Будет вам! – остановила Анна Порфирьевна. Она была заметно взволнована. Она всегда любила музыку.
– Это что же? – крикнул Николай, у которого лицо совсем посоловело. – Коли баба на портомойне белье вальком минут пять поколотит, так и то, гляди, без сил встанет… А тут – эвона! Сколько времени, да изо всей мочи!.. Как не устать?!
Катерина Федоровна громко и заразительно расхохоталась.
Николай не поверил, когда она сказала ему, что может два часа играть без устали.
– Да вы бы её в концертном зале двусветном послушали, – вмешался Тобольцев, – тогда и узнали бы силу ее… А здесь ведь звуки тонут, в этой «бонбоньерке»… Катя… нельзя ли ещё Брамса «Венгерские танцы?»
– Струны лопнули…
– Ну, как-нибудь… Это у тебя так выходит!.. Слушайте, маменька, красота какая!.. Слушай, Лиза!
Катерина Федоровна, с пылавшим лицом, вся преобразившаяся, новая и прекрасная, села опять на табурет.
Когда через час она уезжала, вся семья, вместе с Анной Порфирьевной, вышла её провожать в переднюю. Хозяйка и обе её невестки крепко поцеловали гостью. Стеша почтительно надела ей ботики, Капитон сам подал скромную шубейку. Федосеюшка с низким покдоном распахнула парадную дверь и глядела вслед, стоя, неодетая, на морозе, когда гости помчались по широкой и прямой, как стрела, улице.
– Вот так невеста! – ахали на кухне и в гостиной. А Тобольцев, счастливый и торжествующий, говорил Кате, что этот день он никогда не забудет.
III
Сожители Тобольцева продолжали свои ночевки и обеды. Хотя все они, благодаря стараниям Андрея Кириллыча, кое-как пристроились, но заработок был неверен. Притом каждый из них имел кандидата на кушетку или на диван. Эти кандидаты проводили у Тобольцева день, два, когда неделю, по-старому… Как ни досадовал хозяин, но изменить здесь ничего не мог; особенно когда среди кандидатов оказывался нелегальный. В эти дни, чтоб провести с невестой вечер, он должен был брать билеты в театр.
– Что делать, Катя? Не на улицу же мне их гнать! – сказал он ей как-то раз.
– Бывают же такие нахалы!.. Выживать человека из собственной квартиры…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
