На завтрак у них была рыба, которую Петр помогал ловить, но он мгновенно потерял аппетит, когда они почистили и приготовили ее.
— Запах, — объяснил он. — Она пахнет речной водой.
И несколько раз в течение утра, когда Саша наблюдал за Петром, тот внимательно вглядывался в лес, просто смотрел туда, пропадая где-то в собственных мыслях, а возможно и где-то еще.
Ветер, начавшийся с раннего утра, устойчиво дул с запада, и лодка постоянно поднималась на волне и терлась о свисающие с берега ветки. Саша взглянул на оставшиеся припасы и не мог приложить ума, как сделать так, чтобы они перестали таять. У них, в основном, оставалась репа, рыба и мука.
Он сделал оладьи. Петр согласился съесть их и выпить чаю с медом и сушеными ягодами.
И вновь, когда Саша чистил печку и выбрасывал золу, он оглянулся и увидел, что Петр стоит у поручней и не отрываясь смотрит на деревья. А когда он заметил, что тому лучше перейти поближе к середине лодки, то услышал в ответ:
— Я не думаю, что мы покинем этот берег. — И в голосе его звучала безнадежность.
— Ветер еще переменится, — сказал Саша, чувствуя неуверенность и теряя внутреннее равновесие от того, что Петр только что повторил его собственные мысли. Петр ухватился за одну из веревок, растягивающих мачту, и слегка передернул плечами.
— Я так не думаю, — сказал он, поднося тыльную сторону правой руки ко рту и продолжая смотреть в сторону леса. — Саша, я постоянно чувствую, что меня пытаются удержать.
— Она вырвалась?
— Думаю, что да. Может быть, она нашла новое дерево.
— Ты думаешь, что она могла убить Ууламетса? — Петр некоторое время молчал, а затем покачал головой. — Твоя рука все еще болит? — спросил Саша.
И вновь возникла пауза, словно вопрос был помехой его мыслям. Затем Петр тряхнул головой, делая отчаянную попытку отвести глаза от леса и взглянуть на мальчика.
— Я не боюсь идти туда, — сказал вдруг Петр холодным, но чуть смущенным тоном. — Но я думаю, что это довольно глупо. Это место пугает меня, вернее эта лодка. А там… Он вновь взглянул на лес, до которого было рукой подать. — Там тоже небезопасно, но мне кажется, что там у меня не будет таких ощущений страха, как здесь.
Петр явно просил совета. Саша не знал наверняка, но чувствовал, что в их попытке уйти отсюда была скрыта опасность, даже если бы и переменился ветер.
Но Петр, казалось, был чем-то связан с Ивешкой, и она каким-то образом влияла на него, не так как она могла это делать, будучи русалкой, а возможно, что ее сила в этом случае была явно ослаблена. А возможно, что и наоборот, ей пришлось использовать всю свою силу, чтобы не утащить его на дно, как это делают русалки. Но так или иначе, он не был свободен от ее воздействия даже когда ее не было рядом.
Более того, казалось, что Петр очень спокойно относился к своим предчувствиям: его предосторожности были вполне убедительны. Его рассказ о встрече с ней доказывал страдание и беду, в которой она была. Была весьма правдоподобная возможность, что Ивешка скрылась от своего отца и могла прибежать к ним, чтобы поговорить с Петром точно так же, как она пыталась сделать это раньше…
Вот с какой только целью?
— Ты считаешь, что мы должны отправиться туда? — спросил он Петра. — Войти в этот мрачный лес? И это не пугает тебя?
Петр лизнул рану на руке и через мгновенье покачал головой.
— Не так сильно, как перспектива оставаться здесь, где мы сейчас. Вот и все, что я думаю. Я не настаиваю, потому что не убежден в своих намерениях.
— Я думаю… — начал Саша, после того как глубоко вздохнул, чтобы дважды все обдумать, — я думаю, что все произошло не без причины: не просто так порвался парус, не просто так нас прибило именно к этому месту… А ты можешь теперь разговаривать с ней? Ты можешь сделать так, чтобы она пришла сейчас прямо сюда?
Петр сделал задумчивый вид, ухватился за веревку обеими руками и долго-долго смотрел в лес. Наконец он вышел из оцепенения и покачал головой.
— Это лишь кажущееся ощущение, но оно еще хуже.
И вот они ступили на берег. Свисающие ветки и торчащие из земли корни служили им своеобразным мостом и лестницей, ведущими к крутому берегу, напоминая о том, что возможно Ивешка и Ууламетс именно таким образом покинули лодку, по крайней мере так мог предположить Петр, если они покидали ее по своей собственной воле.
