— Если бы она так поступила, то он должен был бы разбудить нас, — сказал Саша. — Ведь это он притащил нас сюда…
— Если бы он доверял нам, то тогда, может быть, и разбудил бы. Чего он, на самом деле, не сделал. И теперь мы знаем, что он сбежал вместе со своей дочерью. Ведь мы разговаривали с ней прошлой ночью, разве ты забыл? И в это время, черт возьми, он не торопился со сборами, или мы спали крепче обычного, как он этого мог пожелать. Ведь если ты спал, ты ведь ничего не можешь сказать о произошедшем. Так ведь?
— Нет, — сказал Саша.
— И что тогда? Разве мы чем-то обязаны ему? Ведь он был очень опасен для нашей жизни.
— Он чрезмерно опасен, — сказал Саша, — и он, несомненно, пожелал, чтобы лодка оставалась в безопасности, и, может быть, чтобы она причалила именно к этому берегу. И если мы попытаемся сдвинуть ее с места…
— Этого ты не можешь знать.
— Я не могу знать, что он не сделал этого, но будь я на его месте, то обязательно поступил бы именно так. Я должен был бы желать этого изо всех сил.
— Но он мог бы сказать, что уходит, и то, что он заставил нас уснуть совсем не очевидно. Сделал ли он это? И то же самое касается лодки.
— Я не уверен в этом.
— А ты и не можешь быть всегда уверен! — сказал Петр. — Иногда ты просто должен отважиться на поступок. Вот ты печешься об Ууламетсе. А я беспокоюсь гораздо больше о следующей ночи, которую нам предстоит провести на этой реке. И если Ууламетс не смог пересилить желание своей дочери, или водяного, или кого-то еще, я прошу прощенья, Саша Васильевич, но я не уверен, что тебе удастся сделать это. Итак, что мы собираемся делать сегодня ночью?
— Мы не будем в безопасности, если окажемся на середине реки. Ведь мы уплыли так далеко от дома…
— Пусть этот дом убирается к черному богу. Мы отправляемся в Киев. И забудь этого старика, он не нужен тебе.
— Он нужен мне, — сказал Саша. — И если он не вернется, я все равно отправлюсь туда.
— Но зачем? Ведь ты освободился от него! И ты никогда не верил в его бредни. Это он хотел, чтобы ты поверил, будто не сможешь обойтись без него. Так поверь лучше мне, почему бы тебе не сделать этого?
На что Саша ответил ему приглушенным голосом:
— Петр, я ведь не уверен, так ли я все делаю. Я не уверен даже в том, что я уже сделал. И мне становится страшно от этих мыслей…
— Это все потому, что наслушался его болтовни. Забудь об этом! Давай выведем лодку на реку и оставим это место. И покончим на этом.
Он уже привставал с места, когда Саша ухватил его за руку.
— Нет! — сказал он. И внезапно Петр засомневался в своей правоте, и так же внезапно вновь уселся на палубу, слегка подрагивая. А Саша продолжал: — Пожалуйста, подождем до завтрашнего утра. А завтра утром мы отправимся.
Петр с подозрением взглянул на него, чувствуя внутреннюю досаду, но Саша был непреклонен. Он сжал челюсти и не отворачиваясь глядел Петру прямо в глаза, так прямо, как только мог.
— Ты что, хочешь меня околдовать? — спросил Петр. — Но я не люблю этого. Я должен забрать эту лодку и…
Но неожиданно он почувствовал огромное нежелание делать это, и подумал о том, как временами Саша оказывался прав.
— Прекрати, — сказал Петр.
— Нет, — сказал Саша, — я не остановлюсь.
Они оба были выведены из себя этой размолвкой. Петр, между тем, подумал о том, что мог бы встать, обрубить веревки, удерживающие лодку, и отчалить…
— Вот черт возьми, — сказал он и, подойдя к борту, обращенному в лес, ухватился за поручни, чтобы доказать это на деле.
Но не мог же он, на самом деле, сойти с ума. А всего этого было вполне достаточно, чтобы свести с ума любого. Он смотрел в лес и думал о том, что там было самое удобное место, где можно было провести ночь, нежели на реке, и ведь он знал — черт побери! — откуда у него такое представление.
Он стоял так некоторое время, склонив голову и сложив на груди руки, постоянно ощущая, как Саша желал ему не терять душевного равновесия. Но сам, тем не менее, продолжал злиться. Затем он повернулся кругом, словно подгоняемый милосердием, исходящим от мальчика, и сказал:
— Послушай, малый, это в конце концов невежливо.
— Извини, — сказал Саша со всей искренностью.
— Извиниться — это еще не значит исправить положение! Не пытайся перечить моим намерениям! Никогда не пытайся делать этого по отношению к своим друзьям!