Последний страх покинул его, как только Петр сделал первый шаг с палубы. Но как только он повернул назад, чтобы помочь Саше подняться вверх со всем своим багажом, то в нем немедленно поселилось новое, еще более беспокойное опасение: он подумал, что Саша мог послушаться не потому, что Петр был прав, а всего-навсего потому, что Петр был старше, вооружен, и, несомненно, имел опыт в таких вещах, которые для мальчика были еще в новинку.
Возможно, продолжал раздумывать он, что все эти предчувствия, касающиеся лодки, не представляли ровным счетом ничего, кроме страха перед водой и ощущения близости подводной берлоги водяного… а возможно, что он нарушил какое-то очень тонкое равновесие внутри мальчика, чего он никогда не должен был бы делать.
И тогда он сказал, как бы забирая свои слова обратно:
— Но я все-таки не уверен в этом. Не знаю, прав ли я. А вдруг действительно, то, что утащило Ууламетса, на самом деле, еще сильнее?
Саша поправил веревки на узле с одеялами и корзиной, висящими у него за плечами.
— Тогда я думаю, что нам лучше отыскать это, — сказал он. — Помнишь, что ты сказал по поводу меча и колдовства? Если нечто не отстанет от нас, то мы должны подобраться к нему как можно ближе и сделать все, что в наших силах? И чем дольше мы будем ждать…
— Мне помнится, что я говорил что-что о дураках и о мечах, — чуть слышно сказал Петр и бросил настороженный взгляд на лодку, раздумывая над тем, что возможно, он приносит их обоих в жертву роковой и дурацкой ошибке. — А что если «что-бы-это-ни-было» хочет, чтобы мы сделали именно это? Ты не задумывался над этим?
— Да, — с некоторой важностью произнес Саша. — Я думал над этим. Но как еще мы сможем решить эту загадку?
— Бог мой, — тихо пробормотал Петр. Но упорно шел вперед мимо кустов вдоль кромки осыпающегося берега. Однако они стали чувствовать себя гораздо лучше, когда покинули лодку. Намного лучше, особенно после того, как Петр миновал первые заросли кустов и оказался среди деревьев, будто один шаг перенес его из конца зимы сразу в весну. Он осторожно вздохнул, огляделся вокруг, как сделал и Саша, посмотрел на зеленеющий под ногами мох, на свисающие с веток бледные листья. Ничего подобного он никогда не видел в маленьких садах Воджвода, и, разумеется, не мог видеть в мертвом лесу по ту сторону реки.
— Куда теперь? — спросил его Саша. Он хотел сказать, что не знает, но когда задумался над этим, то вместо ответа поднял руку и указал на первое же приглянувшееся ему пространство между деревьями, которое на вид лишь немного отличалось от окружающего их лесного однообразия, но почему-то отчетливо запало ему в голову…
Представить только, дурак отправился следом за мертвой девушкой! Все его друзья, когда узнали бы это, только покачали бы головой и сказали, что Петр тронулся рассудком.
И это было бы, по всей видимости, верно, подумал он, хотя никому из них не могла бы прийти в голову мысль, что она была призраком. А вот Саша Мисаров воспринимал этот факт как должное: он просто забросил за спину скатанные одеяла, подхватил корзинку, где у него лежало, как он сам говорил, самое необходимое, и отправился вслед за ним…
Саша тащил с собой горшки с солью, сушеные травы, крючки для ловли рыбы, котелок, чтобы готовить еду, и прочие подобные предметы, в то время корзина, которую нес Петр, была наполнена припасами и перевязками, про которые они не забыли при сборах: Саша потому, что он никогда не забывал о таких вещах, а Петр потому, что имел мрачные мысли на тот счет, что одному из них они могут очень пригодиться. Не говоря уже о том, что там же был кувшин с водкой, взять который они оба согласились с важным видом.
Какая-то птица вспорхнула с ветки, ругаясь на них. Кусты были усыпаны белыми цветами. Здесь даже окружавшие их звуки были другие: это был ровный шелест ветра среди листьев и живых веток.
— Действительно, это место более живое и веселое, — сказал Петр, разглядывая по дороге освещенные солнцем папоротники и ветки. Через этот лес идти было легко: деревья были стройные и высокие, а земля плавно поднималась и опускалась, и редко где встречались старые, с густо переплетенными и низко опущенными ветками деревья. Труднее всего было идти через папоротники, когда старые и большие все еще оставались под молодыми побегами и ноги путались в них, так как никакой тропинки здесь никто еще не проложил. Но все равно они шли очень быстро. — Здесь гораздо лучше, чем в лесу около дома, — сказал он, обернувшись назад в строну Саши, и уже собирался добавить, что, кроме того, у него нет никаких предчувствий относительно этого места.