— Но у меня нет выбора, — сказал Саша.
— Почему? Потому что Ууламетс хочет удержать нас здесь? Или потому что этого хочет кто-то еще? А что если ты ошибаешься и это вовсе не твое желание? Ты можешь хотя бы сказать это?
— А если это как раз то самое, что гораздо сильнее меня, — сказал Саша после минутной паузы, — тогда ты уже не будешь спорить относительно того, что делать, если оно этого не хочет? Так?
Саша проявил некоторые признаки рассудка. Петр очень надеялся, что это именно так. В противном случае окружающий мир давно бы разрушился.
Сашиному желанию не сходить с ума было чертовски трудно противостоять.
Петр вернулся туда, где он только что сидел до этого, и хлопнул рукой по стене палубной надстройки, будто она была во всем виновата.
По крайней мере, у него появилось чувство, что он может на что-то положиться.
Саша подошел и сел рядом с ним, раскаиваясь, как тут же представил себе Петр: он отжал воду с перегревшейся тряпки и вновь обмотал его руку, продолжая глядеть на Петра.
— Петр, пожалуйста.
— Не пытайся даже заговорить со мной. — Петр решил поскорее сказать это, чтобы не дождаться того момента, когда почувствует жалость к мальчику. Но он все же взглянул на него, и увидел, насколько тот был потрясен, будто боль от собственной руки Петра прошла через него.
По крайней мере, он воспринимал это как собственные чувства.
— Завтра утром, — сказал мальчик дрожащим голосом. — И меня не беспокоит, каково будет твое внутреннее состояние, я только не хочу, чтобы с нами что-то случилось.
— А кто сможет остановить нас? — возразил ему Петр. — Разве не ты как-то говорил, что колдуны легче всего подвержены воздействию? Может быть, ты просто ничего лучшего и не знаешь? Такая мысль никогда не приходила к тебе?
— Приходила, — сказал Саша. — И я вовсе не хочу, чтобы ты злился на меня. Извини, что я не могу этому помочь, но что я могу поделать? — Казалось, что Саша исчерпал все свои мысли. Он склонил голову, обхватил ее руками, погрузив пальцы в волосы. — Но не торопись покидать это место. Будь терпелив. Не делай ничего, похожего на это…
Тем временем, боль в руке заметно уменьшилась. А мальчик продолжал сидеть, положив голову на руки, обдумывая все, что он мог еще использовать, чтобы облегчить страдания Петра, на что тот так надеялся. Тот же чувствовал, как его раздражение стихает, и все еще никак не мог понять, сам он тому причиной или так Саша решил за него.
Он резко привалился спиной к стенке палубной надстройки, сжал челюсти и некоторое время смотрел на Сашу. Ему казалось, что они оба были безнадежно безумными, и тут же вспомнил о своих первых днях, проведенных в его компании, будто эти мысли могли помочь ему обрести равновесие.
Но что можно было вспомнить о том времени, если только… Если только исключить попытку Саши атаковать водяного для спасения Петра. Тогда у мальчика был только горшочек с солью да обычная палка. Но почему-то именно этого Петр никак не мог забыть.
— Ты хочешь, чтобы я вспомнил это?
— Что? — спросил Саша, бросая вверх растерянный взгляд.
Он выглядел достаточно невинным. Но при этом, он никоим образом не сомневался, что может доверять Саше. Что пугало его при этом, так это степень той веры, которую он должен был допускать, находясь рядом с колдуном.
— Позволь сказать тебе, — заметил Петр, — что я даже не представляю, сколь сильно Ууламетс мог воздействовать на нас. В том, что он мог это сделать, я не сомневаюсь, и возможно, он проделал это так искусно, что ни один из нас не смог поймать его за руку, но все же я так не думаю. — Он намочил тряпку, а затем отжал ее, получив таким образом возможность наблюдать за сашиным бледным лицом. — Окажи мне любезность. Не повторяй таких вещей в очередной раз, это не подходящий способ обращаться с людьми.
— Я никак не хотел этого делать… Я всего лишь не хотел, чтобы ты погиб!
— Чудесно! Этого же не хотел и я. Тебе кажется, что лодка так или иначе заколдована. Я же думаю, что здесь поблизости есть нечто, которое получило кое-что на завтрак, а теперь уже подходит время ужинать. И что ты скажешь на это?
— Я знаю, как можно остановить его.
— Хорошо. Я очень рад этому. Так почему же все-таки мы не можем отправиться в плаванье ночью?
— Потому что оно может перевернуть лодку.
— Но если мы воспользуемся твоим желанием, наверное этого не случиться.
— Я не знаю его настоящей силы. — Саша прикусил губу и добавил: — Я не уверен, что не оно порвало нам парус.
